— А теперь? — спросил я.
— А теперь у нас «белый порядок», — подал голос Ник-Власов. Он выдавил это сквозь зубы, и мне показалось, что окажись перед ним виновник происшествия — порвал бы того голыми руками.
— Говоря проще, скины, — во всеуслышание объявил Юрик. — Что смотрите? Вы бы еще слова «секс» постеснялись. — Он снова обвел нас взглядом. — Если верить доблестной милиции, так их вообще нет, этих самых «арийских воинов». А на детей в лесу так — футбольные фанаты напали.
— Вот надо было не фанатеть, а действительно в футбол поиграть. Наши с мастыкинскими, — не к месту вставила старушка. — Может, и подружились бы…
— Не исключено, — Ник-Власов усмехнулся так, что всем стало ясно: совершенным образом невозможно.
— Вы что-то разболтались, — одернул их Осоргин. Тон его не вязался с образом рубахи-парня, толкующего за жизнь между первой и второй. Было в нем сейчас нечто армейское, некий лязгающий металл. — Некогда о глупостях болтать, надо с главными делами решать чего-то.
— Так чего скины? — спросил я.
— Все то же, — скривился Юрик. — Они у нас люди полувоенные. На противника малыми силами не налетают, а вот крупными — за милую душу. Там детей-то было всего пятеро. Оторвались от основной группы, решили в свободное плавание… в малинник то есть. Троим и десяти не исполнилось. Старшему — одиннадцать.
— А этим? — ощутив странный холодок в груди, спросил я.
— Не менее шестнадцати. Старшему — семнадцать с половиной. Почти вышли на грань, но еще не успели вот… Милые детки, — такие слова в устах человека «Струны», причем не последнего человека, звучали неожиданно. И в то же время целиком укладывались в мое понимание Осоргина.
— И что?
— Да ты из первых уст послушай, — он нажал кнопку селектора, скрытого от посетителей разлапистой геранью, и сказал: — Пусть зайдут.
Я оглянулся на дверь.
Та приоткрылась, впуская еще одного воспитателя и двух зареванных пацанов лет восьми. Воспитателя, кажется, звали Коля. Я точно не помнил.
— Ну что, ребят, оклемались немного? — спросил Осоргин.
Те закивали.
— Вот, Константин Антоныч. Это Сашка и Ромка, а это Коля. Педагог младшей группы.
Я внимательней пригляделся к ребятам. Им, похоже, совсем не досталось.
— Давай, Коль, расскажи, — кивнул ему Осоргин.
— Да там и рассказывать нечего. Налетели на наших и давай избивать, — подал голос молодой воспитатель. — Еще орут, главное, чего-то про белый порядок… Они ж правильные, а те, кто в детдомах — ублюдки. Их искоренять надо. Во всех возрастах…
— Успели хоть? — спросил я, уже понимая, что мой вопрос можно было понять двояко.
— Дашеньку раз ударили, — повернувшись ко мне, сказала старушка. — Один раз, но сильно. У нее теперь трещина в ребре. Представляете? Хорошо еще, скрутили их вовремя.
— Вот эти двое сообразили, — Коля показал на пацанов. — ко мне кинулись. Ну а дальше-то дело нехитрое.
— А что мы могли? — подал голос один из мальчишек. — Мы б с ними сами не справились. А они ж выше нас намного! Девчонок избивать стали…
На миг снова повисло молчание.
Использовав это, муха рванулась вниз и ловко упала в стакан с водой, стоявший напротив Осоргина. Тот, кажется, и не заметил такой пакости.
— Да все правильно вы сделали, ребята! — успокоил малышню Юрик. — Ладно, идите. А мы уж тут с этими лбами как-нибудь да разберемся.
— Сильные лбы, — пространно заметил Коля. — Иного взрослого стоят.
— Еще бы! — не выдержала старушка. — Всю жизнь только мышцы и качают.
— Да и драться умеют… А уж бегать…Двое сбежали. Недалеко, впрочем. До первого мента…
— А остальные? — не понял я.
Коля взглянул на меня, будто пытаясь понять: может, начальство из Столицы не верит в его силы?
— Куда ж они от Резонанса-то денутся?
— Само собой, — согласился Осоргин. — Что бы мы без Резонанса делали? Без Резонанса мы вообще… кучка гнилых интеллигентов с претензиями. Ладно, народ. Базарить можно без конца, а время не терпит. В общем, так. С этими белыми воинами мы чуть позже побеседуем. Ну, часика через полтора… а пока декорации подготовим. Все свободны до двадцати одного ноль-ноль. В смысле, ступайте ужинать…
Войдя в комнату, я моментально проникся к Юркику глубочайшем уважением. Такое требовало изрядной фантазии. Импровизация или ранняя заготовка? Может, здесь уже применяли подобный метод?
Не было тут ни палача в характерном колпаке, ни испанских сапог, ни перчаток разного рода великомучениц. Даже решеток на окнах не наблюдалось. Наоборот: жалюзи, пластик, компьютер на столе, пальма…
Почему Осоргин свой кабинет так не обставил? Я и знать не знал, что здесь, на последнем этаже «свай», есть помещение, способное тягаться с лучшими кабинетами столичного небоскреба. Одни фикусы чего стоят: громадные, разлапистые, ленивые…
И вся эта фирменная красота — на фоне практически бесшумного кондиционера.
Принимая меня, посланца из Столицы, Юрик не счел нужным открывать эту комнатку, а вот ради пленных скинов — пожалуйста. И в чем же суть его коварного плана? Ладно, разберемся.
— А, Костян, заходи, — не отрываясь от бумаг на столе, бросил Осоргин.
Я оправил костюм, ощущая в нем себя немногим лучше, чем в водолазном скафандре, подтянул узел галстука и шагнул в комнату. Дверь за мной моментально закрыли.
Помимо меня, Юрика и двух бритых парней в камуфляжных штанах и тяжелых ботинках, в комнате было еще четверо: Грачёв, Коля и двое рядовых воспитателей «Березок», выделявшихся удивительной комплекцией (на их фоне я мгновенно ощутил себя мелким и хлипким). Всех четверых Юрка запаковал в одинаковые костюмы, троих поставил у стены, а четвертого к двери — швейцаром.
Команда, что и говорить, смотрелась зловеще.
— Вот любуйся, — Осоргин махнул рукой в сторону пленников. — Наши как бы «гости».
— Они? — стараясь держаться как можно вальяжней, спросил я.
— Они. Герои уличных невидимых боев. Так, да? — он взглянул на скинов и снова уткнулся в бумаги. — Угу, по мордам вижу.
— Ну, что субчики, — подхватив игру, произнес я. — Как будем крутиться? В какую сторону?
Пацаны молчали. Ничего грозного в них уже не было. Не знай я, что обоим исполнилось шестнадцать — не дал бы и больше четырнадцати. Тот, что слева, еще ничего: низенький, крепкий. Похоже, качается. А вот дружок его — совсем плох. Бледненький, худенький. Наверно, больной. А все же ребеночек. Святыня наша «струнная».
— Закурить можно? — прохрипел «левый».
— В ментовке дадут, — приподнял очки Осоргин. — Там вас любят. У них права человека всякие, порядки, законы… Вот там и раскумаритесь, друзья, а у нас нечего комнату засерать. — Он вновь уткнулся в бумаги и, будто найдя там какой-то листик, воскликнул. — О, Костян! Подь сюды!