И никто из них не подумает про хребет Ака – для себя.
Вот и получается, что выбора нет и совет мне не нужен. Ни одним из них я не могу пожертвовать. Значит, пришло время платить за обретенное. Кроме меня ни у кого нет дара дракона, и некому больше вернуть Великого в мир.
Когда я снова приду к подножью Радужного, круг замкнется. Правда, всегда остается надежда, что это не круг, а спираль, и у неё есть новый виток. Какой? Не знаю. Но верить в лучшее – надо. Этот мир до сих пор меня ни разу не обманывал в ожиданиях.
Вздохнув, я принялась писать глупые короткие записки для своих друзей. Хоть на это есть и время, и право. Эрх передаст. Почему-то я была совершенно убеждена, что он выживет.
Хуже всего выходило с парой строк для Наири, я извела всю безумно дорогую бумагу с золотым обрезом и вензелями, сложенную стопкой на маленьком столике, и не смогла выбрать и пары правильных слов.
В соседней комнате звенели посудой, закат мягко плавился, переливаясь в хрустале и цветном стекле барной стойки. Я зло раздергивала очередное ни в чем не повинное перо, казня его за бессилие написать нужные слова. Только кляксы и годно ставить! Ну почему здесь еще не изобрели шариковую ручку? И как эти чернила сушить? Вроде я смутно слышала, что их чем-то присыпают. Чем? Не знаю. Я попробовала дуть на исписанные листки – поочередно. Такую занятную картину и застал Эрх, мягко возникший в дверях. Понаблюдал, подошел, собрал разбросанную мятую бумагу и растопил ею дрова в камине.
– Стол накрыт.
Мы ели молча. Вернее, он ел, а я щипала зелень и запивала её великолепным, судя по бутылке – старинным и коллекционным – вином, совершенно не чувствуя вкуса. Постепенно количество выпитого перешло в качество, и меня чуть отпустило. Приглядевшись к своему спутнику, я заметила, что день оказался тяжелым и для него. Грод выглядел бледным и нездоровым, нервно вздрагивал временами и прислушивался к несуществующим в яви шумам.
Пришлось вновь смотреть на мир вторым зрением. Странная нарисовалась картина и очень грустная. Между князем и Силье тянулись незримые нити, соединяющие души, как и между Янизой и Лемаром. Да и я так легко и бесцеремонно бродила по снам арага неспроста. А вот соединяющие Эрха с севером привязанности и даже воспоминания были безжалостно и многократно оборваны с его стороны, что делало общение почти невозможным. Грод тянулся к далекой и очень родной Миладе, и сам себе запрещал слышать и чувствовать. Снова искал её жадно и любопытно, и снова резал нити, как вены. И губил, обескровливал себя и её, одаренную и вдвойне чуткую к его боли, мукам и презрению. Сейчас его Миладе было невозможно плохо и он это осознавал, хоть и не признавался даже себе самому.
– Что случилось? – я попробовала начать издали.
– Многое, – тяжело кивнул он, глянул искоса, насторожено. – Моя хозяйка ищет женщину с каштановыми или рыжими волосами, которой подарен рыжий гриддский конь по кличке Борз. Этот скакун из конюшен Риннарха. Тебе она устроила проверку с князем, поскольку заподозрила сходство. Девица тоже травница, судя по собранным сведениям. И знает старшего Карна, как и он её.
– Пусть ищет.
– Та травница покупала раба в Дарсе. Арага, приметно светлоглазого. Но она сейчас, по всем раскладам Теней, далеко на юге или на Архипелаге. Впрочем, они умеют искать и всего дознаются, раньше или позже. Вопрос недели-двух. А пока княжна уезжает на восток, завтра. Считает, что в лесу, во время охоты, нашего Карна спасли люди из селения по ту сторону реки, где лежат владения рода Агрэйн. Их сожгут дотла, будут пытать. В её отсутствие через день в столице соберутся не менее пяти десятков окаянных, – все, кого успели вызвать. Они выжгут гвардию: месть за близнеца и укорот князю.
– Зачем говоришь мне?
– Потому что договор о моем рабском подчинении тебе на три дня больше не действует. Я еду с ней, это станет известно рано утром. И я хочу получить твой яд. Назови плату.
– Эрх, ты её не убьешь, но важнее другое. Убивать совершенно бесполезно. Любой, получивший наследство Адепта, станет таким же, и все продолжится, только будет еще труднее. Ты должен жить, ты же им нужен.
– Кому? – усмехнулся он.
– Амиту, Миладе, своей семье.
– Это давно закрытая тема.
– Для таких, как твоя княгиня, жертвовать собой легче, чем другими. Тем более – самым дорогим и родным человеком. Я знаю вашу историю: да, мы виделись прежде с Риннархом, он и рассказал. Милада тогда молчала, давая шанс князю спасти вас обоих, а вот Карн некстати задумался и промешкал. Нельзя всю жизнь винить человека за одно мгновение промедления, к тому же неправильно понятое. Я ведь вижу, ты был ей не телохранителем. Труднее всего простить самых близких, но ей и без твоего презрения очень плохо.
– Я только Грод.
– А я всего лишь снавь. Мне лгать еще бесполезнее, чем твоей хозяйке.
– Вот как! – Он сразу поверил и несколько минут молчал, усваивая информацию. – Хорошо, откроем старую тему. До сих пор именно я кормлю и лечу одаренных во дворце, княжна о них не заботится. Использует по мере надобности, а затем пополняет клетки. Они гниют заживо, такого врагу не пожелаешь. Милада мне жена, хоть этот брак и не был гласно объявлен в Амите. Мы не хотели сообщать до поездки в Карн, нельзя было позволять Адепту знать слишком много… так казалось. Я бы дал любую клятву, чтобы избавить жену от кошмара клетки. К тому же я по глупости считал, что найду способ свернуть шею этой гадюке Катан. Но было бы куда легче жить, не промолчи моя княгиня. Пусть даже это лишь минута слабости, но она закрыла мне дорогу домой. Совсем.
– Дай руку, – я аккуратно прощупала нити, утверждаясь в своем подозрении. – Не понимаю. Ты считаешь, она должна была мгновенно и без колебания согласиться на клетку. То есть просто и не выбирая между тобой и детьми…
– Что?
– Я отчетливо чую двоих, близнецы, мальчик и девочка. Ты не знал? Да в таком положении ей ничего не оставалось, как молча ждать помощи от Карна! – Я перехватила его дрогнувшую руку поудобнее. Собралась с мыслями, потянулась чутьем вдоль неуверенно сплетающихся нитей и продолжила. – Сейчас они едут в Крепь, твои дети, движутся быстро. Очень нервничают. А Миладу пытками вынуждают к чему-то. Возле княгини трое окаянных, их вижу ясно. То ли это важно, то ли день такой… совершенно отчетливо читаю.
Я примолкла, закрыв глаза и ловя ощущения. Нехорошо врать. Отлично я знаю, отчего вижу так хорошо. Ладно, не знаю – догадываюсь. Этот упрямец, столь похожий на арага, всегда слышал и сам себе затыкал уши. А его одаренная жена – всегда звала. Вот и получается крепкая, как канат, связь. Сколько её не рви, тянется и болит. И чем сильнее режут, тем больше боль – и живее жажда снова встретиться. Ага, он бы её не простил! Пусть кому-нибудь другому расскажет. Он бы сам у неё просил прощения через пару минут разговора… Надеюсь, еще попросит.
Позже. А пока мое дело бессовестно подглядывать, пользуясь родством чужих душ. Она очень ждет помощи – особенно теперь. Пусть хоть посочувствует.