Делажи сидели друг подле друга в креслах и наблюдали за танцем, как импресарио в захудалом дансинг-холле Буэнос-Айреса на репетиции сцены нового мюзикла — трагической истории разлученных любовников. Гальдер двигался со свойственной ему легкой грациозностью, но ему было явно не по себе: он понимал, что танец может не прекратиться, когда музыка смолкнет. Ален Делаж снимал танго, и на лице его, наполовину скрытом видеокамерой, было то же выражение, что во время избиения африканского торговца бижутерией.
Я понял, что на моих глазах намечается следующая жертва. Шагнув через сигаретный дым, я обнял Джейн за талию — она двигалась, как сомнамбула, и вряд ли заметила смену партнера. Реагируя на мои неуклюжие па, она улыбнулась, словно узнав старого знакомого, который когда-то ненадолго вторгся в ее жизнь. Но Гальдер поклонился мне от двери, прекрасно понимая, какая опасность ему грозила.
Ален Делаж стал шефом службы безопасности «Эдем-Олимпии»; самый способный ученик Уайльдера Пенроуза теперь был самым ярым его подручным. Замкнутый и робкий бухгалтер, которого так презирала Франсес Баринг, превратился в самоуверенного и высокопоставленного социопата.
Я лежал на топчане, слушая, как Джейн принимает душ, и радуясь возможности разделить с ней поздний завтрак. Сержант Жюко появился в семь часов, потому начало ее рабочего дня отодвинулось, а я получил призрачную возможность реанимировать умирающий брак. Сидя с нами на кухне, сержант спрашивал меня о «душевном состоянии» Цандера — так он деликатно называл его пристрастие к рюмке. Анализ крови покойного показал высокое содержание алкоголя в его организме. Жюко сообщил нам, что свидетелей происшествия нет и скорее всего Цандер в пьяном виде уснул за баранкой своего «ауди» и встретил смерть в одиночестве на ночном берегу.
Джейн согласно кивала, но я был удивлен, узнав, что именно она подписывала свидетельство о смерти. По официальной версии, она проезжала мимо, увидела санитаров у перевернутого автомобиля, вышла и подтвердила, что Цандер умер от обширных повреждений головы и грудной клетки.
Я молча слушал все это. Сержант Жюко был выпускником элитарного полицейского коллежа и явно не принимал никакого участия в заговоре между «Эдем-Олимпией» и каннской полицией. Но одно случайно брошенное замечание вывело меня из равновесия. Полицейские начальники, приглашенные на виллу Гримальди, сообщили, что я, вероятно, был последним, кто говорил с Цандером, и даже, кажется, угрожал ему.
Джейн вышла с веранды, одетая в кремовый льняной костюм, волосы подвязаны черной шелковой лентой. В руках у нее была чашечка кофе, но стимуляторов ей явно не требовалось — шла она легкой амфетаминовой походкой. Я в который уже раз подивился тому, как быстро она восстанавливает внешнее спокойствие и энергию. Она весело помахала рукой мсье Анверу, садовнику, и бросила крекер воробушку, наблюдавшему за ней с розовой беседки. И опять я почувствовал прежнюю любовь к ней, тепло, сохранявшееся, несмотря на «Эдем-Олимпию» и все, что случилось с нами.
И в то же время я не мог не отдавать себе отчет в том, как сильно она изменилась. Она раздобрела, а кожа на ее лице стала землистой и блеклой. Она часто извинялась за то, что забывает спускать после себя воду в уборной, а стул у нее был кровянистый: она объясняла это крепящим действием диаморфина. Она машинально выплеснула остатки кофе в бассейн.
— Пол, как ты думаешь, Жюко остался доволен?
— Наши с тобой легенды совпадали. Ты говорила очень убедительно.
— Какие еще легенды? Это был несчастный случай.
— Ты уверена?
— Я же там была. — Джейн запрокинула голову, чтобы солнце согрело ее бледную кожу. — Мы его обгоняли, а он потерял управление. Я не сказала об этом Жюко, а то бы всех потащили на допросы.
— Очень предусмотрительно. А кто сидел за рулем?
— Ален, кажется. Цандер был ужасно пьян. От него на берегу так и несло.
— Мне этот одеколон тоже не понравился. Удивительно, что ты почувствовала его из машины. Ты ведь так из нее и не выходила.
— А вот и выходила. — Джейн испытывала непритворное возмущение. — И Ален, и Симона сказали, что я подходила к Цандеру с моим саквояжем.
— Вероятно, я не обратил на это внимания. А само происшествие ты видела?
— Более или менее. Все произошло так быстро. Машины даже почти не коснулись друг друга.
— В этом не было нужды. — Я смотрел, как кофейная гуща оседает на дно. — Представь — у тебя на хвосте трехтонная черная махина. Да тут любой предпочел бы освободить дорогу. А кто был в первой машине?
— Ясуда и кто-то из «Дюпона». И шофер — этого я раньше и не видела.
— Хороший шофер. Высокопрофессиональная агрессивная езда. Вероятно, Ален для этого случая пригласил специалиста-гонщика из полиции.
— Пол… — Джейн заглянула мне в зрачки, словно проверяя, не принял ли я слишком большую дозу. — У тебя опять навязчивая идея. Сначала Дэвид, теперь этот несчастный случай. Ужасно, конечно, но…
— Цандера никто не любил?
— Как на мой вкус, он был слишком толстый. — Джейн скорчила гримаску, и слой косметики на ее лице пошел мелкими трещинками. — Но все же он был человек.
— Настолько человечный человек, что играл с тобой в игры Алена.
— Пол, мы договорились не трогать эту тему. Надо же мне как-то расслабляться. Мужчины начинают так дергаться, когда мы задираем юбки. Они думают, что мамочка собирается трахнуться с молочником.
Я взял ее бледную руку с обгрызенными ногтями.
— Джейн, послушай меня хоть раз. Ален опасен. Я видел его глаза, когда ты танцевала с Гальдером. Я видел кое-что такое, чего твоя телеметрическая система никогда не заметит — чистейшей воды плантаторская жилка. Бельгийское Конго времен Леопольда Второго — мерзость и расизм. У Конрада есть роман об этом
{82}.
— Он входит в школьную программу.
— Так ты его читала?
— Только аннотацию. Уж больно было страшно. — Она встала и поправила юбку. — Я опаздываю. Пол, почему бы тебе не съездить ненадолго в Лондон?
— Я должен за тобой присматривать.
— Очень мило с твоей стороны. Нет, правда, мило. Как поживает Франсес? Что-то она давно не звонила.
— Она уехала. Она после смерти Цандера сама не своя.
— Найди ее. Она тебе нужна, Пол.
— Может, мне жениться на ней?
— Если хочешь. Я за тебя буду рада…
Я дошел с Джейн до подъездной дорожки, посмотрел, как она дает задний ход, восхищаясь ее лихим переключением передач. В своем льняном костюме выглядела она очень элегантно и невозмутимо, но на рукаве у нее я заметил кофейное пятно. Я был вознагражден ее долгой улыбкой, ее медленный взгляд скользнул по мне на прощанье — вот так все и было в наши счастливые деньки. Скоро наш брак прикажет долго жить, но тем тверже я решил ее спасти.