Люди полной луны - читать онлайн книгу. Автор: Александр Экштейн cтр.№ 4

— Трудно жить, — печально вздохнул Роберт Рогонян и, на всякий случай отойдя в сторону, поглядел на Савоева.

— Трудно, говоришь? — странно посочувствовал Роберту Савоев и, протянув ему фотографию некогда живой Ольги Останской, зловеще прервал свое сочувствие: — Рассказывай все, и по порядку.

— Убойная гимназистка. Где она сейчас? — обрадовался Роберт и затараторил: — Врожденный талант, подогретая малина на помповой основе неразработанной молодости. Ее не остановить, приманка для сексуальных маньяков, ей в одиночку нельзя сниматься, только под «крышей», а не то влюбятся и зарежут…

— Стой! — заорал Савоев. — Я тебя убью! Какая малина, что за помпа, какой братишка?

Выкопанная из могилы и беспечно брошенная в сквере больницы оболочка Ольги Останской доставляла уголовному розыску и полковнику Самсонову лично массу забот. Были непонятны акценты преступления, которое могло и не быть таковым. Слух о нем уже влез в уши горожан и распространился по городу с вездесущностью юго-западного ветра. Об этом говорили везде: на пляжах, в парке, на работе, знакомые при встрече сразу же спрашивали: «А вы слышали?» — и в ответ получали: «Конечно же». Ужас, что наделал нестандартный труп Ольги Останской, так безнаказанно возникший из земли и незаконно выброшенный в сквере городской больницы. Горожане были переполнены негодования, все настаивали на возмездии, но никто точно не знал, как это возмездие должно выглядеть. Выкапывание умерших девочек из земли еще не стало привычным для провинциального обывателя, его психика еще была достаточно ранимой и наивно-сопереживающей.

«Гадство какое-то, — думал Самсонов и, постукивая кончиком ручки по столу, добавлял в свои мысли: — Оскотинеть можно».

Полковника совершенно не интересовало, что об этом могильном выкапывании говорили на пляжах, в парке и на работе, но ему было интересно, что об этом говорит начальство, а несколько часов назад он в полной мере узнал об этом.

— Самсонов! — как бы увидев его в новом свете, воскликнул начальник областного Управления внутренних дел комиссар Кияшко. — У тебя там что, кладбище под картошку перекапывают?

— Да нет, товарищ комиссар… — замялся Самсонов и подумал про себя: «Ничего себе ирония».

— Случай, конечно, единичный, но, судя по нестандартности, демонстративный. Так что, Самсонов, не мне тебя учить: если еще раз у тебя в городе потревожат мертвых, то готовься к инфаркту, это визитная карточка маньяка.

Сказав это, комиссар встал из-за стола, подошел к массивному сейфу, быстро, за десять минут, открыл его и, вытащив из-под груды документов сигарету, закурил ее. Закрыв сейф, он снова сел за стол и, коротко взглянув на Самсонова, объяснил:

— Сердце.

— И все-таки как она попала к вам в команду? — продолжал настаивать на своей заинтересованности Савоев, разминая уставшую руку.

— Это порода такая, она родилась, чтобы стать проституткой или женой парализованного миллионера, — объяснял Роберт, растирая покрасневшее и опухающее лицо, на котором, кроме опухания, были заметны следы вынужденной вежливости.

В удивительном городе, впрочем, как и по всей России, вежливость всегда давалась через силу.

— Ну?! — понукал Савоев Роберта.

— Городскую баню знаешь? — спросил Роберт и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Иду мимо нее, уже стемнело. Вижу, кто-то в окна подсматривает. Обошел с тыла это место, вижу, бабец молочный в окна подсматривает. Глаза расширенные, красивые. Вся дрожит!…

Рассказывая, Роберт возбудился и чем-то стал напоминал молодого политика Кикиренко. Если того раздеть догола, обмотать простыней, скинуть лет десять, дать выпить стакан водки, обклеить ноги, грудь и спину волосами, приставить вызывающе кавказский нос, он был бы точной копией Роберта Рогоняна.

— …В общем, классика — мой контингент. У меня ведь девочки разной квалификации. Есть ремесленницы, есть мастера, а Школьница была талантливой. Я это сразу понял, у нее большое будущее, — загрустил Роберт и, потянувшись к Савоеву, горячо спросил: — Где она, лейтенант, куда пропала?!

— Так! — стал заводиться Савоев. — Я тебе скажу!… Подлец! — От возмущения Савоев стал пошлым и раздражительным, и лишь произведя два удара — правой рукой пробив пресс, а левой отправляя в нокдаун, — он успокоился.

— Когда-то, давным-давно, были произнесены вполне равнодушные пророчества. Пророки не могут быть пристрастными или чрезмерно эмоциональными. Этим они здорово отличаются от лжепророков, которые истекают любовью к людям, к жизни и времени. Работа лжепророков не выдерживает никакой критики, она рассчитана на дураков, изначально безбожных, обуянных страстью к жизни. Пророки на то и пророки. Они знают цену пророчествам, знают, что основная масса живущих их не услышит, и лишь в силу врожденного инстинкта к передаче информации произносят их, а потом, спокойно сплюнув, скучающе зевают. Пророчества в общем-то и предназначаются для пророков, этакий обмен опытом или беседы спасенных душ, если хотите, — произнес Леня Светлогоров и тоскливо, с собачьей преданностью в глазах, посмотрел на Самвела Тер-Огонесяна, шеф-повара и владельца ресторана «Морская гладь».

— Как ты мог, Леня? — укорял его Самвел, сокрушенно цокая языком. — Такую женщину ты назвал жабой, как ты мог?

— Да, но она попирала меня ногами, — оправдывался Леня. — Она прошла по мне, как по вафельному полотенцу в душе для грузчиков, а мне там не место, — сделал неожиданный вывод Леня и, посмотрев на Самвела глазами раздраженного хулигана, напомнил: — Буксы горят, дай на пиво, будь другом.

— Эх, Леня… — недоумевал Самвел. — Я все помню. Я тебе уже с пятого класса деньги одалживаю, и ни одного перерыва в этом процессе еще не было…

— Привычка — как вторая кожа, — посочувствовал ему Леня и, спохватившись, смягчил формулировку: — Ну ты даешь!

— Не дам я тебе денег, Леня, — удивил Светлогорова Самвел и стал доставать из холодильника продукты класса «Ничего себе!». — Ты назвал Глорию жабой.

Как ты мог, Леня? — Самвел поставил на стол бутылку коньяка «Наири» десятилетней выдержки. — Не получишь от меня денег на этот раз.

— Не надо, — пошел навстречу Самвелу Светлогоров и, не обращая на него внимания, стал разливать по рюмкам коньяк.

— Извинись перед Глорией Ренатовной, а то я тебе морду набью, Леня, — пригрозил Самвел и, приподняв рюмку, сурово взглянул на хулиганистого представителя городской богемы.

— Прямо-таки морду? — возмутился Леня и, опрокидывая в рот коньяк, добавил: — Ладно, уговорил.

Ольге Останской снились странные сны. В этих снах все было многоцветным, грубым и нежным. Она не могла понять своего томления, но оно ей нравилось своей бархатистостью и какой-то особой, пронзительной, ласковой теплотой, располагающей к восторженному и всхлипывающему крику. В одиннадцать лет она, конечно, не могла знать, что это называется гипертрофированной предрасположенностью к оргазму, но это незнание ничего не меняло в снах Ольги Останской. Они по-прежнему были многоцветными, грубыми и нежными…