– Скажи, почему тебя так странно зовут – Ман-Кей? – спросил Шершавый.
– Имя мое символическое, практически нервно-паралитическое, имеет значение аллегорическое, смысловое содержание специфическое, в чем-то даже политическое…
– А короче можно? – оборвал словесный поток бурундукиборг.
– Ладно, ладно, не канючь! Ман – человек, а Кей – ключ.
– Так ты человеческий ключ, что ли?
– Вот ключ, – Эм Си схватился за позолоченный знак фунта стерлингов и потряс им перед носом Шершавого. – Это денежная единица, на нее многое может продаться-купиться. Мой папаня, гангстер навек, говорил, что именно за нее держится человек, именно на нее все старается мерить. Сам понимаешь, я не мог не поверить.
История символа, который Эм Си таскал на шее, была более прозаичной, чем значение, вкладываемое афро-англичанином в свою цацку. Позолоченный фунт действительно был ключом – когда-то клоун Пулькин-Дулькин открывал им пивные бутылки. Хвостик стилизованной буквы «f» идеально подходил для этой цели. Однажды Пулькин-Дулькин повесил фунт на шею отца Эм Си, сказал: «Носи, человекообразина ты моя задушевная, ключ человечий» и ушел из цирка. На пенсию. Так и родилось имя Ман-Кей.
Возможно, если бы речи Ман-Кея о денежном ключе услышал кто-нибудь из людей, то им было бы что возразить критику-шимпанзе. Разумеется, не все в нашем мире меряется на деньги, но что еще способен увидеть артист бедного шапито, кроме беспрерывного торга? Надо же было как-то выживать цирку.
С момента, когда шимпанзе, скунс, кенгуру и петух сбежали из цирка, прошло много времени. Жизнь Эм Си круто изменилась, перед ним открылась масса новых возможностей. Он встречал зверей, близких по интересам, и незаметно отдалялся от старых друзей. Они уже не понимали его остроты.
Может быть, об этом стоило поразмыслить. Ман-Кей дал себе зарок подумать на эту тему и вернулся к трепотне с Шершавым.
Совет Михайло, Лисены, Сереги, Гуру Кена и Петера прошел на узенькой продолговатой поляне. Сквозь деревья просматривалось поле, раскинувшееся на другом берегу речки. Где-то в стороне находились хутор и памятный мосток, но их отсюда видно не было.
– Полагаю, всем ясно, что задача нарисовалась не из легких, – приступил к делу Ломоносыч. – Мы, конечно, гоняли четырех, как говорят в Тамбове, отморозков. Ну, справлялись и с парочкой браконьеров. Это факт. Но, насколько я понимаю в людях, сюда явятся десятка два мужиков со всякими инструментами да машинами. Это вам не четыре хулигана. Соображения?
– Я есть иметь сведения про человечий стройка! – откликнулся Петер. – Большие трактора, огромный пустырь, много камень, много человек, шум, лязг, а через несколько месяцев – дом.
– Ага, я так себе и представлял, – сказал Михайло.
– Сначала они захотеть делать площадка, привезти техника, только потом ломать, – добавил Петер.
– Вот это уже лучше, – включилась в обсуждение Лисена. – Значит, у нас будет несколько дней даже после того, как они появятся.
– Именно, – удовлетворенно кивнул медведь-губернатор. – В этой связи у меня есть опять-таки два предложения. Будем действовать методом запугивания и путем наглых диверсий. У этих мест есть отличная предыстория с проклятьем. Не использовать ее – грех.
– Согласен, – осклабился Серега. – У меня появились смутные идеи насчет того, как можно использовать начинку погребка, который мы сегодня посетили.
Михайло стукнул лапой по земле:
– Отлично. Стало быть, умы заработали. А теперь – первые конкретные задания. Ты, Василиса, беги в ближний хутор. Подслушивай, вынюхивай, собирай все сведения, которые касаются будущей стройки. Ты, Петер, пой соловьем, поднимай дух личного состава рыцарского замка. Вот…
– А я? – поинтересовался волк.
– А ты повыть можешь? – Косолапый смотрел серьезно, и Серега подумал, что медведь все-таки не шутит.
– Повыть? Не сезон же вроде…
– Не ради искусства спрашиваю, – строго сказал Ломоносыч.
– Попробую, – ответил серый.
На том и порешили.
Глава 3
Бывает, сядешь за разработку детального антикризисного плана, напряжешь мозговые извилины, а тут – бац! – оказывается, что опоздал. Пока ты готовился к беде, она взяла, подлая, да и наступила.
Утром в лесу что-то зарычало, загрохотало, а потом к руинам замка вышли трое: новоиспеченный хозяин земли – хмурый энергичный мужчина тридцати пяти лет, облаченный в легкий деловой костюм и дорогие туфли, главный строитель лет сорока и невысокий рыжий мальчик.
Пацан глядел на развалины широко распахнутыми глазами. На восторженном веснушчатом лице застыла особая мальчишеская полуулыбка, словно говорящая: «А вот и главные тайны да сокровища мира!»
– Папа, – тихо обратился паренек к хозяину угодий, но тут совсем близко завизжали пилы, и разговор превратился в крикливый обмен репликами.
– Что?! – заорал мужчина.
– Вы это мне, пан Гржибовский?! – пробасил начальник стройки.
– Нет! Мне! – замотал головой мальчишка.
– Сын, что ты сказал?!
– Папа, здесь здорово!..
– Что здесь?!..
– Здо! Ро!! Во!!!
– Ась?! – вклинился строитель, снимая каску.
– Сделайте свой шум потише, мне надо поговорить с сыном! – гневно отчеканил хозяин.
Главный строитель обернулся к лесу, где между деревьями маячили оранжевые фигурки рабочих. Строитель махнул каской, мол, как скажете, и взревел ничуть не тише пароходного гудка:
– Шабаш, хлопцы!
Адский визг сразу стих.
Наступила невероятная тишина, она неожиданно надавила людям на уши, но через несколько секунд слух вернулся, и пан Гржибовский обратился к строителю:
– Не нужно демонстрировать мне бурную работу, пан подрядчик. Я читал смету, видел план. Мне не нужно знать, что и как вы делаете. Я плачу за результат. Не уложитесь – пеняйте на себя. Я не буду лазить по округе, мешая вам, только зарубите себе на носу: когда здесь я, шума быть не должно. Вы поняли?
– Понял, пан Гржибовский, – понуро кивнул строитель.
– Что ты сказал, сын мой? – строго поинтересовался пан Гржибовский.
– Папа, неужели ты решил восстановить этот замок?
– С какой стати? – хмыкнул отец. – Здесь будет суперсовременный четырехзвездочный отель. Люди готовы платить кучу деньжищ за то, чтобы болтаться по лесу с ружьем и стрелять дичь. Ты еще молод, а как подрастешь – сам поймешь все выгоды моего проекта. Ну, иди, посмотри на развалины, а я закончу разговор с паном строителем.
Пан Гржибовский слегка хлопнул паренька пониже спины, и тот отправился к руинам.
Шлепок раздосадовал мальчика. Он понимал: отец таким способом безыскусно показывает ему свою приязнь. А может, и не ему… В любом случае, двенадцатилетний парень считал, что достиг возраста, когда родители должны проявлять внимание к детям другими способами. У мальчика даже покраснели уши от стыда.