Докричаться до мира - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Демченко cтр.№ 3

Удивительные. Третий чуть поворачивал голову, ловя их меняющийся непрерывно оттенок. Как лунная рассветная радуга. «Радуга» — слово из чужого и прекрасного мира, тогда он еще не знал этого слова, такого замечательного и приятного.

Единственного в языке людей, сполна соответствующего волчьему зрению. Как-то, еще совершенным щенком, он нашел местечко близ кромки купола, где из глубокой трещины пустыня выдыхает пар. Сам нашел, потом показал Первому. Вожак позвал стаю. Они сидели и смотрели, шалея от красоты танцующих бликов. Через час примчались вечные и взялись разбираться в «аномальном поведении подопытных». Им потребовался прибор размером с трех Йяллов, чтобы рассмотреть радугу. Без него говорили, что там «неприметный белесый туман». Слепые уродцы.

Небось, и эти волосы считают белесыми. Третий вздохнул, снова чуть переместился.

Заставил себя прекратить пялиться на красоту — и изучать важное. Сразу осознал, что у странной малышки нет второго, волчьего, облика.

Вечный грубо полез в его голову, приказывая беречь самку.

Вообще-то Третий, как и все, называемые «стабильными», давно освоил речь. Ее значение собирали и наполняли пониманием смысла по крохам такие, как он, — вожаки, — много поколений, передавая знания изустно и от сознания к сознанию.

Освоили со временем порог чувствительности приборов вечных, ниже которого звук слышит только волвек, и научились разговаривать неприметно для хозяев. Они многому научились. Стая — единый организм, целиком она может куда больше, чем любой в отдельности волвек. Вожак вожаков — Первый — умеет полнее всех собирать опыт и изучать его. Лучшие из таких некогда научились слушать образы из сознания вечных — и дело пошло. Сперва они узнали самые простые звуки и собрали в слова, выучились строить их в ряд. Потом выведали более сложные, освоили счет. Третий знал семь из восьми слов в речи хозяев. Понимал — шесть. «Прибор», «импульс» и подобные им — пока оставались знакомыми наборами звуков. Приборы были разные, он их видел и осознавал, но из ряда прочих не смог бы выделить, а тем более — правильно использовать. Этому научатся другие, после него. Всему свое время. За память и речь в стае отвечает всегда Второй, воспитатель. Во многих случаях для младших он важнее Первого — советчика и слушателя.

У волвеков благодаря усилиям вожаков три признанных способа общения. Примитивный — жестами, рыком и движением — принятый в «стае», ведомый хозяевам. Основной — мысленный, чтобы делиться эмоциями и картинами, окликать и командовать. И, наконец, словесный, перенятый у самих хозяев, но используемый лишь с большой осторожностью или в глухое второлунье. О двух последних хозяева практически ничего толком не знают, кто им станет сообщать такое? А уж найти в загонах места, где их не слышат вездесущие уши и не видят механические глаза вовсе просто — до тех пор, пока волков считают тупыми зверями, конечно.

Очень давно один из его предков, он был Пятым среди вожаков, Испытателем, попробовал с разрешения братьев говорить с вечными. Тогда еще казалось, что их считают зверями по ошибке.

Нет.

Пятого убили на месте, едва осознав в нем то, что хозяева зовут интеллектом или разумом. А еще наверх никогда не поднялись оба его щенка, волки не могут ошибиться в опознании своих и чужих детей. После этого случая вечные долго проверяли всех остальных взрослых на наличие зачатков разума, который, судя по разговорам наблюдателей, относился к числу весьма вредных и даже опасных признаков, усложняющих работу над «Проектом». И волвеки усвоили: надо оставаться с виду достаточно глупыми.

Потому каждый раз отдавая приказ, хозяева ломятся в сознание, болезненно и убого транслируя туда примитивные картинки. Они вообще крайне слабо владеют мысленным общением. Но считают, что волвеки не могут и того.

Третий усердно изобразил должную тупость и «понял» лишь с пятой или шестой попытки, закивал энергично, оскалился. Хозяин кинул ему вкусный кусочек в поощрение и пояснил сменщику, что таких «человечек» осталось в резерве совсем мало, и потому они ценны. А для вошедшего в охоту зверя малышка очень слабая и хрупкая. Но этот, йялл-2/7, стабилен, сейчас второй восьмик в двуногом облике, то есть полностью вышел из неизбежного гормонального стресса от приема утреннего волчьего сока, и вообще он — один из самых неагрессивных самцов стаи. Даже слишком пассивен по мнению наблюдателей, не то был бы вожаком вожаков. Йялл потом рассказал братьям и те остались довольны.

Ему отведено место Третьего, и он соответствует требованиям, честно исполняя свою роль. Да и не хотел бы стать Старшим, к которому ходят все со своими бедами.

Тяжело слушать и со-чувствовать, когда помочь нельзя, можно лишь принять и разделить боль. А Третий — это гораздо проще, он всего лишь разведчик, тот, кто собирает сведения о куполе, хозяевах, лабиринтах. Пока у волков шанса нет, но другие, потом, возможно, окажутся удачливее и найдут управу на вечных. Да и некому сейчас стать толковым Третьим, его память уникальна и совершенна даже для волвека, она хранит все важное и никогда не дает сбоев. Любое место, где побывал, остается объемным, с полным набором ощущений — тональность звуков, запахи, вибрации, цвет; источники, теплота и яркость света…

Хозяева ушли, дверь скользнула на место и они остались вдвоем.

Третий с любопытством рассматривал светлокожую девочку, дрожащую от страха, ее переливчато-сияющую лохматую голову, тоненькое слабое тело, на котором стандартная рубаха, выдаваемая всем «вещам» висела ниже колен. Руки-прутики, тянущие ткань еще ниже. Она с трудом решилась оторвать взгляд от своих озябших босых ног и впервые увидела его, растянувшегося на подстилке в углу. Закричала жалко и испуганно, качнулась назад, уперлась спиной в дверь. Третий нахмурился.

Человечка, как они ее называли, явно никогда не знала подобных ему. Она из другой породы — может, близкой и вполне родственной, но иной — не волвек уж точно. По пропорциям тела уже не детеныш, но так мала! Наверное, в их роду и самцы на него не похожи. С лохматыми головами и некрупные. Может, даже светлокожие и тоже без второго облика? Чего только не придумают вечные! Если так, он и правда ей страшен. Чуть не втрое тяжелее, рослый, массивный, тяжелоплечий и длиннорукий, с плотной серо-коричневой кожей и почти круглыми глубоко посаженными глазами холодного желтого цвета, поделенными надвое вертикальным значком. Прежде он не думал, как смотрится со стороны — все в стае примерно одинаковы. А теперь осознал, что уж точно он крупнее иных и жутковат даже для своих же младших щенков, всегда вежливых и уступчивых с Третьим.

Что же ему теперь делать? Пальцем ее тронешь — и поранишь ненароком. Выходит, пока только смотреть и думать.

Кожа у бедняжки не способна пить свет и тем дополнительно согреваться. И запирать собственное тепло не умеет. Зато отражает лучи, рассеивает тепло, наполняясь удивительной красотой. Светится. У девочки совершенно непривычное лицо. Волвеки давно усвоили, что в волчьем облике у них морда, а в двуногом — лицо, как у вечных, хоть и иное, более широкое. Они высокоскулы, коротконосы, с тонкими губами, то есть совсем на нее не похожи, — у девочки длинные глаза странного, изменчиво-синего цвета с черными точками зрачков, личико удлиненное, кожа тонкая, прозрачная, с таким удивительным пухом… Губы тоже иные, полные, яркие и, увы, сейчас жалко дрожат. Хуже — она отчетливо стучит зубами и все плотнее забивается в угол, двигаясь вдоль закрытой двери. Волк для нее ужасен, впрямь зверь, каким его и считают вечные, — он вдыхал ее страх и отчаяние, ощущал в ней острое, даже ему непривычное, чувство несвободы. Неужели она раньше жила в другом куполе, где зарытое в недра скал Гнездо настолько больше этого, что там можно хоть на миг узнать волю?