Лоэль бежал на север унылыми пустынными холмами вдоль восточной границы королевства Рониг. Здесь селились неохотно и редко. Главные торговые пути далеко, рядом старые неприветливые горы, земля скудна, климат прохладный. Знакомый принцу южный Рониг – усадьбы и дворцы знати, аккуратные города и ухоженные дороги – ничуть не походил на свою дикую и безлюдную окраину. Монотонность дней лишала всякого смысла их счет. Каждый новый холм со своей вершины открывал обзор на череду таких же серо-серебряных, полынно-пыльных горбов. Кое-где рельеф разнообразили невысокие и редкие рощицы, обозначая русла ручьев, метя пересыхающие к середине лета озера – следы весеннего схода снега.
Издали, от горизонта, медленно наплывали горы гномьего кряжа, здесь нежилые и мрачные. Лоэль нырял в новую низину, поднимался по склону – и снова бежал под гору. Время застыло, потеряло смысл. И принцу уже через неделю стало казаться, что безмерно давно – или вчера? – так же бежал здесь, без дороги, следопыт эльфов. Он намечал и проверял тропу для отступающих, уходящих из сожженной долины Рэлло родичей, для людей и гномов, вынужденных покинуть свои дома и пещеры. Видел тот следопыт такие же холмы – пустые, продуваемые ветром, неуютные, – негодные для устройства обороны. Лоэль стал чаще озираться, пристально всматриваться в горизонт, примечать удобные места водопоя и ночлегов. Он вживался – примерял на себя роль древнего следопыта. И пытался ощутить, каково это – навсегда уходить из любимой долины. По спине пробегал озноб от одной мысли, что мамин трактир – или дом того следопыта – лежит старыми холодными углями пепелища. Что пещеры Иллора – или иного города гномов – разрушены, пусты и заброшены. Нет больше дома. Есть только осень и бесконечные холмы, вселяющие в душу отчаяние.
Принц не стал пережидать дождь, принесенный с севера шальным облаком, преодолевшим горы гномьего кряжа.
Тогда была именно осень, конец второго ее месяца, – он знал точно из воспоминаний отца и Эриль. Тогда было сыро и слякотно. Осень заплакала рано, и степь раскисла, осложняя движение повозок. Их бросали прямо здесь, завязшие по самые оси, и шли дальше пешком. Старались торопиться насколько возможно. Беженцев сопровождали два отряда спасателей из числа подгорных гномов. Отец помнил их очень хорошо. Потому что спасатели у гномов – всегда лучшие и уважаемые. Этих вел двоюродный брат короля тех незапамятных времен, и звали его Мырв. Был он знахарем, понимал горы и выбрал ущелье на перевале, годное для обороны. Там он и его гномы остались, готовя завалы, дождались идущих последними, прикрывающих тыл, магов и следопытов.
Орильр-а-Тэи (тогда его еще звали Лильор, имя он сменил позже, не желая по сто раз на день выслушивать вопросы о древней войне) шел здесь одним из последних. Под проливным холодным дождем, который северный ветер уже на куртке превращает в ледяную коросту, лишающую тело остатков тепла и сил. Отец был храном королевы, то есть одним из лучших воинов, несмотря на молодость. И в этом отступлении он и его следопыты не давали самым расторопным конникам и магам из армии демонов обойти заслоны стороной и добраться до слабых.
Как они справились тогда? Лоэль бежал и мрачно прикидывал, насколько он, как воин, слабее отца. Говорят, храны рождались в семьях, согласившихся на опасный опыт магов. Они были сильнее, быстрее и выносливее большинства эльфов. А еще – злее и холоднее в бою. Их создали для той войны, и война уверенно опознала и забрала всех своих «детей». Кроме Орильра. Мама как-то сказала сыну: король выжил, потому что смерть не нашла в его душе отклика. Ни злобы, ни черной ярости, ни упоения боем, подобного безумию. Храны считали войну своим призванием, а отец – лишь тяжелым и необходимым долгом. «Если Виоль был таким же, его душа не должна умереть», – подумал принц.
Потому что все, кто не сберег хоть искру тепла и мира, оставили свою последнюю надежду выжить здесь, на равнинах Ронига. Застудили ее в холоде первых снегов. Раздавили тележными колесами, пытаясь пробраться через месиво жидкой грязи, хрустящей поутру корочками наледи.
Принц передернул плечами, с болью и недоумением сознавая – эту дорогу прошла и Эриль, такая тоненькая и хрупкая. Уже тогда – взрослый маг и опытный боец. Она тоже была в охране королевы и тоже шла с последними отрядами.
Утром солнышко растопило мрачные мысли, нагнанные вечерним холодным дождем. И Лоэль заметил, как приблизились горы, как их снеговые пики уперлись в самое небо, словно поддерживая его свод. Вот тот, тройной, чуть правее, «Наковальня Труженика». А прямо впереди встает все выше, упирается в зенит, самый величественный и огромный – «Копье света». Оба указаны отцом как надежные ориентиры. Король нарисовал для сына точное положение пиков, выводящее на тропу к перевалу. Лоэль присмотрелся и стал сильно забирать к западу. Увлекшись восстановлением прошлого, он сбился с дороги, ночью бежал быстро – и теперь далек от давно заросших и сровнявшихся в спокойное поле тележных следов. Зря искал даже малый намек на них, зря пытался угадать рисунок холмов. Пришлось с горечью признать: он никудышный следопыт. Значит, по возвращении надо забросить магию лет на сто и заняться другим делом, не менее важным.
Лоэль рассмеялся: упрямая и вздорная Оса наверняка сочтет, что именно она сподвигла принца на достойное мужчины занятие. Пусть радуется. Может, есть и ее заслуга. Эриль дошла до гор. Мильоса-а-Синни, старшая сестра мудрой, древняя тезка – и тетка – Осы была лучшей среди женщин, хранивших жизнь древней королевы. Ведь существовали и женщины-храны, особенно из числа способных магов. Принц вздохнул, замедляя бег. Можно уверенно добавить: нынешняя молодая Оса одолела бы холмы, не уронив чести рода и в боях. Эти мысли, как игла, тянут нитку неприятного и неоспоримого вывода. Никому не нужен маг, пусть и могучий, если он за десять дней пути умудрился дважды подвернуть ногу. И, падая, вывихнуть руку. Скажи такое следопытам – перестанут признавать эльфом…
От построения планов грядущего воинского обучения нога не прекратила болеть. Принц еще разок вздохнул – и сдался, устроил привал на целые сутки. Усмехнулся: зайца он способен выцелить, пусть и со второй попытки. Спасибо маме, умеет готовить в походных условиях. И благодаря Тафи Гррхон в состоянии заговорить боль и вылечить вывих в один день.
Устроив себе королевский обед из пяти блюд и скромный ужин из двух, принц сыто и благодушно улегся на склоне. Стал смотреть в небо. Вчера ленивого бегуна догнал – совсем не там, где надеялся принц, – последний летний месяц, блеснул теплым солнышком, рыжим, намекающим на скорый пожар кленов в родной долине Рэлло. Лоэль рассмеялся. Звезды тоже никудышные следопыты. Позорно спотыкаются на своих бархатных дорогах и падают вниз, становятся тонкими мгновенными штрихами света.
Утром Лоэль собрался до зари и побежал без спешки, стараясь рассчитывать силы точнее и правильнее.
Семь дней спустя горы занимали уже полмира, склоны и вершины подросших и заострившихся травянистых холмов тут и там обнажались каменными проплешинами. Молодой маг пропел короткое заклинание гномов и довольно кивнул. Это он умеет лучше многих. «Эхо камня» капризно, не подчиняется неопытным. Да и с мастерами оно готово пошутить, обманывая и запутывая. А вот принцу отзывается охотно и без обмана. Впрочем, он не спрашивает впустую, ради развлечения беспокоя сонные скалы. И поет без надрыва – вежливо просит о помощи с должным уважением к возрасту и мудрости.