А он хотел понять все ее тайны. Он хотел знать все ее надежды, мечты и страхи. Все плохое и все хорошее. Он хотел узнать ее сердце и душу.
Это была волнующая и восхитительная мысль. К сожалению, он был достаточно осмотрителен, чтобы понять, что силой утащить Порцию из ее любимой гостиницы хотя бы на несколько дней было равноценно тому, что вытащить барсука из его логова. И оставался вопрос о темном прошлом отца, который Фредерик считал необходимым решить.
Со слабой улыбкой на губах он спустился вниз по лестнице и вошел в общую комнату гостиницы. Каковы бы ни были трудности, связанные с возможностью выманить Порцию из гостиницы и увлечь в тайное путешествие, он знал, что способен их преодолеть.
Собственно говоря, преодолевать трудности – главное в его жизни, и он умел это делать лучше всего.
Заняв место за столиком возле двери, Фредерик почти не обратил внимания на троих пышно одетых джентльменов, сидевших в углу. Одного взгляда было достаточно, чтобы распознать в них обычных избалованных болванов, обладающих избытком денег и свободного времени. Они были из тех, кто всегда громогласен и криклив и ведет себя так, чтобы привлечь внимание всех, находящихся в комнате.
Короче говоря, они были нелепыми хлыщами и тупицами.
Он предпочел обратить свое внимание на пухленькую служанку, поспешившую к его столику с чашкой чая.
– Доброе утро, Молли, – пробормотал Фредерик. Улыбка, с которой он проснулся нынче утром, все еще не сошла с его губ.
Молли ответила тихим понимающим смехом, заметив выражение его лица.
Несмотря на юность, она обладала достаточным опытом, чтобы по виду разгадать удовлетворенного джентльмена.
– Да, доброе утро, сэр. По крайней мере, оно доброе для некоторых из нас. Вам подать ваш обычный завтрак?
От запаха запеченной ветчины, заполнившего все помещение, в желудке Фредерика забурчало.
– Да, думаю, обычный. Миссис Уокер уже спустилась из своих комнат?
В ожидании нового многозначительного хихиканья Фредерик удивился, когда Молли показалась ему смущенной этим вопросом.
– О да. Она поднялась на рассвете. – Молли сумела одарить его тонкой улыбкой: – Она никогда не залеживается в постели. Всегда при деле.
– Она на кухне?
– Я… я думаю, в саду. А возможно, на конюшне.
Фредерик с трудом подавил желание сгрести Молли и трясти ее до тех пор, пока она не скажет правду о местонахождении Порции. Но в том, что хозяйка была самым таинственным, несносным и раздражающим существом женского пола, способным досадить любому мужчине, не было вины злополучной служанки.
– Если так случится, что ты ее увидишь, скажи, что мне хотелось бы перемолвиться с ней словечком-другим.
Он произнес эти учтивые слова сквозь зубы.
– Хорошо. – Служанка поспешно удалилась на кухню, а Фредерик погрузился в размышления о единственной женщине, способной изменить его жизнерадостное настроение на мрачное всего за несколько секунд.
Куда, черт возьми, она подевалась в столь ранний час? И почему ее слуги так молчаливы и таинственны и ничего не говорят о ее исчезновении?
Этому могло быть не меньше дюжины объяснений, одно неправдоподобнее другого, промелькнувших у него в голове, пока он поглощал сытный завтрак, принесенный Молли.
Погруженный в свои мысли, он не замечал гогота денди, направившихся к его столику и остановившихся возле него. Только когда самый рослый из них намеренно толкнул его локтем, Фредерик поднял на них глаза.
– Ну-ну! – с хихиканьем изрек джентльмен со слабо выраженным подбородком и редеющими темными волосами. – Да неужто это бастард лорда Грейстона? Я слышал грязные намеки на то, что ты слоняешься в здешних местах.
Фредерик откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Он настолько привык к насмешкам, колкостям и оскорблениям, что научился не реагировать на них. Если бы он позволил себе отвечать на провокационные замечания каждого идиота, попадавшегося на его пути, ему пришлось бы всю свою жизнь ввязываться в перепалки и драки.
– Едва ли я слоняюсь, – процедил он сквозь зубы. – Мы были представлены друг другу?
– Представлены? – Собеседник презрительно смотрел на него, морща свой слишком длинный и тонкий нос. – Ничего подобного. Я не знаюсь с побочными отродьями. Даже если мы в родстве.
– Очаровательно. В таком случае есть ли какая-нибудь причина прерывать мой завтрак?
– Я хочу, чтобы ты убрался отсюда.
Фредерик ответил улыбкой:
– А я хочу построить машину, способную позволить мне летать, но сомневаюсь в том, что кто-нибудь из нас получит желаемое. По крайней мере, сегодня.
Судя по выражению лица, наглец был сбит с толку безразличием Фредерика к этой грубой провокации. Обернувшись к двум своим дюжим товарищам за поддержкой, он выпрямился и застыл.
– Твое присутствие здесь оскорбительно для Саймона.
Ах вот в чем дело! Это и было причиной гадкого инцидента, понял Фредерик.
Ясно, что трое шутов были друзьями его брата, и, прослышав о том, что Фредерик появился в округе, они явились сюда, чтобы поиграть с ним в гнусную игру «выманим барсука из норы».
Испустив безмолвный вздох, Фредерик поднялся на ноги. Он догадался, что забияки не удовольствуются насмешками и оскорблениями, а раз так, ему следовало подготовиться к драке.
– Оскорбительно для Саймона? – Он нарочито язвительно рассмеялся. – Это странно. Из всего, что я слышал о Саймоне, можно заключить, что он сам ведет себя так, что было бы оскорблением для всех, если бы он вошел в комнату.
Денди с шумом вдохнул воздух, а рука его инстинктивно принялась разглаживать яркий кричащий бархатный сюртук с огромными пуговицами, казавшийся неуместным на фоне скромной одежды остальных постояльцев.
– Как ты смеешь?
– Очень просто. – Фредерик пожал плечами: – Мой возлюбленный братец не более чем несносный хлыщ, над которым смеется вся округа. Хотели бы вы узнать, как называют его и его друзей?
Худое лицо окрасил слабый румянец.
– Только бастард может полагать, что истинного джентльмена может хоть чуть-чуть беспокоить мнение тупых неотесанных фермеров.
– Вне всякого сомнения, его вполне удовлетворяет мнение его друзей, таких же хлыщей, как и он. И это едва ли удивительно, принимая, во внимание то, что большинство из вас рядится в чудовищные цвета, походящие на перья павлина во время линьки.
Лицо противника потемнело и обрело такой же цвет, как его бархатный сюртук цвета клюквы.
– Ах ты, никчемный ублюдок…
Он завел руку за спину, по-видимому, чтобы напугать Фредерика грозящей ему оплеухой. В ту же минуту послышался суровый, повелительный и, несомненно, женский голос, разрезавший воздух: