Эмигрант с Анзоры - читать онлайн книгу. Автор: Яна Завацкая cтр.№ 95

— Отрину, — повторил я вслед за Кором.

— Примкнешь ли к Великому Духу?

— Примкну.

— Иди же, ищущий! — резюмировал Голос, и впереди возник слабый световой луч. Я пошел по нему.

Кажется, я шел в совершенном одиночестве. Но когда новое помещение, едва освещенное слабым лучом, обрисовалось передо мной, мой, так сказать, наставник, Кор, снова был рядом…

Я увидел что-то вроде высокого гроба со стеклянной крышкой. Рядом — столик, и на столике маленький кувшин. И копье. То самое.

Кор подошел ко мне.

— Да умрет в тебе ветхий человек, и родится новый…

Он приставил копье к моей груди… Я уже знал, в чем дело. На этот раз было почти не больно. Я сознавал, что кончик копья просто упирается в кожу… что ничего особенного не происходит… И хотя кровь текла, и казалось, грудина трещит, все было далеко не так страшно, как в первый раз.

Кор отдернул копье. Двое таких же, как он, выступили из тьмы.

— Пей, ищущий. — Кор подал мне кувшин. Я отхлебнул… ничего, на пиво слегка похоже. Явно алкогольное что-то. «Пить надо быстро», — прошипел Кор. Я в несколько глотков опустошил кувшинчик.

Трое коров подняли тяжелую крышку гроба — хрустальную или ксиоровую, уж не знаю. После этого мне велели лечь туда.

Страшно. Сейчас задвинут крышку, и оставят здесь навсегда… Вот уже задвигают… но двигаться так не хочется. Мысли начали путаться… что это я выпил?

Что это было?!

Это не может быть сном, подумал я. Какой там сон! Я прекрасно себя чувствую… бодро так. Меня ведь положили в этот хрустальный гроб… не знаю уж, что это значит.

Но я не лежу. Я стою в узком и пыльном коридоре, и впереди — просвет. Неяркий такой свет, будто вечерний. Это я, несомненно… мои руки и ноги. Я ущипнул свое запястье… нет, не сплю.

Как я попал сюда?

Все просто: я заснул и не заметил, как меня сюда перенесли. Правда, странно, что очнулся я уже стоя… или я не заметил, как встал?

Я поступил так же, как поступил бы любой другой на моем месте — зашагал к видневшемуся в конце коридора просвету.

Это не был выход наружу, просто еще одно помещение. Свет сумеречный. Два кожаных высоких кресла посредине (я запомнил потертую спинку). И в одном из кресел сидел человек.

Я не запомнил его глаз… И не подумал о глазах в тот момент, лишь потом в памяти всплывало — глаза как-то не попали в мое поле зрения, их словно дымкой заволокло. Человек этот не смотрел на меня прямо, а все время устремлял взгляд куда-то в окно. Хотя там, в окне, ничего интересного и не было — так, серое небо, голые покачивающиеся древесные ветви.

А в остальном человек показался мне знакомым откуда-то… чем-то… Не знаю даже, почему. И чувства он у меня вызвал скорее приятные… Так приятно бывает встретить нейтрального знакомого, с которым не виделись уже много лет, с которым есть общие воспоминания.

— Здравствуй, — произнес он. Голос — бесцветный, самый обычный, но тоже скорее располагающий к себе.

— Здравствуйте, — ответил я осторожно. Никак не могу отвыкнуть называть незнакомых людей на «Вы», даже если ко мне на «ты» обращаются.

— Вот ты и пришел, Ландзо…

— Да. А кто вы?

Человек улыбнулся… то есть я как будто даже не видел его лица, но почувствовал улыбку.

— Кто ты, Ландзо? Скажи мне — кто ты?

— Человек, — ответил я как тогда, перед «посвящением».

— Ты — лервенец, квиринец? Беши? Кто ты?

— Я сам не знаю, — ответил я честно.

— Садись, — произнес мой собеседник. Я сел напротив него в кресло, по-прежнему, никакой опасности не ощущая. И он начал рассказывать мне мою жизнь.

Нет, в этом не было никакой грубой лести или преувеличения моих достоинств. Я попробую передать примерно так, как это звучало для меня — хотя это трудно, так как в звучание слов вкладывалось гораздо большее, нежели это можно передать простым пересказом… сам голос моего собеседника, интонации, немного слишком вычурные, но изящные жесты его рук воздействовали и говорили мне очень многое, убеждая, доказывая лучше любой логики.

А дело было в том, что я родился совсем не простым лервенцем…

Да, и Арни, и Таро были в каком-то смысле избраны. Но скорее, как мои спутники и помощники, отсюда и неожиданно возникшие странные и даже порицаемые в Общине чувства, объединявшие нас. Мы — все трое — являли собой единство. Да, Арни был талантлив и учился лучше всех, да Таро был сильнее других и физически, и духовно. Но именно я, который из троих выделялся меньше, был центром и основой компании. Я тоже неплохо учился, мог бы лучше, но это было ни к чему.

Вспомни, Ландзо, говорил мой собеседник, как на Втором Круге в ваш класс пришел новый наставник, и как он выделял тебя и даже приводил к себе домой, чтобы помочь подготовиться к экзамену.

Вспомни, как твое сочинение «О вере и любви Цхарна» заняло первое место на общешкольном конкурсе…

Вспомни, как отзывался о тебе старвос Гиннор — до того, как его перевели, а ведь все признают, что Гиннор и сам был необычным человеком, некогда талантливым ученым…

Мой собеседник напоминал мне один за другим эпизоды моего детства и отрочества — именно те, в которых я проявил себя особенно хорошо. Когда меня кто-либо хвалил и выделял, когда я выигрывал и оказывался лучше других… И эпизоды эти легко ложились в единую мозаику, в узор, в картину, пока еще неясную, но несомненно значительную и для меня весьма и весьма благоприятную.

Я был не таким, как все.

В этом заключалась и моя трагедия. Ибо в Лервене по некоторым причинам сложилась гипертрофированная общинность… общинный строй не плох, ведь в конце концов, на Квирине он тоже присутствует, но у нас, в Лервене, сознательно разрушали все человеческие связи и воспевали одинаковость и похожесть всех, невозможное, глупое равенство (не равенство потребления, как на Квирине, а равенство способностей и талантов). Я же выделялся из других, так же, как и мои друзья. И все же это была не вина моя… и даже не беда. Почему так случилось, мы поговорим позже. Однако скажем — я был едва ли не единственным исключением в стране. В целом в Лервене достаточно справедливый строй. Но я в него не вписался. То, что меня хотели осудить — в общем, почти неизбежно, но не из-за общей Лервенской несправедливости, а именно из-за того, что я… ну, скажем так, был исключением из всех возможных правил.

И согласись, говорил мой собеседник, что большинство твоих сообщинников не вело бы себя так мужественно и самоотверженно, как ты…

Надо же — в таком ракурсе я еще о себе не думал. А ведь действительно, я выдержал «качалку», не выдал друзей, и когда было уже ясно, что меня осудят, я думал в первую очередь о друзьях, а не о себе… я не терял присутствия духа, как бы мне ни было плохо. Но кто, кроме меня, Арни и Таро, мог бы себя так вести? Да никто. Пожалуй — никто. Наказания для того и придуманы, чтобы ломать нашу волю… однако мою волю не сломили.