Дело о полку Игореве - читать онлайн книгу. Автор: Хольм ван Зайчик cтр.№ 61

Тут Баг с Богданом понимающе переглянулись. Старательно переписанное от руки «Слово» — вот что тут же вспомнилось обоим.

Агафья же Боруховна в глаза не видела «Противу-Слова» и потому никак не могла взять в толк, при чем тут древние половцы. Эта ключевая фраза осталась для нее пустым звуком. Встревоженная настроениями мальчика, она несколько раз пыталась поговорить с ним, потом с его родителями, но родители были уверены, что учительница преувеличивает — ребенок обут, одет, накормлен, посещает музеи и театры, читает все, что хочет, ни в чем дурном не замечен, не курит и не пьет спиртного… значит, с ним все хорошо. А мальчик в ответ на окольные старания учительницы понять, что его так гнетет, лишь отмалчивался, а на заданный однажды прямой вопрос ответил так, словно давно ждал его и заучил по бумажке ответ: «Не знаю, о чем вы, я этого не помню».

Можно было предположить, что именно в то время в руки ребенка попало каким-то загадочным образом «Противу-Слово» и глубоко воздействовало на неокрепшую детскую душу.

Ах, следовало бы сейчас же сняться с места и лететь в Кинешму, беседовать задушевно с престарелой Лян, с владыкой школы, с овдовевшей семь лет назад матерью Козюлькина… Как попало, откуда? С захламленного чердака старого дома Козюлькиных? От проезжего лицедея? Откуда?!

Да только вот голосование по челобитной — послезавтра, И одно название что послезавтра — до полуночи оставалось меньше трех часов, а в полночь послезавтра неумолимо превратится в завтра.

Утонченный Богдан, мастер на сопереживание и проникновение в чужие сердца, примерно мог себе представить, что тогда происходило, — и, сколько умел, попытался объяснить это Багу и Жанне. Представьте, говорил он, горячась и сам какой-то частью души ощущая себя несчастным, одиноким, задразненным, затюханным мальчиком, представьте, у вас все наперекосяк. Все с трудом. Жизнь вроде как у всех — но вязкая какая-то; все смеются, а вы нет, все купаются, брызгаются с визгом и тузят друг друга, а вам это кажется грубым и нелепым, и вообще вода какая-то слишком мокрая; а может, вы просто стесняетесь раздеться вот так же запросто — как другие дети, и нестись с радостными воплями в воду… Вами пренебрегают. С вами скучно. Вы, говорят все они, вы — зануда. Бледная поганка. Козюлька противная. Вы ощущаете себя последним человеком, и чем больше вы стараетесь приспособиться, тем меньше это получается… И вот к вам в руки попадает книга, которой никто не знает. Которую никто не читал. Которую не издают. И книга эта — тоже об обиде. О жуткой обиде, которую нанесли человеку какие-то Кончаки и Гзаки…

При этих его словах Жанна, пытливо листавшая «Противу-Слово», подняла на мужа глаза: «Ты думаешь, это можно так понять?» — «Ну, конечно! А как еще?» — воскликнул он. Какая разница, продолжал он, расхаживая по гостиной, что ты и сам не с лучшими намерениями пришел к этим Кончакам. Для ребенка это неважно, ребенок относится к дракам и вообще к насилию гораздо легче, чем взрослые… Это ж я пришел не с лучшими намерениями, я! У меня-то все равно все лучшее! В том числе и намерения… А меня обидели. А потом я от них спасся, прибежал к своим — и они, эти свои, хоть я и не победил врагов, хоть и погубил всех, кто мне доверился и со мной на врагов пошел, чуть ли не на руках меня носят, славу поют… Страны рады, грады веселы! А почему так? Потому что они — свои! Эта книга про то, что есть чужие, для которых ты всегда плох, и свои, для которых ты, что бы ты ни натворил, — всегда хорош.

Человеку нужны свои. Их надо найти. Если найти не удается — надо их создать.

И она, книга эта, — никому не известна. Она под спудом. Она, может быть, под запретом. Почему?

Что обычно запрещают взрослые?

Не купайся там, где глубоко. Потому что это опасно, можно утонуть. Не ешь снег, это опасно, можно заболеть. Не кури сигарет, это опасно, можешь не вырасти…

Запрещают то, чего боятся. Сами боятся. Те, кто запрещает, в первую очередь сами боятся того, что запрещают другим, иначе не запрещали бы. Взрослые тоже боятся утонуть, боятся возиться с тобой, заболевшим… боятся сами стать ущербными, немощными и хилыми…

И эту книгу — запрещают.

Значит, взрослые этой книги боятся!!!

Представляете, как от этого может закружиться голова? Каких поразительных, божественных высот ты, не сделав ни единого усилия, вдруг достиг! У тебя в руках то, чего боится вся огромная, беспредельная, всемогущая — особенно для ребенка — Ордусь! Весь мир взрослых! И стоит только совсем впустить ее в себя, эту книгу, и все, что в ней написано, стоит срастись с содержанием, сделаться Игорю под стать, тогда и тебя… жаждущего общения — но неинтересного, умного и начитанного — но бесталанного, говорливого — но косноязычного, день-деньской болтающегося где-то на отшибе жизни… тоже будут уважать… бояться. Смотреть снизу вверх! Говорить тебе почтительно: «О…» Ты уже не просто юный Козюлькин, но — Козюлькин с большой, с огромной буквы «К». Не Козюлькин — Архатов!!! Вот что такое для маленького мальчика запрещенная книжка… Или та, которую он хотя бы считает запрещенной.

— Тебе бы, еч, романы писать, — откашлявшись, сказал растроганный Баг. — Про слезинку ребенка, или про юных бесприютников…

— Это не литература, а жизнь, — качнул головою Богдан. — В Европе во времена религиозного фанатизма было такого пруд пруди. Вот Жанна не даст соврать.

Жанна тут же не дала соврать.

— Правда, — подтвердила она. — Их по-разному называли: еретики, диссентеры, диссиденты… Иногда с расхождения в одно слово между одним текстом и другим начинались такие пожары… Попала какому-нибудь мальчишке не такая Библия в руки, тот ахнул: вот она, Истина! Вот почему все неправильно и жизнь не клеится, не складывается, не удается! А через десяток лет, глядишь, восстание… — Она вздохнула, потрясенно и влюбленно глядя на мужа. — Как ты чувствуешь все… — пробормотала она.

Баг хмыкнул.

— В Цветущей Средине в прежние времена тоже из-за пары иероглифов резались будьте-нате, — пробормотал он для справедливости. — Байляньцзяо, скажем [50] … Ладно. Тут ясно. — И он вновь повернулся к компьютеру.

К десятому классу оказалось, что Архип поддерживает отношения лишь с одним из сверстников — с Борманджином Сусаниным. И вот — списки поступивших на биологическое отделение Мосыковского Великого училища; две фамилии рядом: Сусанин и Козюлькин. Общий балл первого: «шан чжун». Общий балл второго «чжун чжун» [51] . В ведомости имела место приписка: «Б. Сусанин проявил редкостные дарования и, несомненно, получил бы „шан шан“, если бы не употребил едва не половинную толику экзаменационного времени на помощь другу, однокласснику и земляку А. Козюлькину. Представляется не менее вероятным, что без его помощи А. Козюлькин получил бы балл, весьма далекий от проходного. Однако возбранять им учиться вместе нам не должно, ибо такую дружбу разрушать грешно и противучеловечно. Старший наставник биологического отделения Алчи М. Неберидзе».