Жилой комплекс переживал бум во всех отношениях, деловая жизнь, искусства и гражданское самосознание достигли своего пика. Яхты и мощные прогулочные катера в новом блеске теснились у причалов порта, а Гуннар Андерсон нанял на полный рабочий день штат механиков, поддерживавших в рабочем состоянии моторы и навигационное оборудование. Полузатопленный корпус «Безмятежного» все еще виднелся возле лихтера, как скелет кита у китобойного суденышка, но теперь его почти полностью скрывал лес новеньких сияющих мачт.
Члены клуба толпились на соседнем балконе, радостно приветствуя еще одну карнавальную платформу, на которой группа быстрого реагирования службы безопасности Костасоль разыграла сцену ареста двух угонщиков, проникших к нам из Фуэнхиролы: перепуганных юнцов быстро и профессионально скрутили, а потом надели на них наручники. И все же посреди всеобщего веселья осталось одно мрачное лицо, атмосфера праздника никак не смягчила его суровость. Когда в ходе разносимых громкоговорителями переговоров по трескучей переносной рации и мобильным телефонам решалась судьба неудачливых угонщиков, я заметил, что на балкон вышла Пола Гамильтон. На ней были черный костюм и белая блузка, в руке она держала докторский саквояж. Я был рад ее видеть и помахал ей из окна кабинета, хотя своим недовольным и жалким видом она все больше напоминала обнищавшего врача, который бродит в царстве абсолютно здоровых людей в поисках хотя бы одного больного.
По моему настоянию она записалась в спортклуб и часто плавала ранним утром, когда последние ночные гуляки еще только уезжали с автомобильной стоянки. Она тренировалась с Гельмутом на теннисных кортах, пытаясь поднять уровень своей неуклюжей, с замахом от плеча, игры. Однажды я разминался с ней, но она играла совершенно невыразительно, и я предположил, что она записалась в клуб, не поддавшись моим уговорам, а по каким-то своим, тайным, причинам, возможно, чтобы под прикрытием игры следить за докторами-конкурентами.
Она смотрела с балкона, как проплывает мимо толп туристов, высыпавших из кафе, платформа стражей порядка, и едва заметно улыбнулась, когда Бобби Кроуфорд в гавайской рубашке, которую он у кого-то одолжил, запрыгнул на платформу и стал изображать англичанина-оболтуса, накачавшегося пива. В считанные секунды он превратил показательное выступление службы безопасности в номер Кистоунских копов
[57]
: стоило ему вскочить на платформу, как стражи порядка уже не держались на ногах и копошились на полу в поисках разбросанных мобильных телефонов, по которым им громко отдавались противоречивые безумные приказы.
Она отвернулась, явно чем-то озабоченная, и заметила, что я наблюдаю за ней из кабинета. С застенчивой улыбкой она открыла дверь и оперлась о стеклянную панель.
– Пола… у тебя усталый вид.– Я предложил ей свое кресло.– Весь этот шум… Наверное, тебе стоит выпить.
– Спасибо, не откажусь. Почему чужое веселье так утомляет?
– У них есть масса поводов для праздника. Садись, я что-нибудь закажу. Чур, ты прописываешь.
– Ничего особенного. Минеральной воды.
Пола широко улыбнулась, показав крепкие зубы, и отбросила с лица волосы. Она наблюдала, как дурачится Кроуфорд, жонглируя сразу тремя мобильными телефонами под дождем из лепестков и конфетти.
– Бобби Кроуфорд…– заговорила она снова.– Его ведь любят, правда? Твой святой психопат. Его все обожают.
– А ты нет, Пола?
– Нет.– Она прикусила губу, словно пыталась стереть следы поцелуя.– Думаю, что нет.
– Когда-то он много для тебя значил.
– Но не теперь. Я разглядела иные стороны его натуры.
– Он умеет их сдерживать. Не знаю, почему ты так к нему несправедлива.– Я показал на заполонившие площадь толпы, оглашавшие ее улюлюканьем под поднимавшимися в воздух облаками лепестков.– Посмотри на то, что он сделал. Ты помнишь, каким был Костасоль три месяца назад?
– Конечно. Я же здесь частенько бывала.
– Значит, ты меня поймешь. В городке было полным-полно твоих пациентов. Полагаю, теперь их не так много.
– Их почти нет.– Она поставила саквояж на мой рабочий стол и села рядом, кивнув сама себе.– Несколько больных лейкемией я отправила в Лондон. Кому-то накладывала шины на голень, – нечего было тренироваться как сумасшедшие. Было даже несколько случаев венерических заболеваний. Старомодной гонореей тебя, конечно, не удивить.
– Действительно, не удивить.– Я снисходительно пожал плечами.– А как же иначе, когда постоянно меняешь партнеров. Это болезнь, обусловленная социальными контактами, вроде гриппа или гольфа.
– Есть и другие социальные болезни, значительно более серьезные, вроде детской порнографии.
– Здесь это редкое заболевание.
– Но удивительно заразное.– Пола пронзила меня взглядом строгой школьной учительницы.– Люди, которые думают, что у них иммунитет, внезапно подхватывают инфекцию от любой порнографической продукции.
– Пола… Мы пытались не давать этому хода. Проблема в том, что в Костасоль почти нет детей. Людям их так не хватает, поэтому к их сексуальным фантазиям примешивается какая-то тоска по детям. Нельзя же винить за это Бобби Кроуфорда.
– Я виню его за все. И тебя тоже, ты ответствен за все почти в той же мере, что и Кроуфорд. Он тебя окончательно испортил.
– Вздор. Я начал писать книгу, подумываю об уроках игры на гитаре и сценической карьере, снова играю в бридж…
– Все это – пустой звук.– Пола схватила мышь моего компьютера и крепко сжала рукой, словно хотела раздавить.– Когда ты сюда приехал, ты был homme moyen sensuel
[58]
, помешанным на воспоминаниях о матери и слегка ощущающим вину перед несовершеннолетними шлюхами, которых ты трахал в Бангкоке. А теперь ты даже не помнишь, что такое нравственность. Ты стал правой рукой короля местной преступности и даже не осознаешь этого.
– Пола…– Я протянул руку, чтобы спасти мышь.– У меня больше сомнений насчет Кроуфорда, чем ты думаешь.
– Ты заблуждаешься. Поверь мне, ты поддерживаешь его абсолютно во всем.
– Конечно, поддерживаю. Посмотри, чего он достиг! Мне наплевать на то, что здесь так много художественных школ. Самое важное в том, что люди снова мыслят и пытаются понять, кто они. Они строят для себя новый, осмысленный мир, а не просто ставят дополнительные замки на входных дверях. Всюду куда ни глянь – в Англии, в Штатах, в Западной Европе, – люди прячутся в анклавах, где нет преступности. Это ошибка. Определенный уровень преступности – необходимая составляющая жизни, она как грубая пища, без которой не будет работать желудок. Полная безопасность – это болезнь, которую порождает изоляция.