Он оглядел бойцов и скомандовал:
– Подъем, выходи строиться!!!
G
Кряхтя и сопя, ошалевшие от темноты карапузы и их спутники поднялись на ноги и побрели за Пендальфом. Но уже через какой-то десяток шагов тот остановился и запрокинув голову, уставился куда-то вверх. Там на черном фоне резко выделялось светлое пятно открытого колодца.
Пендальф прищурился, поднес к глазам сложенную черпаком ладонь и на секунду замер.
– Что это там черненькое белеется?
Высоко вверх по всей длине шахты уходили вбитые в стену штольни проржавевшие скобы. Пендальф ухватился за нижнюю, неожиданно легко подтянулся на ней, словно испытывая на прочность, и с ловкостью заправского юнги полез к свету. Остальные, неуклюже цепляясь за холодный металл, поползли за предводителем, не желая оставаться в вонючем коллекторе.
Добравшись до люка, Пендальф по пояс высунулся из шахты, огляделся – глаза с трудом привыкали к свету, но когда привыкли, увиденное настолько поразило старика, что он, свесившись обратно в лаз, воодушевленно проорал, словно старался подбодрить своих спутников, с трудом цеплявшихся за скользкие скобы:
– Б-а-а-а-тюшки, это же подземный город коротышек.
Глава девятая.
РАЗБОРКИ В МАЛЕНЬКОЙ УМОРИИ
Мне к любимой не пройти,
могут встретить но пути «местные».
Группа «Сектор Газа»
Вываливавшимся на поверхность было не до местных красот, они были рады уже глотку чистого воздуха, и только впечатлительный Сеня нашел в себе силы оценить окружавший их пейзаж:
– Да тут красиво, как в метро «Автово»!
Люк, из которого выбрались компаньоны, оказался рядом с красной кремлёвской стеной, как раз в том месте, где теснились могильные таблички, среди которых даже неопытный взгляд мог разглядеть совсем свежее захоронение, Гиви бросился прямиком туда.
Не сразу разобравший, в чем дело, Пендальф попытался окрикнуть гнома:
– Гиви! – Но тот уже не реагировал на происходящее вокруг, он подбежал к стене, уткнулся в кирпичную кладку лбом и запричитал:
– Нэт! Нэт! Нэт!
Пендальф подошел к стене, уставился на эпитафию и, откашлявшись, громко прочел:
– «Спи спокойно, старый товарищ Балин, стахановец вечный».– Он посмотрел на Гиви и попытался подыскать какие-то слова утешения.– Значит, помер твой братан… Какая неприятность!
Кто-то тронул его за плечо, Пендальф оглянулся – и Лагавас горячо-горячо принялся нашептывать ему:
– Натто ухотить. Нелься тут садершиваться.
Пендальф отстранил эльфа, опустился на одно колено, достал из вороха венков здоровенную амбарную книгу и с выражением принялся читать:
– «Я веду прямой репортаж из главной пещеры. Они захватили мост и вторую залу. Примерно две роты, штыков двести. Пулеметы на флангах. Если прижмут к реке – крышка. Никаких гарантий. От пуль темно. У меня кончаются чернила, всё пропало. И напоследок – берегите себя!!!»
Мерин Гек, последним поднимавшийся из коллектора и зацепившийся штаниной за последнюю скобу, все еще наполовину торча из люка, с ужасом слушал повествование. Когда Пендальф для пущего пафоса театрально захлопнул книгу, дочитав последние строчки, донельзя впечатленный карапуз покачнулся, руки его разжались, и ящик защитного цвета, который он нес, с грохотом провалился в люк. Пендальф аж подпрыгнул от злости:
– Придурок! Я если бы ты нес патроны?! Где-то внизу рвануло так, что кремлевская стена, казалось, качнулась, взрывной волной Гека выкинуло из люка и порядком приложило головой о качественную мраморную плиту с какой-то труднопроизносимой фамилией.
«Вот тебе, бабушка, и мемориал Гранаткина» – эта мысль, невесть откуда забредшая в его тупую башку в тот момент, не давала покоя Геку до самой смерти.
И не сносить бы ему головы, да судя по нетрезвому пению про Мурку, возникшему где-то за кремлевской стеной, тряхнуло не их одних!
Лагавас вскочил на ноги:
– Урки!
Через мгновение в нескольких метрах от них распахнулись покосившиеся ворота, из которых вывалилась толпа гопников. Аккуратно раздвинув ошалевших карапузов, внезапно оказавшихся ближе всех к группировке отборных отморозков, и на ходу разминая шею, вперед выдвинулся явно соскучившийся по старому доброму мордобою Агроном:
– Все назад, щас будет махач!
Впрочем, отморозки быстро показали – за ними не заржавеет. С тем же понтом раздвинув своих корешей, на передний план из толпы гопников вышел здоровенный бегемотообразный толстяк в ватнике.
Баралгин аж присвистнул от удивления:
– Фигасе!!! Они мумми-тролля привели!!!
Гиви вспрыгнул на ближайшую могилу и выхватил из ножен здоровенный кинжал:
– Запускайтэ па одному! Я им покажу, гдэ роки ночуют!!!
О таких битвах не слагают песен скальды и не рассказывают седые ветераны. От таких битв не остается воспоминаний, потому что некому вспоминать. Короче, махач был чисто реальный!
В ход шло все, что попадалось под руку,– булыжники, куски арматуры, битые бутылки. Если бы на стенах висели ружья, их обязательно вставили бы кому-нибудь пониже поясницы. Гек, к примеру, размахивал вырванной давешним взрывом скобой из канализационной шахты. Агроном и Пендальф палили с колена с удивительной кучностью, убивая каждым выстрелом не менее десятка жуткорожих гопников. У тех же, наоборот, боевые действия совершенно не ладились – в лучшем случае их пули сбивали ветви с елей по соседству да крошили мраморные плиты, в худшем – рикошетили от стен, укладывая наповал всё тех же урок.
Вокруг громоздились горы трупов, и только здоровенный толстяк всё ещё оставался жив и невредим. Его единственным, но грозным оружием оказались кулаки размером с пудовую гирю, которыми он уже успел отдуплить Лагаваса, и теперь, грозно рыча, носился между трупами, подыскивая толкового спарринг-партнёра.
Он уже был готов броситься на Баралгина, когда наперерез ему, сжимая в руках невесть где притыренную двустволку, бросился Фёдор и с близкого расстояния разрядил оба ствола прямо в заросшую волосами переносицу.
Наблюдавший за происходящим с почтительного расстояния Сеня аж присвистнул от удивления:
– Ни фига себе. Чистый Quake!!!
Его голос утонул в противнейшем хрусте ломаемых ребер – уже мертвый толстяк пробежал по инерции еще несколько шагов, ноги его заплелись, и он рухнул навзничь, подминая под себя офигевшего в атаке Фёдора.
Наступила какая-то пронзительно мгновенная тишина, и только тихие стоны, доносившиеся из-под исполинской туши, привело Сеню в чувство.