Иной среди Иных - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Каплан cтр.№ 32

Самое ужасное – Завулон был прав. Со стороны это и впрямь гляделось бы не самоубийством, а подвигом. «Кто положит душу свою за друзей своих»… Есть только одно липкое «но». Завулон сам напомнил ему эти слова. Кому же именно придётся последовать? Христу или Завулону? «Какое согласие между Христом и Велиаром?» А тут, выходит, именно согласие? Если враг желает того же, что и друг – значит, прячёт карту в рукаве. Значит, нельзя. А может, именно на это он и рассчитывает – что Дмитрий из ненависти к нему откажется? Не случайно же он намеренно хамил, хотя мог бы говорить и мягче, интеллигентнее.

А песка наверху оставалось всё меньше и меньше. Ещё несколько секунд – и он просыплется весь. И тогда кто-то из этих двоих вопьётся Максиму в горло. Высосет кровь – и впрыснет свой яд. Яд, убивающий душу. Не станет больше умного, доброго и порой смешного мальчишки. Появится какое-то другое существо… Иное… с его внешностью. А виноват во всём не Завулон. Это лишь следствие. Именно он, Дмитрий окажется виновен. Это он пожалел свою душу – и погубил чужую. Это он испугался – и замаскировал свой страх книжными словами. Это он сглупил – и потянул за собой мальчишку.

А ведь предупреждал Борис Игнатьевич об опасности. Предупреждал, что Тёмные устроят на него охоту. Ну, тайно поставил защиту. Так Дмитрий же о ней не знал. И потащил ребёнка с собой – под обстрел. В огонь… В пекло… Идиот, скотина, эгоистичная дрянь! Великого педагога из себя строил! Как же! Ведь в глубине души баюкал мысль, что Лавра подействует на Максима благотворно. То есть приблизит к вере. И если сие случится, если снизойдёт на мальчика благодать – то будет в этом и его заслуга. Миссионер, типа… Мудрый наставник! Самовлюблённая свинья – вот он кто, если уж начистоту говорить. Не служить Христу ему хотелось, а выслужиться. Когда служат, о себе не помнят. А он… всегда ведь всё сводил к себе. Он и от Светлых-то почему на самом деле шарахался? Боялся предать Христа? Нет, боялся выглядеть предателем. В своих ли глазах… в чужих ли… Чем же он тогда отличается от Тёмных? Те всего лишь примитивнее… да и не скрывают свой эгоцентризм. А он – скрывает, загораживается барьером светлых слов. Вот уж воистину – типичный Светлый.

Он вздохнул, опустил глаза. Тень нашлась сразу же. Лёгкая, гибкая, готовая повиноваться. Ну что ж, значит, так. Аню жалко. И Сашку… По крайней мере, хоть правды не узнают. Бесследно исчез… мало ли народу бесследно сейчас пропадает? И лишь изредка находят разложившийся труп. Но не тот случай. Милиция за ним в Сумрак не полезет.

Нахлынула привычная уже серость. Здесь не было дождя, здесь не рокотал гром. Здесь и деревья были совсем иные. Уродливые сухие ветви – будто руки мертвецов. Скрюченные корни-щупальца.

Вот и Максим с вампирами. В Сумраке они преобразились. Прибавили в росте, выпирали у них из пастей саблевидные клыки, на пальцах выросли кривые, точно рыболовные крючки, когти.

А Завулона почему-то не было. Лишь откуда-то из дальнего далёка прошелестел его голос:

– Глубже, Дима. Не рассиживайся. Найди свою тень и иди на второй слой. Господи, тихо произнёс Дмитрий. Звука своих слов он не услышал, но даже и не заметил этого. Господи! Ты видишь, как оно получилось. Ну не мог я мальчишкой пожертвовать. Такой уж я. Прости меня, если сможешь. Прими меня. Жалкого, трусливого, самовлюблённого. Да, это я. Но это не весь я. Есть же во мне и другое… есть свет. Есть образ Твой. Я причащался Тела Твоего и Крови – и Ты был во мне. Неужели сейчас уже ничего не связывает нас? Неужели нет во мне истинной Твоей любви? Неужели я всю жизнь лгал и Тебе, и себе? Я теперь уже и сам не знаю. А Ты знаешь. Ты всегда это знал. Ты дал мне это бремя… бремя Иного. Зачем? Прости, я не сумел понять, не сумел его понести. И вот потому я здесь, и сейчас уйду дальше, а потом ещё дальше… пока от меня не останется вообще ничего. Если этого не избежать – что ж, я приму свою участь. Значит, заслужил. Но вот мальчика – мальчика спаси, ладно? Не верю я этой мрази, вот уж кто демон так демон. Не верю, что они отпустят Максима. И ничего не могу сделать – даже подойти к нему не могу, попрощаться. И здесь, в Сумраке, торчат эти бесовские стены. Поэтому лишь на Тебя надеюсь – выведи его, вырви из сетей зла… А я… Больше я, наверное, уже ничего Тебе не скажу… некому будет говорить. Но пока могу – говорю. Я хотел Тебя любить. Я думал, что люблю. А получалось ли – не знаю.

Вот и всё. Слов больше не осталось, и Дмитрий опустил глаза. Где же тень? Здесь, в сером мареве, где свет воедино слит с тьмой, есть ли вообще тени? Оказалось – есть. Не такая, как в нормальном мире, а едва уловимая, лишённая чётких очертаний – тень всё же обнаружилась под ногами, в сухой пыли.

Пора? Он кинул прощальный взгляд на Максима, которого всё так же цепко держали когтистые лапы вампиров. Когти, наверное, проткнули джинсовую ткань и вонзились в рёбра, впились под кожу… Как ему, наверное, больно сейчас!

Дмитрию и самому стало больно. Сдавило сердце. Казалось, невидимая ладонь мнёт его, пытаясь что-то вылепить, выжать. Или разбудить?

И он даже не удивился, когда ощутил жар во всём теле. Радужное пламя выплеснулось из него острой волной. Из каждой клетки, из каждого нерва. Было почти так же, как и вчера, в больнице. Только на сей раз пламя обжигало. Пламя пожирало его плоть, рождая чудовищную, немыслимую больно. Может, он и кричал – всё равно здесь не слышны звуки. Но боль нужна – он понимал это не только умом, но чем-то глубже. Самой своей сутью. Той, где разделяются душа и дух. Куда проникает лишь Слово…

Пламя менялось – оно с каждой секундой становилось всё ярче, и цвета радуги перетекали друг в друга, всё быстрее и быстрее – пока не слились в один, ослепительно белый. «Как на земле белильщик не может выбелить» – всплыло вдруг в мозгу. Всплыло – и пропало, потому что пламя разделилось на две струи. И обе они потекли вперёд, к Максиму и вампирам. Мгновение – и белый огонь уже обхватил всех троих. Жарко вспыхнул.

Дмитрий в ужасе зажмурился – но не увидел тьмы. Пламя было и в нём, пламя выжигало его и снаружи, и изнутри. Белое, словно сотканное из молний сияние стояло перед глазами. И всё это снова и снова рождалось в нём – ужас, восторг, а главное – немыслимая, невозможная, опровергающая все законы и правила надежда.

А потом это кончилось. Пламя исчезло, сбитое, должно быть, дождём, который всё лупил и лупил – яростно, самозабвенно, выплёскивая не растраченный за «бабье лето» запас. Грохотало вверху, а внизу было холодно и мокро. И весьма грязно.

Оказалось, он лежал навзничь, уткнувшись лицом в колючие кусты. Не малина то была, выходит, а ежевика. Даже оставались кое-где перезрелые, сморщенные ягоды.

Дмитрий, кряхтя, поднялся на колени, а потом, помогая себе руками, встал на ноги. Огляделся.

Максим лежал неподалеку, возле огромной, в три обхвата, ёлки. Из-под её корней пахло прелой листвой и грибами.

– Ты как, жив? – кинулся он к мальчишке, перевернул на спину. С ужасом, ожидая самого худшего, приложил ухо к груди.

Стучало. Ритмично, уверенно – хоть в космос запускай.

Дмитрий приподнял пацана за плечи, прислонил спиной к еловой коре.