На командирской башенке люк вообще запирался двумя защелками на пружинах. Их здоровый человек с трудом открывал, а обожженный или контуженый точно не смог бы. Танкисты сразу снимали эти пружины, оставляя лишь защелки. Когда танк подбит и горит, счет идет на секунды. Такие переделанные защелки люков спасли жизнь экипажу «соточки», когда их на Курской дуге поджег «фердинанд».
Ременной запор, который, по идее, должен был спасать жизнь танкистов, не был рассчитан на злоумышленника. Похоже, вор был в курсе, как и что брать. Кроме двух снарядов, из «тридцатьчетверки» ничего не пропало.
— Может, самоверы? — спросил Ковалев и сам же ответил на свой вопрос: — Нет, они и иголку чужую без спросу не возьмут. Религия не позволит. Им проще рубаху с себя снять и отдать, чем покуситься на чужое добро.
— Я тут подумал… — Иван попытался высказаться.
— Не пугай меня. Он «подумал», — перебил приятеля Чаликов. Верный себе, Виктор в любой ситуации не упускал случая подковырнуть Суворина.
— Товарищ сержант Суворин, говорите. — Ковалев был готов выслушать любую версию, лишь бы побыстрее разобраться в неприятной ситуации.
— Так вот, я подумал… — Суворин запнулся и, покосившись на Виктора, продолжил: — и вспомнил. Когда мы в первый раз пили мальвазию, Великий Дракон рассказал, как в первый раз встретился с Нерингом. Помните?
— Точно! — встрепенулся Марис. — Неринг со своей танковой ротой охранял раскопки в Майнце. Там он увидел амфиптера и с перепугу шарахнул в него парой бронебойных. Великий Дракон потом его еще благодарил, ему это только энергии прибавило.
Чаликов вкрадчиво отметил, что эта версия выглядит несколько странной. Посудите сами, кто будет подрывать себя танковыми снарядами? Нет, ни один человек этого не сделает в мирное-то время. Ковалев тут же согласился с ним и с просительными нотками в голосе поинтересовался у Виктора, нет ли у него какой-нибудь другой версии в запасе. Например, помнит ли стрелок-радист, что штандартенфюрер не совсем человек. Чаликов признался, что, к сожалению, никаких других версий у него нет. Насчет того, что эсэсовец наполовину гарх, он забыл, но уверен, что 85-миллиметровый калибр может пригодиться лишь наводчику, да и то только в момент зарядки орудия. Капитан скривился и сказал, что это плохо, что забыли, утратили бдительность, расслабились, и вот результат…
— Интересная картина получается, — Степаныч потер подбородок. — Если Неринг рассказал об этом Краусу, то, возможно, он как-то собрался использовать эту информацию и что-то предпринять.
Или не он, а гарх, затаившийся в нем. Самим нам в этом ребусе не разобраться. Итак, необходимо, во-первых, узнать у Неринга, не рассказывал ли он о том случае Вальтеру, и, во-вторых, надо сообщить о пропаже Линду или Великому Дракону.
Суворин нахмурился, пытаясь осмыслить все услышанное. На его взгляд, все решалось намного проще. Он с ходу предложил:
— А чего ждать?! Все по местам, я за рычаги — и вперед. Пообщаемся с фашистом на ощупь. — Он выразительно стукнул кулаком в раскрытую ладонь. — По-любому у нас снарядов больше. Чужие здесь не пляшут. Я так и знал, что эсэсовцу веры нет. — Суворин не собирался успокаиваться. Баловень шальной удачи, он всегда был за решительные меры и скор на решения. — Я нутром чуял, что от этого фрица добра не жди.
Танкисты вопросительно смотрели на командира, последнее слово оставалось за ним.
— Тихо! — громко произнес Ковалев. Он снял с шеи шнурок с белым жетоном-коммуникатором и начал нажимать на значки. — Сообщение Великому Дракону я отправил. Пришла пора навестить Неринга. А потом…
Что они будут делать потом, Степаныч не успел сказать. Из-за низкого декоративного плетня, огораживающего двор их дома, раздался знакомый голос.
— Здорово, камрады! — Виктор Неринг собственной персоной стоял, опираясь на изгородь. Полковник вермахта, краса и гордость бронетанковых войск Германии, кавалер Железного и Рыцарского с дубовыми листьями крестов был одет в белые самоверские одежды. В зубах он держал стебелек травы. — Вот, решил к вам заглянуть и пригласить всех сегодня к нам в гости. У нас с Эльзой юбилей. Пять лет, как мы вместе. Отметим, как положено.
— Ты Крауса давно видел?! — не поздоровавшись, выпалил Суворин. Он всегда оказывался впереди всех. И на этот раз заслужил хмурый взгляд Ковалева. Тот предпочитал действовать обходительнее.
Поздоровавшись с немцем, танкисты двинулись к плетню. Марис последним присоединился к ним.
— Что за вселенская тоска приключилась? — Немец разглядывал лица танкистов, гадая, что могло случиться в этом райском уголке.
— С Вальтером давно общался? — повторил вопрос капитан. На вежливые реверансы времени не было.
— Недавно. — Неринг опешил от такого напора. — Точнее, вчера. Краус примчался ни свет ни заря. Рано утром. Весь в расстроенных чувствах и побритый лишь наполовину.
— Это как? — удивился Марис. — Наполовину выбритый или наполовину недобритый? — Он во всем любил точность, но от волнения запутался в словесных оборотах.
— Да подожди ты! — шикнул на него Чаликов. — Говори, что дальше было.
Полковник вермахта выплюнул изжеванный стебелек и продолжил:
— Вот я и говорю. Лицо в мыльной пене, одна щека выбрита. Скорее всего, побрит… наполовину. Прибежал утром и босиком. По-моему, ему кошмар какой-то приснился. Нес какой-то бред.
— Поконкретнее можно, ага? — не выдержал Иван. Казалось, еще немного — и он начнет подпрыгивать на месте от переполнявших его эмоций. — Что говорил? Почему в пене? Бритва в руке была, ага?
— Бритвы не было, а помазок, кажется, был. — Сбитый с толку Неринг старался припомнить вчерашний разговор, которому не придал особого значения. — Вальтер сказал, что во время бритья с ним заговорило зеркало…
— Приехали! Вот те раз, говорящее зеркало, — крякнул Ковалев.
— Вот те два! — невозмутимо продолжил полковник. — Он сказал, что зеркало открыло ему на все глаза. Оно рассказало, что все мы здесь как в концлагере у Хранителей. Представляете, ну, или в резервации. Комфортабельной, но резервации. Еще Вальтер сказал, что он точно знает: из лагеря есть только один выход.
— Какой? Не тяни! — опять перебивая, не вытерпел Иван.
— Не знаешь, что ли?! — прошипел Ковалев. — Выход из лагеря один — через трубу крематория. В виде дыма.
— Не может быть. Линд такого не позволит, — серьезно сказал Витька. — Не такой он человек. Я уж знаю.
— Здесь не может, — согласился Степаныч. — В другом месте запросто. Похоже, наш новый знакомый спятил. Начал с зеркалом разговаривать, а потом его вон в какие дебри занесло.
— Я думал, сегодня вечером соберемся, выпьем, расслабимся, поболтаем, то да се, — виновато развел руками Неринг. — Все обсудим, он и успокоится. Снимет стресс. Я помню, у меня один командир взвода со своим танком постоянно разговаривал, и, похоже, «тигр» ему отвечал. Никто, правда, диалога не слышал. В остальном нормальный обер-лейтенант. Воевал как все. Хорошо. А тут какие-то зеркала заговорили, советы непонятные дают. Я думал, пустяк. Да?