Сказки для Марты - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Дейч cтр.№ 22

Исаак ответил на это: "Помимо меня будут у вас заступники и защитники перед лицом Его. Но если не поумнеете и не возвыситесь душой, станете так или иначе бедствовать и страдать." Мы попросили его: "Поговори с нами об этом", и он открыл книгу на другой странице, понюхал её и прочёл вслух:

…молчание мое создало высший Храм, бина, и низший Храм, малхут. Люди говорят: «Слово - золото, но вдвойне ценно молчание». «Слово - золото» означает, что произнес и пожалел. Вдвойне ценно молчание, молчание мое, потому что создались этим молчанием два мира, бина и малхут. Потому что, если бы не смолчал, не постиг бы я единства обоих миров».

Тогда мы спросили его: "Как же в молчании происходит твоё заступничество?" Исаак ответил: "Молитва хороша, но лучше молитвы танец. Я пляшу с вами и так беседую во Храме." Мы вспомнили, что часто потешались над ним, видя как слепой пляшет, и устыдились этого, и вышли от него.

На другой день Исаак умер и мы снова собрались в его доме, чтобы узнать кто станет теперь ответствовать перед Господом. С тех пор мы ежедневно собираемся после вечерней молитвы. Мир до сих пор стоит и звёзды не гаснут, - значит ли это, что кто-то взял на себя заботу, но не пожелал объявить нам об этом? Мы говорим, мы спорим, мы спрашиваем, мы читаем и записываем. Увы, это - всё, что мы можем.

PalaisDeMari

Вальс. Мортон кружит по комнате, сжимая в объятиях нимфу. Нимфы в комнате нет, но Мортон об этом не знает. Возможно, он об этом позабыл. Возможно, когда это начиналось (вальс!), он ещё помнил, что один-одинёшенек в комнате, но за четыре минуты и тридцать три секунды стремительного кружения мир существенно переменился. Запомни, Мортон: если ты вальсируешь в пустой комнате - четыре на три метра - в трусах и майке, с потухшей сигаретой в зубах, без очков (полуслепой), стало быть у тебя гости.

Стало быть, у тебя не просто "все дома", у тебя дома даже те, кого ты сегодня не ждал, о чьём существовании не догадывался всего каких-то N-адцать минут назад.

О нимфе: её не видно (что, вобщем-то неудивительно), зато а) хорошо слышно как шелестит платье, характерный шорох, я бы сказал - соблазнительный, совершенно верно - соблазнительный шорох и б) запах духов: этот запах ни с чем не спутаешь, так пахнут хорошие духи - не в магазине, и не так, будто нюхаешь их из флакона, этот запах уже прошёл все этапы алхимической трансформации, смешался с ароматом кожи (мельчайшие бисеринки пота), ткани, и в) дыхание - я чувствую её дыхание, не спрашивайте каково это - дыхание нимфы, но самое главное: г) её голос.

Мортон!

Да, моя радость? Я весь к твоим услугам. Ещё один круг, и ещё. И ещё…

Это могло бы длиться целую вечность, если бы не внезапное открытие: они танцуют без музыки. Что за удовольствие каждую четверть объявлять шёпотом: раз-два-три, раз-два-три… Так дело не пойдёт. Ты можешь пока посмотреть пластинки, налей себе что-нибудь выпить, я всё устрою… Будь здесь. Никуда не уходи. Я сейчас…

Мортон надевает очки и спешит в ванную комнату. Тут главное: протиснуться к раковине так, чтобы ненароком не увидеть себя в зеркале. Он не знает наверняка, но это вполне очевидно: стоит посмотреть на себя - небритого, с всклокоченными волосами, в майке, которая когда-то была белой, а теперь напоминает скатерть на столе забегаловки после хорошей ночной пьянки, итак - стоит посмотреть на себя, увидеть себя такого, и ты - покойник. Никаких больше танцев, шелестящее платье придётся отменить (возможно - навсегда), и - в душ. И - за работу. И - на лекцию шагом марш. Мортон, ты помнишь, что у тебя сегодня лекция в десять-ноль-ноль?…

Ни в коем случае. Он отворачивается, снимает очки, кладёт их на шкафчик для купальных принадлежностей (злорадно ухмыляясь: теперь даже если он увидит себя в зеркале, ничего не случится, без очков ты - всего лишь беспомощный силуэт, размытый, расплывчатый, тьфу на тебя) и смело двигается дальше.

Он знает тут всё наощупь.

Перво-наперво - отворить кран. Важно чтобы вода не текла струйкой, а равномерно капала, хорошо бы положить в раковину что-нибудь металлическое. Капли будут падать, металл будет вибрировать. Ритм получится неравномерным, но нам и не нужен равномерный ритм. Нам нужен естественный ритм - как будто вода капает из крана. Она САМА капает, ей НРАВИТСЯ так капать. Она знает САМА как ей капать.

Ну вот, сделано.

Теперь - на кухню. Нужен холодильник. Не просто холодильник. Нужен холодильник марки "Хоннекер" 1974-го года выпуска, который плохо морозит, зато хорошо стучит, когда заводится мотор. Мотор периодически заводится. Невозможно заранее сказать когда это случится. В этом всё дело.

Вот, собственно, какой холодильник нам нужен. Вот этот. Чудо из чудес: нам нужен ровно такой холодильник, какой у нас уже есть. С 1974-го года, кстати говоря, у нас имеется этот замечательный холодильник. Поди поищи "Хоннекер" где-нибудь там, за пределами нашего ТЕПЕРЬ - ведь ни за что не найдёшь, а тут - всё под рукой, стоило выйти на кухню…

Клянусь, у нас будет музыка, лучшая из всех возможных. Потерпи, осталось совсем немного. Практически - ничего.

Вода капает. Я положил ей чайную ложку. Я перевернул чайную ложку. Она звенит - всякий раз когда капля падает и разбивается вдребезги о металлическую поверхность.

Чудесно, не правда ли?

Холодильник стучит. То стучит: д-д-д-д-д-д-д, то - не стучит.

Ложечка и холодильник - basso continuо. Как у Вермеера: фон говорит. Практически всё, что требовалось сказать, он уже говорит. Раньше, чем мы приготовимся слушать. Причём - сам. Никто его за язык не тянет.

Осталось найти третий ингредиент. Совершенно иной звук, протяжный. Флейта - грубо говоря.

Вот что-то такое, да… Гудки за окном. Автомобили. Вот такой. Вот этот.

Нужно открыть окно. Это всё.

Вуаля.

Мортон падает в кресло. Майка промокла насквозь, он тяжело дышит. Очки остались в ванной, пусть там и пребудут - по крайней мере - до скончания века. Век только начался. Сию минуту начался новый век - стоило ему отворить окно.

И пока вода капает, холодильник стучит/не стучит, автомобили гудят, век продолжается. Пока всё это происходит - мы живы. Мы тут.

Вена, 4 июля 1787 г.

Mon trиs cher Pиre!

Сегодня с утра я был занят уроками и только к вечеру появилось время для работы. Теперь я закончил, и вот, несмотря на усталость, - сажусь за письмо, чтобы наверстать упущенное. Надеюсь, Вы исправно получили предыдущее об успехе моего концерта, а с тех пор у меня не было и минуты, чтобы написать Вам, и даже - увы - подумать о том, чтобы сесть к столу и заняться чем-нибудь, кроме композиции. Представьте: я в подштанниках, за столом. Почти час ночи. Весь дом уснул, и я один-одинёшенек, как солдат на посту. Зеваю после каждого слова, но не могу прерваться: теперь, когда мы с Вами так близки, эти письма означают для меня последнюю возможность сказать о себе то, что я бы никогда не осмелился сказать раньше.