Балдежный критерий - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Тенн cтр.№ 283

Додсон не сводил с него пристального взгляда.

— Значит, мы выдадим этого беженца? Я с самого начала думал, что нам следует поступить именно так, если мне позволено высказать свое мнение, сэр. Он преступник, вне всякого сомнения. И все же это скверное дело. Как будто и впрямь выдаешь своего праотца. Его образ мыслей очень близок к нашему, — Молодой человек задумчиво потер чисто выбритый подбородок, — Даже внешне он похож на нас — я имею в виду то, как мы выглядим у себя дома, в две тысячи двести девятнадцатом. Просто удивительно, в каком множестве мелких деталей, так же, как и в больших и важных, Гроппус предвосхищает наш век.

Его превосходительство поднялся во весь свой огромный рост.

— Чепуха, Додсон, чепуха! Не путайте причину со следствием и реальную историю с эффектными личностями. Генри Гроппус ходит заросший вовсе не потому, что благодаря своим гениальным способностям сумел предвидеть, что все мужчины в нашем времени будут выглядеть именно так… Дело обстоит в точности до наоборот. Мы носим бороды, потому что вся наша цивилизация базируется на генетическом архиве, а концепция генетического архива уходит корнями в идеи менделистов двадцать второго столетия — не сумевшей приспособиться к окружающей обстановке антиобщественной группы, члены которой не брились исключительно в знак протеста.

Сопоставьте утопическую болтовню Генри Гроппуса с неопровержимыми, будничными фактами реальности, основанной на данных генетического архива в нашем веке, — неужели вы в самом деле видите между ними какую-то связь? Сходство лишь в том, грубо говоря, что, как в отстаиваемой Гроппусом идее принудительной полигамии или генетической аристократии, так и в нашем обществе отдельным, одаренным людям, при особых обстоятельствах, позволяется иметь более одной жены. Что касается политических святых прошлого, то, печально, но факт — никто, кроме ученых, не трудится читать их сложные работы и не пытается вникнуть в них. Но все сказанное подводит нас к одному: менделисты — политические святые нашего времени, и мы не можем выдать одного из них.

— Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр, — возразил Додсон. — Всего минуту назад вы сказали, что нынешнее правительство Соединенных Штатов принимает эту проблему так близко к сердцу, что готово забрать у нас беженца силой, даже ценой разрыва дипломатических отношений с нашим временем. Правильно, сэр? И потом существует параграф 16а Постановления о Темпоральных посольствах: «…и превыше всего уважение законов, обычаев и прочих особенностей времени, в котором посольство аккредитовано, исключающее нанесение кому бы то ни было оскорблений или обид».

Посол из 2219-го начал вынимать все из ящиков своего стола, мягко объясняя через плечо:

— Постановление — это одно, Додсон. Законы природы — совсем другое. А первый и едва ли не самый фундаментальный закон природы, которым должен руководствоваться любой государственный служащий, таков: не кусай руку, кормящую тебя. Не задевай чувствительности правительственных чиновников, которые тебя наняли. И, превыше всего, не задевай чувствительности общественности, которая наняла их. Если я выдам Гроппуса, то получу искреннее одобрение этого времени — и никогда не получу никакого другого дипломатического назначения из 2219 года. На основании этого я в конце концов и принял свое решение.

Мы упростим ситуацию. Закроем посольство еще до того, как поступит ордер на выдачу, и отбудем со всем нашим персоналом, документацией и бесценным беженцем через аварийный хромодром в подвале. Вернувшись в свое время, мы объясним ситуацию, государственным службам этого периода времени будут даны необходимые извинения, и, когда пройдет нужное время и воспоминания поблекнут, сюда назначат новое Темпоральное посольство из 2219 года — и по прибытии посол поклянется, что даже в мыслях держать не станет чинить препятствия отправлению правосудия. И таким образом никто не пострадает.

Он довольно рассмеялся и ткнул изумленного секретаря в бок книгой в сером переплете — сводом экстемпоральных законов.

— Бегом, мой мальчик, бегом! Посольство должно быть готово к эвакуации через час. За это время от Хэвмейера требуется уладить все проблемы, связанные с доставкой Генри Гроппуса в будущее! Нам ведь еще нужно оформить ему визу.

* * *

Три недели спустя — или, точнее, сто лет и три недели спустя — Додсон связался с послом, который деловито укладывал вещи в связи с новым назначением на Ганимед. Оба время от времени почесывали физиономии, начинающие обрастать растительностью.

— Вы слышали, сэр? Насчет Гроппуса? Он в конце концов сделал это!

— Сделал что, мой мальчик? Последнее, что я слышал, это то, что он шагает от победы к победе. Повсюду толпы поклонников. Речь у монумента мученикам менделизма. Еще одна речь на ступеньках североамериканского генетического архива — душераздирающий гимн воплощенной мечте, освященной кровью, или что-то в этом роде.

Молодой человек взволнованно покачал головой.

— Об этом и разговор. После выступления на ступеньках североамериканского генетического архива — это произошло на прошлой неделе — он под фанфары вошел внутрь и подал прошение на получение сертификата на право отцовства — на тот случай, объяснил он, если встретит женщину, на которой захочет жениться. Ну, сегодня утром генетический архив завершил исследование его хромосом — и Гроппусу было отказано! Слишком неустойчивая структура, так сказано в документе. Но это еще не все, сэр, далеко не все! Как вы думаете, что он сделал пятнадцать минут спустя?

— Понятия не имею, — посол пожал плечами. — Взорвал генетический архив?

— Именно! Именно! Сказал, что собственноручно сделал бомбу. Заявил, что должен освободить человечество от тирании евгенической бюрократии. Архив полностью уничтожен, сэр!

Додсон обмяк в кресле.

Посол побледнел как мел.

— Но, — прошептал он, — но… Генетический архив! Полное собрание генетических сведений о каждом жителе Северной Америки! Основа нашей цивилизации!

— Это не… Это не… — Додсон замолчал, оставив попытки сформулировать словами размеры катастрофы. — Он под стражей. Но скажу вам, сэр, и уверен, что не я один так думаю, — он не доживет до приговора. Ни в коем случае, или я плохо знаю две тысячи двести девятнадцатый год!

* * *

Голос был низкий, задыхающийся, испуганный. Охрипший, настойчивый, он перекрывал рев толпы, шум дорожного движения и проникал в просторный офис на третьем этаже посольства, требуя немедленного внимания.

Его превосходительство посол из 2319 года — единственный, кто находился в офисе, — вид имел напряженный и очень нервный. Его взгляд выражал твердое убеждение в том, что на свете не существует ничего, кроме сложностей, и любая проблема, какой бы простой она ни казалась, по сути неразрешима. Вот почему было практически незаметно, что доносившийся снизу крик выбил его из колеи.

Со свойственной ему торопливостью посол встал и подошел к окну. Как раз в этот момент высокий бородатый человек в рваной одежде, сквозь прорехи в которой проглядывало покрытое синяками тело, спрыгнул с высокой ограды на лужайку перед посольством. Воздев руки к трехэтажному зданию посольства из 2319 года, он пронзительно закричал: