Лунные бабочки - читать онлайн книгу. Автор: Александр Экштейн cтр.№ 6

— С ежо-ом… — с досадой посмотрел на выбитый палец Лев Сергеевич Фомин, проректор медицинского университета, — ужом, коровой… Маньяки чертовы! — Он поднял руку и остановил автофургон «Хлеб».

— Куда? — спросил шофер.

— Туда, — махнул рукой Лев Сергеевич в сторону Шереметьева, — до Ревякина.

3

…Во время разложения тела душа Лени задыхалась — это была плата за неестественную привычку дышать легкими. В наполненный трупными водами желеобразно-распадающийся мозг проникли личинки асмодейной кладбищенской гусеницы, и душа Лени Светлогорова — еще Лени Светлогорова, ибо на поверхности еще помнили повесившегося художника — поспешно аккумулировала в себе конвульсивные остатки гниющего мыслетворения трупа. Душа, втягивая в себя и с трудом нейтрализуя привычку тела к ужасу, боли и безысходному отчаянию, постепенно выдиралась из присосочной сети нервных окончаний и вбирала в себя трудолюбивый и полный оптимизма шепот растущих ногтей и волос, которые на самом деле являются законсервированными информаторами подспудного жизнеобразования, распадающегося в третичной — синтезирующей зачатки холодного ядерного биосинтеза — ауре бродильного разложения… Впрочем, душа Лени быстро охрусталилась и отрешилась от трупа. Это произошло на девятый день после его погребения. Резко и пульсирующе бликуя, она устремилась в глубь земли. Досрочно избавив от сорокадневных мучений, ее втягивала серебряная нить элохимов. Ведь только ограниченная мысль телоносителя разделила пространство на небо и землю. Для души всюду небо. И это небо далеко не такое, каким его воображают поэты, священники и романтические идиоты. В небе не существует «расстрельных» и окончательных приговоров. Бог настолько велик и непредставляем, что запросто может сесть нам на плечо ранним весенним утром в виде маленькой божьей коровки. Самое главное в этот момент — удержаться и не сбить его с плеча щелчком…

…В Шереметьеве Игорь Петрович встретился с другими академиками, следующими в Женеву.

— И что же, — поздоровался с ним Корзун Сергей Афанасьевич, — монастырь разрешил вам окунуться в мирскую скверну науки?

Корзун был из тех умных людей, которые на первый взгляд кажутся дурацкими, это во-первых, а во-вторых, он никогда не дожидался ответов на заданные им же вопросы. Поэтому Игорь Петрович удивился, когда тот задал ему вопрос и стал ждать ответа.

— Кто это вам лицо разбил? — спросил Корзун и замолчал, с интересом глядя на Гляделкина.

Действительно, лицо Игоря Петровича мало напоминало лицо интеллигентного человека. Нос распух, а под глазами резко обозначились синяки.

— Вполне возможно, что вы и светило науки, — неожиданно вмешался в беседу академиков Константин Гляделкин, — но если не перестанете донимать моего отца бестактными вопросами, я вас ударю по голове вот этим. — Он показал на кейс отца в своей руке.

— Отправляйся домой, — строго приказал сыну Игорь Петрович, отбирая у него кейс, — и немедленно извинись за грубость.

— Я прощаю, — махнул рукой Корзун, — какая разница. Он взял Игоря Петровича за локоть и подвел к двум своим спутникам, стоявшим посреди зала и наблюдавшим за ними издалека. Константин направился к выходу из аэропорта.

— Преданье старины былинной, — весело приветствовал Гляделкина Антон Серафимович Свинтицкий, академик, специалист по крионике и создатель универсальной крови «Ч». — Монах-ученый — это почти что православный иезуит.

Второй, лауреат трех Государственных премий, академик, профессор Голубев Кевин Иванович, ученый-робототехник, скривился, как от зубной боли, на восклицание Свинтицкого и лишь покивал головой, приветствуя Игоря Петровича.

— В Женеве дождь, — предупредил всех Корзун и продемонстрировал коллегам маленький стеклянный шарик, — но у меня заказан плащ с капюшоном, — он встряхнул шарик, — атомы уже начали перегруппировку.

Сергей Афанасьевич Корзун, похожий на деревенского дурачка, насильно одетого в костюм от Николо Пика за двадцать тысяч долларов, был лауреатом Нобелевской премии за перспективные разработки в области нанотехнологии. Нано — ничтожно малая величина, в сотни раз меньше длины волны видимого света. Нанотехнология позволяет использовать атомы как строительные «кирпичи» природы, из которых мы сможем складывать все, что угодно. Стеклянный шарик в руках у Корзуна был первой, пока что экспериментальной установкой такого рода.

— Ваша нанотехнология, — поспешил сделать комплимент Голубев, — нанесет окончательный удар по человеческому фактору. Мы превратимся в ухоженных, здоровых, хорошо охраняемых обитателей зоопарка. Миром будет править искусственный интеллект.

— Как хорошо! — обрадовался Свинтицкий. — На благоустроенный зоопарк я согласен, но боюсь, что этот ваш разум, уважаемый Кевин Иванович, будет использовать нас на черновых и ассенизаторских работах.

— Хватит чушь молоть, пора на регистрацию, — хмыкнул Игорь Петрович.

— Ох уж эти самолеты, — поежился Свинтицкий, — лучше бы на поезде.

Женевский форум ведущих ученых мира впервые на таком высоком интеллектуальном уровне должен был обсудить вопрос о создании сословия Господ — золотого миллиарда неприкасаемых. Земля перенаселялась, и назрела проблема контроля за народонаселением, а контроль должны осуществлять ГОСПОДА. Призрак ВГС (Высшего генетического совета) бродил по земному шару.

Ведущие ученые мира не знали, что идея такого форума была внедрена в их мысли агрессивными мистиками подземного, околохорузлитного человечества качественной формации и что Господа обитают в сумеречно-серебряно-зеленом государстве волооких подземных магов, которым покровительствуют демиурги и элохимы, нелюдь и нежить земная…

Пути загробные

Первое, что потрясает умершего человека, — это грозное, гулкое и холодное одиночество Выбора. Проторенных путей в замогилье не бывает, все умершие осваивают бесформенность разноцветного мрака самостоятельно — один на один перед призраком Абсолюта.

Душа человека похожа на сплетенную из трех родников косичку, и душа человека трехобразна; душа детства — не-феш, душа судьбы — руах и душа смертного дома — нешмах. Сразу же после того, как умершего укладывают в домовину (гроб), начинается череда умираний, и каждый должен твердо знать, что бесконечная безнадежность, открывающаяся перед ним, предусматривает бесконечные варианты осуществляющихся надежд.

…Душа Лени расплеталась. Серебристо-чистый «ручеек» детства, нефеш, влился прямо в нить элохимов, мутно-осадочная «струя» судьбы, руах, вдруг начала завиваться в петлю, и из земной плоти потянулись к ней асмодейные гусеницы, постоянно испытывающие жажду и тоску по своей бывшей бабочковости в районе экранного самоудовлетворения, что находится в зеркальной вселенной, расположенной прямо над Южной Америкой, полностью повторяя ее контуры. Душа смертного дома, нешмах, которая на самом деле и есть ДУША, ласково, как бы проглаживая, проструилась по серебряной нити элохимов, распрямила петлю судьбы, мимоходом отправив несколько асмодейных гусениц в их вожделенную бабочковость, и тоже, вслед за душою детства, влилась в серебряную нить, оставив очищенную душу судьбы, руах, одиноко втягиваться в Ад, в государство бледных демиургов.