В глухой ночи всадники смяли охрану, глупо и упрямо требовавшую некий королевский пакет. Сэльви плотнее закуталась в плащ, тоскливо всматриваясь в сумрак. У нее было отменное ночное зрение, и оно позволяло теперь видеть глухой высокий забор с шипами по верху и редкими башенками охраны. Широкую полосу мягкой пахоты – и второй забор, а рядом третий. В узком проеме меж двух стен бесились псы. А за досками темным ковром лежали бесконечные болотистые низины. Надежная и унылая тюрьма. От забора до первых домиков, похожих на шалаши, верст пять.
– Хорошие места, – холодно блеснул глазами Орильр. – Сюда привезут бывших дознавателей и прочую шваль. Будут спать, а потом учиться жить заново. У Жаса не забалуют. Поехали, Сэль. И слушай ночь – я опасаюсь ведимов. Здесь их некому перебарывать, кроме нас с тобой.
– Слушаю, – кивнула ведьма. – Пока все спокойно. Я могу поручиться за ближние верст десять, как мне кажется.
Получасом позже они въезжали на грязную, за много лет утоптанную босыми ногами до каменной твердости, площадь поселения. Сюда выходили ворота убогих жилищ, на ночь запертые и заложенные брусьями. Пара тусклых факелов коптила в настенных гнездах.
Сэльви вздрогнула, заметив чуть в стороне выжженный круг. Ей померещилось, что там вкопан столб, и около него все происходит точно как на заставе в Эрхое – приводят и жгут. Орильр кивнул, подтверждая страшное. Смерть эльфа для ведимов почти так же питательна, как гибель ведьмы, – зло бросил он. Указал на две тонкие фигурки у стены. Сэльви охнула и спрыгнула из седла, заспешила. Впервые у нее, обычно такой решительной и сильной в трудных обстоятельствах, дрожали руки. Сама стояла так и ждала. И звала судьбу – только ей повезло, а тут, похоже, многие не докричались.
Нож резал веревки легко, тела были сухие и пугающе бессильные. Рядом вспыхнул новый яркий факел, один из магов присел на колени и стал рыться в сумке, разыскивая полезные настои.
– Я его знал, – почти беззвучно шепнул он. – Кое-как рассмотрел, кожа да кости. Не думал даже, что у нас так все плохо. Не хотел верить.
– Будет лучше, – спокойно сообщила Сэльви. Руки больше не дрожали. – У них хоть есть списки имен, кто жив, кто где? Шаэлю надо бы помочь. Как подумаю, что его мама так же…
– Ничего нет, – вздохнул маг. – Их тут должны были держать до ухода в сон. А тем, кто сдался и отказался от себя, выбирали новые имена. Иди, я справлюсь.
– Диаль! – требовательно окликнула Сэльви.
– Здесь ее нет, – эльф уже открыл все ворота и обошел спящих вповалку пленников. Он с отчаянием глядел на кострища. – Мне страшно.
– Дай руку. Нашла тебя по фляге – найду и ее.
– У меня ничего не осталось от мамы.
– Ты у нее остался, дурачок. Дай руку. И не смей плакать! Найдем, домой отвезем. Вылечим. Ну, успокойся и не мешай мне. Я все же не маг, а ведьма, у меня хорошо и точно получается не всякий раз, я ваших полезных наук ни капельки не знаю. Кстати, Шаэль, было бы здорово научиться читать. Знаешь, как стыдно быть глупой женой такого важного и замечательного эльфа, как мой Рир? Та-ак… Жива.
Диаль снова всхлипнул и получил по шее – для успешного воспитания Сэльви пришлось встать на цыпочки, но она постаралась. Потом стала ходить, зажмурив глаза, и бормотать невнятно на наречии людей. Синеглазый двигался следом, цепко прихваченный за запястье, все более удивляясь странности маршрута, петляющего по площадке.
Наконец ведьма остановилась и уверенно указала на восток.
– Там. Верст тридцать. Спит, кажется. Стой, ну куда ты!
Диаль почти добрался до коня, когда его перехватили куда более крепкие руки. Орильр повторил примененный женой прием воспитания и хмуро потребовал держать себя в руках. Дело надо делать внимательно и грамотно. Здесь тоже эльфы, им плохо, и их надо успокоить, накормить и защитить. А кострище неоспоримо доказывает – ведимы бывают в самой глубине Лирро.
– Сэль, твое мнение – давно горел черный огонь?
– Лет десять назад, не менее, все иные без жертв, разводили их просто для острастки, чтобы горелый круг не зарастал, – нахмурилась ведьма, глядя в сторону кострища. – Их, Черных, вообще давно не было в этих местах.
– Ведимы до того, как повзрослеет их демон, не могут собирать силу в одном месте чаще, чем раз в два-три десятка лет, – задумался Орильр. – Эти два эльфа…
– Диаль, помоги мне, – попросила Сэльви. – Ты эльф, ты можешь с ними поделиться здоровьем. Рир тоже может, но ему еще драться, если что. Надо понять, что им говорили. А в сознание их, таких слабых и больных, ваш маг приведет не ранее завтрашнего вечера. Так?
– Точно, – согласился седой. – Идите.
Глаза тонкого, как прутик, пленника, оказались синими, словно взгляд Диаля отразился в глубине его усталых очей и ненадолго вернул им ясность и глубину. Эльф удивленно осмотрелся, сел, поддерживаемый магом. Жадно выпил воду со смесью трав, попробовал неуверенно улыбнуться. Сэльви усердно гладила худые плечи и шептала что-то про солнышко и «зелену траву». Бывший пленник слушал, не понимал ни слова, но радовался доброте говорящей, изливаемой на него. Уже более уверенно улыбался и оглядывал площадку, по которой сновали храны, выводя пленников на воздух, раздавая найденные в помещении сторожей одеяла и плащи, зажигая костры и наскоро пробуя накормить и успокоить – худшее позади.
Черноглазая смолкла, скользнула ящеркой, раздобыла плащ, отдала магу и устроилась лицом к худому пленнику. Когда пленника закутали, бережно взяла его руку, холодную и слабую.
– Ты сейчас будешь отдыхать. Только уж потерпи немножко. Важно знать – что здесь собирались делать, почему вас держали отдельно? Говори тихо, маг разберет. И не стоит тратить силы на подробности: по возможности да-нет. Здесь бывали ведимы?
Он вздрогнул и кивнул. С трудом разлепил губы и зашептал, маг вслушивался и повторял. Черные не заходили в поселение уже двадцать семь лет. Но пленник попал в поселения давно, более полувека назад, и помнил их прежний визит – тогда горел костер, и всех заставляли смотреть. Так можно пить не только смерть, но и боль. А три дня назад охрана выбрала самых слабых и объявила, что скоро их не станет.
Сэльви кивнула – так она и думала.
– Сегодня?
– Завтра, – шепнул эльф. – На закате.
– И еще твое имя, – попросила Сэльви. – Жас, то есть Верховный, велел всех переписать в точности, по возможности не полагаясь на узнавание. Я писать не умею, но остальные тут вполне даже грамотные.
Он ответил еще тише, но имя рыжего храна явно порадовало пленника. Диаль бледнел все более, и Сэльви разрешила ему убрать руки с плеч больного. Синие глаза стали тускнеть и закрываться.
– Всё, спасибо, спи. Проснешься уже дома, обещаю. И будет тебе сниться только хорошее, я спою колыбельную, про золотые клены. Кэлю она нравилась, – пообещала Сэльви, гладя грязные волосы. – Сказал, песня «глупая, но радостная». У меня пока умные не получаются.