Якутия - читать онлайн книгу. Автор: Егор Радов cтр.№ 33

И, поставив тарелки на стол, официант удалился.

- Эй! - крикнул Софрон. - Стойте! Подождите! Ау!

- Вы что, охренели? - удивился Головко.

- А где же ножи и вилки?! И вода? Я хочу вина, хочу выпить, хочу алкогольного напитка, вкусного и красивого!

- Арык-тоник? - немедленно спросил тут же появившийся официант.

- Дайте нам какого-нибудь шампанского, - сказал Головко.

- О... - официант смутился, потом вдруг встал по стойке смирно, а затем подобострастно наклонился прямо к самому столику. - Конечно, ля-ля-ля... Ха-ха, су-су. Не желаете ли икры нельмы с мамонтятиной?

- Нет, - сказал Головко.

- Уажау!!! - заорал официант на весь зал и собирался уже уходить, когда Софрон возмущенно промолвил:

- А вилка?!

Официант поправил жабо и сделал такое лицо, что он сейчас заплачет. После небольшой паузы он жалобно проговорил тихим голосом:

- Шля-жу едят руками...

- Вот так! - сказал Головко, зачерпнул из своего блюда пригоршню кусочков и положил их себе в рот.

- Ну и ладно, - буркнул Жукаускас.

Через некоторое время у них на столе появилось золоченое ведерко, где во льду стояла бутылка шампанского, называемого <Лучший мир>.

- Будем пить? - предложил Головко, доставая бутылку. Софрон протянул руку и, гадливо морщась, взял несколько кусочков пищи из своего блюда. Он попробовал один, и на лице его изобразилось блаженство.

- Так это же великолепие и восторг! - воскликнул он. - Жеребятина!

- Ну да, - сказал Головко, громко выстреливая пробкой шампанского в синий потолок зала.

Жукаускас жадно заполнил свой рот кусочками <Шля-жу>. Абрам разлил <Лучший мир> в два хрустальных бокала, которые официант принес вместе с бутылкой, и, после того, как пена осела, Головко долил еще шампанского, а потом взял свой бокал, поднял его и посмотрел Жукаускусу в глаза.

- Я хочу выпить за любовь, реальность и чудо. Вы видите, что мир есть лучший мир, и все возможно, и все есть. Поэтому, выпьем лучшее вино лучшего мира за лучший мир в лучшее из мгновений! Я люблю счастье и высший миг, и я чокаюсь с вами здесь, и я знаю все и ничего, и я помню вас и Кюсюр. Да здравствует Мирный и вечность!

- Ура!.. - растрогано произнес Софрон ударяя своим бокалом о бокал Головко.

Они выпили залпом и закусили жеребятиной с ананасами.

- Как вы хорошо говорите... - пробурчал Софрон, жуя. - Любовь, свет. Мирный, счастье... Мне кажется, нам надо поселиться здесь.

- Как?

Софрон помолчал, дожевывая.

- Вы правы, - сказал он серьезно, - Нам нельзя. Мы должны бороться за то, чтобы вся Якутия стала такой. Да! И как это у них получилось?!

Головко налил еще.

Через некоторое время они все съели и выпили. Подошел степенный официант, вежливо поклонился и протянул счет на желтой бумажке.

- Шестьдесят четыре рубляшника - проговорил Софрон, посмотрев. - O-го-го!

- Платите, - сказал Головко.

Софрон достал из кармана деньги Мирного и отсчитал три двадцати и одну десятку.

- Сдачи не надо! - гордо заявил он.

Официант взял деньги, медленно положил их во внутренний карман, потом проникновенно посмотрел в лицо Софрона и тихо произнес:

- Я вас люблю.

- Да-да, - сказал Головко, хлопнув ладонью по столу. - А отсюда можно позвонить?

- Ну конечно... - тут же засуетился официант. - Пойдемте...

Они встали и пошли куда-то в узкий проход мимо разных столиков, за которыми сидели важные люди и ели руками всевозможные блюда.

- Сюда... - торопливо говорил официант. - Здесь. Он указал на большой светло-коричневый телефонный аппарат с зелеными кнопками.

- Где номер? - спросил Абрам Головко.

- А... может быть, я... - сказал Жукаускас.

- Дайте-ка номер! - приказным тоном объявил Головко. Софрон послушно сунул руку в задний карман штанов и вытащил скомканную бумажку. Головко взял ее, развернул, снял трубку и нажал на девять кнопок. Через какое-то время он отчетливо произнес:

- Заелдыз!

Потом последовала длинная пауза, а затем Абрам сказал: <Да!>, и повесил трубку.

- Пойдемте на улицу, напарник, - торжественно обратился Головко к Жукаускасу. - Павел Амадей Саха сейчас заедет за нами. И он очень рад!

Они стояли на тротуаре, ощущая прекрасное, легкое, почти воздушное опьянение и сладость любования прелестями нежной, теплой ночи, украшенной разноцветными огнями вспыхивающих и гаснущих надписей и фонарей, словно новогодняя елка. Где-то вдали слышались звуки танцевальной музыки, почти сливающиеся с общим восторженным гулом веселья, заполнившим сейчас весь город, или только его центр; и центр этого города радостно сверкал и как будто бы искрился пузырьками счастья и смеха, как освещенный трепещущим огнем свечи бокал небесно-голубого коктейля со льдом в момент, когда его пьет, наслаждаясь, какая-нибудь красивая девушка с черными ресницами и лиловой помадой на губах. Хотелось жить и дышать, и бежать по улице, ведущей вдаль, и пить шампанское за синим столом, и есть жеребятину с ананасом руками. Великое предощущение некоего иллюзорного начала бурной головокружительности, ослепительного успеха, шума и красочной пестроты пронизывало всю атмосферу многообещающего, очаровательного города Мирного. Возможно, в других районах и окраинах царила все-таки жестокая тундра, уныние, советский морок, или же магическое запустение, но здесь все было роскошно и прекрасно, как только может быть в мире, сотворенном истинно счастливым существом, которому нет нужды в утрировании говна и в забвении чудес. Прислонясь к подсвеченному стеклу витрины кафе, приятно было, не закрывая глаз, смотреть перед собой на розовую скамейку, стоящую на другой стороне, и мечтать об удовольствии носить красные брюки с разноцветной рубашкой и жилеткой, любоваться своим запястьем, или думать о. блаженстве свежевымытой головы под воздушной струей ласкового фена, Софрон Жукаускас почти задремал, увидев в полусне, что у него загорелые перекатывающиеся мышцы, и он выставляет их напоказ перед девятью обнаженными блондинками с фотоаппаратами. Руки его подняты вверх; он пыжится, улыбаясь, чтобы мышцы были еще рельефнее, и бесконечные фотовспышки, высвечивающие его тело, делают его похожим на какого-нибудь гордого волшебника, демонстрирующего свою энергию и мощь в виде таких вот импульсивных разрядов. Он улыбался, задорно раскрывая рот. Блондинки тяжело дышали, нажимая на затворы своих фотоаппаратов. Потом его кто-то пихнул в бок; он встрепенулся, крутанул головой, словно желая стряхнуть неотвратимую другую реальность, и тут же увидел серьезное лицо Абрама Головко, наклоняющееся над ним.