Лифт опускался все ниже и ниже — сюда, к залу, где все уже разрешилось, а я стою молча над трупом Флейтиста и думаю, как он похож на обычного старика. Может быть, Ковылев уже появился и я сейчас говорю с ним?
Что он хотел сказать? Пространство Евклиду неподвластно. А кому подвластно?
— Так что там насчет страховки? — помолчав, спросил Сальников.
Повисла тягучая пауза. Затем Геннадий сказал:
— Я уже давно послал своего человека. Очень умелый человек. Доставит без проблем.
— А какие вообще могут быть проблемы? — искренне удивилась Лена.
Сальников с Геннадием быстро переглянулись.
— Все в порядке, Леночка, — улыбнулся главвоспитатель. — Ты уж на нас положись, не забивай голову мелочевкой. Мы ведь уже не маленькие, кой чего соображаем.
Я перевел взгляд на «мыльницу», висевшую все это время у пояса, словно заурядный мобильник. Что там говорили мои тезки? Сюда нельзя дозвониться… Дозвониться оттуда…
Я снова поднял глаза на троицу. Не на ту, что в записи — а которая здесь и сейчас. Три комка нервов. Три бомбы, способные если и не на всё, то уж по крайней мере на многое.
— Чего они хотят? — громко, во весь голос произнес я.
— Они уже взяли его… — коротко отозвался Костик. — Везут сюда. В минус первом есть камеры… Ты сам там бывал.
Геннадий с Сальниковым переглянулись:
— Кто с тобой? — коротко и жестко спросил главный боевик.
Почему бы и не ответить?
— Тот, кого уже не надо спасать. Тот, кто знает правду.
Ну-ка, поломайте головы над загадкой.
— …Этот человек. Он из отдела нестандартных акций, — быстро зашептал Костик. — Ему дали вводную. Сказали, что этот ваш Димка торгует травкой для младших классов. Сказали, родителей нет дома и его надо просто изъять, чтобы поработать с ним здесь, в «Струне»… Дали добро на самые жесткие меры.
… Железная дверь квартиры. Димка с одной стороны — Валуев с другой. Их быстрый и малопонятный разговор. Димка бросается в комнату, хватает мобильник, набирает мой номер.
Валуев достает «Резак-М», универсальную капээновскую отмычку (я видел такую у Сайфера). Он понятия не имеет, что это — квартира «Струны», он просто нашел наконец ту заразу, что, просочившись в ряды ясноглазых детей, потеряла право зваться ребенком.
«Абонент не отвечает или временно недоступен…»
Нет, никакого ясновидения — просто я знаю, что все было именно так. И некогда задаваться вопросом «откуда». Знаю — и всё.
— Он привез его. Минут пять назад… — быстро шепчет Костик. Он не боится. Кажется, уверен, что сделать ему ничего тут не сделают. Знает, что не по зубам ни Лене, ни этим двоим. А ведь Лена, похоже, о чем-то догадалась.
— Ребята, вы что? Какого дьявола? — прошептала она, отступая на шаг. Как это тошно — осознать, что и за твоей спиной могут устраивать игры. Три ферзя — это многовато. Один, ну максимум — два…
— Тут всё не по правильной геометрии, — шепнул рыжий. — Тебе же сказали. Беги.
— Как?
— Просто беги вперед, а я попробую изменить путь. Дядя Костя поможет, он ушел недалеко…
…Коридор был мне смутно знаком. Кажется, я уже был здесь, точнее сказать: меня были. Я ничего не помню из того времени, да и что можно помнить, если весь мир превратился в мутную жижу, куда тебя погружают с головой… и удары по почкам — будто вонзают раскаленный штырь.
А потом милосердие следователя — и палач… как там это зовется в нашей любимой «Струне»? — какой-то Исполняющий Хранитель волочит тебя за ноги в одну из вонючих камер, а мимо тянется этот нелепый, неестественный коридор, непохожий ни на что на свете.
Боль заливает тебя крутым кипятком, рвется наружу, мечется и не может отыскать выхода, глаза почти не видят, на них стекает жижа с волос, словно адский шампунь, изготовленный сумасшедшим химиком. Где-то там, в мутной дали, проползают шершавые стены и редкие лампы, закрытые не плафонами, а решетками, как в переходах на городских окраинах.
Коридор, я плохо помню тебя, но узнаю всегда и везде…
Мерные шаги. Димка! С отросшими волосами (не смог я выгнать его в парикмахерскую, а в «Веге» оболтуса стригли!), глаза опущены в пол и, похоже, внимательно считают плиты. Руки заложены за спину, сзади идет конвоир.
Тишина, долгая, вековая… Такая, наверное, бывает в аду, где лишь одна пустота, ты ждешь, а с тобой ничего не случается. Ничего, никогда, никогда…
— Вы кто? Вы «Струна»? — угрюмо спрашивает Димка, но получает лишь «Иди!» и сильнейший тычок в спину. Конвоир знает, что это уже не ребенок. Высокая Струна, источник добра и света, отлучила его от детства. За того, кто продавал смерть, уже бесполезно бороться. Можно лишь бороться с ним.
Он должен идти туда… Туда, Где Примут Решение.
— Этот человек… сопровождающий… — голос рыжего Костика прозвучал ниоткуда, мальчишка остался там, в Мраморном зале, а я… где сейчас я? — Он единственный из отдела служил раньше в следственном.
Я вгляделся. Свет очередной зарешеченной лампочки пробежал по лицу конвоира…
Валуев Игорь, человек «Струны». Отдел нестандартных воспитательных акций.
Это было написано на маленькой нагрудной карточке, пропуск к минус первому ярусу, но мне не требовалось читать, я и так узнал его: эти очки, этот странный холодный взгляд.
Так не может смотреть убийца, бандит или тайный агент КПН. Так не смотрят обычные люди «Струны»… Неуловимый мститель, вчерашний интеллигент и очкарик, поэт, на новом витке революции оказавшийся в департаменте безопасности. Он уже не поэт, он кует людям новое счастье. Теперь изо всех сил он будет казаться жестоким, расчетливым и холодным… ибо другой поэт сказал: «Помой руки и положи в холодильник сердце».
Он морально готовился. Может быть, не спал ночами, кусал подушку, задыхаясь от страха, стыда и надежды. Он избивал бамбуковой палкой Врага Детей — Константина Демидова… Он ли? А почему нет? По времени совпадает. Вряд ли у «Струны» слишком много палачей… пока, во всяком случае. Он готовился стать солдатом, чтобы придуманная им сказка стала былью… Он. Он ждет приказа — набросить струну, ту самую, назначенную очередному маньяку или бандиту. Набросить на Димкину шею…
Но зачем? Кто на самом деле заварил эту кашу, а главное, кого собрался ею кормить? Такой вот короткий поводок для Главного Хранителя? Для дрессированного короля Демидова? Это и есть их «подстраховка»?
— Он не сделает этого. Он не решится убить ребенка, — шептал над ухом мой рыжий тезка. — Просто будет пугать. Успокойтесь, Константин Дмитриевич. Держитесь, вам надо быть осторожным…
«Струна» создавалась во благо. Благо ее просто. Опытнейший убийца Сайфер никогда бы не поднял руки на ребенка. И не только он, согнувшийся под грузом своего тайного горя. Никто. «Струна» — благо. Но лишь до тех пор, пока у нее есть черта, линия, за которую можно спрятаться. Полоса, отделяющая жизнь от безумия. «Струна» не сможет стать палачом и судьей для страны. Не сможет, пока не сломает свои же оковы.