Сэльви подняла руку, и на вытянутый палец тотчас упала крылатая гостья, повисла головой вниз, сложила крылья, расправила, с любопытством изучила людей – и исчезла в ночи.
Ведьма тряхнула головой, еще разок глянула на свою спутницу, глаза которой от испуга казались еще больше обычного. Усмехнулась и сообщила, что пора возвращаться домой. До корчмы они шли молча, у самого порога Сэльви остановилась.
– А теперь скажи: за этот вечер сколько раз ты подумала о балах, дворце и прочих глупостях?
– Ни разу, наверное, – удивленно признала Амалия, фыркнула и добавила почти нормальным тоном, без привычной нотки высокомерного снисхождения, – особенно когда сов испугалась.
– Поверь ведьме, – кивнула Сэльви, – ни одно злое пожелание, отосланное тебе в это время, не дошло. Ну заказывай сон: фиалки, полет над лесом на крыльях мыши или твои дурацкие балы?
– Давай лучше фиалки, – неуверенно предложила Амалия. – Мышей я опасаюсь.
– Ладно, – милостиво кивнула Сэльви. – Завтра пойдем искать самую лохматую меховую бабочку, с ней и полетишь.
– Меховую? – восхитилась герцогиня.
– Одичала ты во дворце, прямо ужас, – запереживала ведьма. – Спи, найдем именно меховую.
Всю следующую неделю герцогиня не обращала внимания на служанок, почти напуганных отсутствием привычных наказаний. Ей было некогда: днем Амалия спала. Ночами ведьма водила свою спутницу по лесу и показывала что-то очень простое – но неожиданное. Учила избавляться от головной боли, рассказывала о полезных травах. Между делом упоминала и описывала тех жителей Империи, дворцовых подружек, родню и случайных знакомых, кто в разное время желал «нимфе» зла.
– О, еще одна обидчивая дрянь, с таким неприятным кислым прищуром, гнедая в рыжину, – могла заявить ведьма, внезапно отвлекаясь от темы разговора. – Изводила тебя через старушек-шептух. Ногу год назад не ушибала?
– Еще как, с лошади упала, – припомнила Амалия. – Неужели моя двоюродная сестра? И за что она меня?
– Ох, прям и не за что! – насмехалась ведьма. – Подумай получше.
– Сказала ее почти жениху, что его предшественника Лилиана подарила подруге на день рождения, – предположила Амалия. – Ну и что такого, я ведь только правду сказала! Хотя… он, кажется, сильно задумался. Так ведь и к лучшему, он был возмутительно беден и внешне – так себе, несимпатичный.
– Дальше.
– Это семейные дела! – надулась герцогиня, но тут же вздохнула. – Ладно. Еще я хотела досадить ей, когда Лаур стал делать намеки этой дуре. Я сказала ее бабушке, старой блюстительнице морали, когда и где их можно застать… ну и что? Его излупили поделом, нечего за месяц до свадьбы чужой невесте под юбку лезть. И ей тем более не зря досталось: ни рожи, ни настоящих денег, держалась бы обеими руками за единственного жениха, тупого и глухого к вполне правдоподобным сплетням.
– Как ты бережешь честь сестры! – рассмеялась ведьма. – Вот она и пошла к бабкам, чтоб усердия кое у кого поубавилось. Ноги у тебя слишком красивые – наворожить хотели перелом, но ты везучая.
К удивлению Сэльви, ей не приходилось выдумывать сглаз и проклятия, герцогиня сама собирала их, как трудолюбивая пчела – мед. Только ее запасы оказались горьки. Были тут насылаемые в деревнях простенькие почесухи и прыщи. Нашлись и более профессиональные заклятия магов – ломота в костях, ослабление зрения, мигрень, настройка на нервный срыв, привязка внимания к определенным людям, ночные страхи… Амалия еще оставалась нимфой, как называли ее в Империи, намекая на божественную красоту: не зря дед Марий содержал при ней трех магов, призванных отслеживать незримые атаки. Но, увы, природной стойкости красавицы и усилий ее наемных защитников явно не хватало, и герцогиня все глубже погружалась в болото дворцовой грязи. Ее капризный характер становился невыносимым, склонность говорить в глаза все как есть превратилась в истеричность, а дурные сны и мысли рождали все большую подозрительность, переходящую в болезненную форму. На дне, под наслоением всех проблем, копился застарелый, скрытый от самой себя, страх.
С ведьмой Амалия в первый же день ощутила себя обновленной. Она больше не спотыкалась, солнце не вынуждало щуриться, веки не опухали, спина восстановила гибкость. А еще с рыжей Висой – так Сэльви назвалась – было приятно сплетничать. Ведьма умела слушать, не пыталась, как старшие, судить и воспитывать, зато порой говорила неожиданные вещи.
Так, именно Висе герцогиня, сама удивляясь своей откровенности, выдала старый тайный страх. Восемь лет назад, в замечательный зимний день, когда на юге Империи погода прохладна, но трава по-прежнему зелена, отец привез в родовой замок гостя. Богоравный дядя императора Ловид – тогда ему было семьдесят четыре – остался на обед. Потом решил задержаться, и девушка слышала, как в каминном зале оба кричали до хрипоты – хозяин и гость. Она даже решила пойти и успокоить ссору, полагая, что ей по плечу и столь непростая задача. В семнадцать лет это убеждение вполне нормально не только для красавицы-герцогини, не так ли?
Не успела. Голоса стихли, едва она начала спускаться по широкой парадной лестнице. Ловид уже стоял в дверях, девушку он не видел. «Император самостоятелен не более, чем любой из моих псов, – прошипел старик. – Вам бы следовало знать. И не обольщаться, не спасут ни титул, ни деньги. Я правлю в этой стране, и не только в ней. Род Роль’гис должен переварить эту истину, или я переварю его». Седой Ловид сухо, почти беззвучно, рассмеялся, вышел за дверь и уже оттуда добавил: «Ваш батюшка Марий так стар, жизнь еле теплится в нем, хватит усердия пары магов». Резко закрылась дверь, по залу прокатилось эхо ее удара о косяк. Амалия на цыпочках поднялась к себе. Утром она не решилась спросить отца о случившемся. К обеду в замке появились три новых мага, нанятые для охраны, и необходимость спрашивать исчезла. А страх остался.
Дедушка выжил, он оказался куда крепче, чем полагал Ловид. А может быть, коварный дядя повелителя и не требовал от своих слуг убивать старика? Оскорбил его отказом не сам Марий, но ему пришлось платить. Отца Амалии, указавшего всесильному Ловиду на дверь, укусила змея в дворцовом парке, случилось это по весне того же черного года.
Сэльви выслушала историю молча. Повела рукой, шепнула несколько слов.
– Этот Ловид немножко маг, – признала она. – Умеет видеть чужой страх. Например, твой.
– Я иногда думаю, что он знает: я слышала разговор с отцом, – судорожно вздохнула Амалия. – Пришел и проскрипел, что подарит мне новое княжество, где я стану полноправной хозяйкой. Про меха добавил, про Лаура, про золотую шахту… звучало замечательно.
– А после спросил, как здоровье дедушки, – усмехнулась Сэльви.
– Ты все знаешь, – жалобно предположила Амалия.
– Дедушке и тебе никто более не повредит, если вы не дадите такой возможности, – пообещала Сэльви. – Я скажу нужные слова. Их может отменить только сделанное самим человеком – предательство в большом деле, участие в темном колдовстве, в заговоре, несущем смерть. Понимаешь?