Луденские бесы - читать онлайн книгу. Автор: Олдос Хаксли cтр.№ 60

Глубоко растроганный, Грандье попросил святого отца, чтобы тот за него молился — ведь община кордельеров единственная во всем Лудене отказалась сотрудничать с гонителями «колдуна».

Грийо пообещал молиться, а также призвал Грандье не терять веры в Господа и Спасителя. Еще он передал осужденному послание от матери. В эту самую минуту она молилась Пресвятой Деве и передавала сыну свое материнское благословение.

Оба, и Грандье, и Грийо, плакали. Толпа сочувственно перешептывалась. Лобардемон пришел в ярость. Ну почему все мешали ему осуществить заранее разработанный план? По всем правилам чернь должна была бы кидаться на осужденного, желая разорвать его на части. А вместо этого они оплакивали его горькую судьбу. Барон вышел вперед, велел стражникам прогнать кордельера. В возникшей сутолоке один из капуцинов проявил рвение — ударил Грандье дубиной по бритой голове.

Когда порядок был восстановлен, священник произнес положенную формулу, однако, попросив прощения у Бога, короля и правосудия, добавил, что, хоть он и является великим грешником, но в преступлении, которое ему вменяют, он неповинен.

Палачи отнесли его обратно на повозку, а один из монахов громко объявил собравшимся, что молиться за нераскаявшегося колдуна нельзя, ибо это тягчайший из грехов.

И процессия двинулась дальше. У ворот урсулинского монастыря обряд покаяния повторился. Однако, когда служитель потребовал, чтобы Грандье попросил прощения у матери-настоятельницы и добрых сестер, осужденный ответил, что никогда не делал им ничего дурного и молит Господа лишь о том, чтобы Он простил этих женщин. Увидев Муссо, мужа Филиппы Тренкан и одного из злейших своих врагов, Грандье попросил его забыть прошлое и произнес с присущей ему учтивостью: «Я умру, будучи вашим покорным слугой». Муссо отвернулся и отвечать не стал.

Однако не все враги Грандье проявили столь нехристианское жесткосердие. Рене Бернье, один из священников, давших показания против Грандье еще во время первого процесса, протолкался через толпу и попросил у кюре прощения, пообещав, что прочтет мессу в его честь. Грандье взял его руку и с благодарностью поцеловал ее.

На площади Святого Креста шесть тысяч зрителей уже ждали, сбившись в сплошную массу. Все окна были сданы напрокат; зеваки сидели даже на крышах и свисали с водостоков церкви. Специальная трибуна была водружена для судей и самых почетных гостей; все прочие места были заняты чернью, так что невозможно было пройти к эшафоту. Стражникам пришлось расчищать дорогу ударами алебард. Лишь после продолжительной потасовки путь был расчищен. Даже самой повозке с осужденным понадобилось полчаса, чтобы преодолеть сто ярдов до эшафота.

Неподалеку от северной стены церкви был установлен столб высотой в пятнадцать футов. У подножия столба были сложены штабелем бревна, хворост и солома. Поскольку осужденный после пытки не мог стоять на ногах, к столбу привязали железное сиденье. Надо сказать, что при всей значительности события, расходы на казнь оказались на удивление скромны. Некоему Дельяру заплатили 19 ливров и 16 су за «дрова, пошедшие на костер для господина Грандье, а также за столб, к которому оный господин был привязан». За «железное сиденье весом в 12 фунтов, по цене 3 су и 4 денье за фунт, а также за шесть гвоздей, коими означенное сиденье было прикреплено к столбу», кузнец Жаке получил 42 су. Наем пяти лошадей, понадобившихся для лучников, которых прислал прево города Шинона, а также шести мулов, повозки и двух возниц, обошелся в 108 су. 4 ливра ушли на две рубашки для осужденного: простую, в которой его пытали, и пропитанную серой, в которой его сожгли. Двухфунтовая свеча, понадобившаяся для церемонии покаяния, обошлась в 40 су, а вино для палачей — в 13. К этому нужно было добавить оплату труда привратника церкви Святого Креста и двух его помощников. Общая сумма составила 29 ливров 2 су и 16 денье.

Осужденного сняли с повозки, усадили на железное сиденье и привязали к столбу. Он сидел спиной к церкви, а лицом к помосту для почетных гостей и фасаду того дома, где в прежние времена его принимали как дорогого гостя. Когда-то в этих стенах он подшучивал над Адамом и Маннури, развлекал общество чтением писем «Луденской обувщицы», а также обучал некую юную девушку латыни. Потом он соблазнил эту девушку, и хозяин дома, прокурор Тренкан, стал непримиримейшим из его врагов. Теперь Луи Тренкан сидел у окна своей гостиной, а рядом с ним стояли каноник Миньон и Тибо. Увидев обритого урода, в которого превратился Урбен Грандье, эта троица торжествующе захохотала. Кюре поднял голову и посмотрел на них. Тибо помахал ему рукой, словно старому приятелю, а Тренкан, попивавший разбавленное белое вино, сделал вид, что поднимает тост за отца своей незаконнорожденной внучки.

Грандье опустил глаза — частью от стыда, ибо помнил и уроки латыни, и тяжко оскорбленную им девушку, а частью от страха, что вид торжествующих врагов вызовет в его душе горечь и заставит забыть о присутствии Господа.

Кто-то коснулся плеча священника. Это был капитан Ла Гранж. Он попросил прощения за то, что вынужден принимать участие в казни, а также пообещал две вещи: во-первых, осужденному дадут обратиться с прощальным словом к народу, а во-вторых, прежде чем разгорится костер, его удавят. Грандье поблагодарил капитана, и тот отдал приказ палачу приготовить петлю.

Тем временем монахи читали очистительную молитву.

«Воззрите на крест Господень, да устрашатся враги Его; лев племени иудина возобладал, возобладал корень Давидов. Изгоняю тебя, исчадие лесное, во имя Бога Отца Всемогущего, во имя Иисуса Христа Его Сына и нашего Господа, а также во имя Святого Духа…»

Они окропили дрова, солому, жаровню с тлеющими угольями. Не забыли и палача, и зрителей, и осужденного, и даже мостовую. На сей раз, поклялись святые отцы, никакой дьявол не помешает колдуну сполна вкусить заслуженной им муки. Несколько раз священник пытался обратиться к собравшимся, но монахи били его по губам железным распятием, брызгали ему в лицо святой водой. Если же Грандье уклонялся от ударов, монахи с торжеством кричали, что отступник отвращается от Спасителя. Ежеминутно отец Лактанс взывал, требуя покаяния: «Dicas!»

Этот речитатив запомнился зрителям, и весь недолгий остаток своей жизни отец Лактанс был известен в Лудене как отец Дикас.

— Dicas! Dicas!

Снова, в тысячный раз, Грандье ответил, что каяться ему не в чем.

— А теперь, — прибавил он, — поцелуй меня на прощанье и дай мне умереть.

Сначала Лактанс отказывался, но зрители возмутились столь нехристианским поведением. Тогда святой отец вскарабкался на эшафот и поцеловал осужденного в щеку.

— Поцелуй Иуды! — крикнул кто-то, и многие подхватили: — Иуда, Иуда!

Лактанс услышал эти голоса и, охваченный яростью, спрыгнув, зажег пук соломы и ткнул им прямо в лицо осужденному. Пусть признается, что он слуга Сатаны! Пусть покается, пусть откажется от своего господина!

— Святой отец, — тихо и даже нежно сказал Грандье, столь разительно непохожий в эти последние минуты на своих злобных гонителей, — очень скоро я встречусь с Господом, а уж Он-то знает, что я говорю правду.