Время будто замкнулось перекрученной петлей… Я все шел и шел, а коридор не кончался, и отражались от стен — теперь уж обычных, не мраморных, а всего лишь бетонных стен слова — «мы прощаем тебя, Уходящий… мы прощаем тебя…»
А, все равно, хуже теперь не будет, так почему бы и нет?
— Ребятишки, — резко остановившись, произнес я как можно громче, — а почему вы меня прощаете? Тут найдется хоть один, кого я обидел? Если да, пускай шагнет вперед. Нужно ведь еще и иметь это право — прощать…
Дети на секунду замерли — но лишь те, кто находился рядом. А стоявшие позади и те, до которых я еще не дошел, словно ничего и не случилось, продолжали заученно бубнить «мы прощаем тебя…» Мне тут же пришло в голову, что их, этих бедняг, наверняка мучили долгими тренировками. Иначе как объяснить такую ритмичность, такой слаженный хор мальчиков?
Впрочем, долго задумываться мне не дали. Болезненный тычок меж лопаток — и мой ультрамариновый провожатый злобно прошептал:
— Ну ты, козел, еще выступать будешь? С тобой поговорить напоследок, да?
Я обречено двинулся вперед. Что означает «поговорить», я уже знал. Общения со скрывшимися под черными масками следователями мне более чем хватило. Действительно, какой такой гуманизм по отношению к нам, «глиняным»?
А коридор никак не хотел кончаться, и порой ловил я себя на мысли — а может, всё уже свершилось, и это и есть она, загробная вечность… Потертый линолеум пола, мертвый свет ламп, монотонно шевелящиеся детские губы… «Мы прощаем тебя, Уходящий»…
5
— Ну, готов? Спускайся, поехали! — мелькнув на пороге комнаты, крикнул Женя. И тут же куда-то умчался, этакий живчик.
Отчего бы и не поехать? Ничего другого и не остается. Альтернативы нет, не считая, конечно, лунного поля… А там теперь снег лежит, толстым слоем. Новый снег, нового года. И не осталось никаких следов от тех черных клякс в сухой траве… Разве что тени кружатся, белесые такие, стенающие… Увы, и этого нет, не верю я во всю подобную мистику. В конце концов, случившееся со мной куда более странно.
Я спустился во двор. Там, фыркая прогреваемым мотором, стоял приземистый «бизон», а на грязном, тающем снегу топтались Шура и Миха, ребята из Жениной группы. Докуривали, о чем-то негромко толковали, пересмеиваясь. Неплохие парни, мы не раз уже пообщались в бильярдной, не говоря уже о здешнем баре, «На Дороге». Кто сказал, что люди «Струны» не уважают пиво? Обывательские домыслы, господа! Особенно если завезут «Темное олларское»… это же такой букет! И как положено — раки, соленые сухарики, копченый судак… Бармен, старик Боксис, знает свое дело…
С сухим законом пришлось проститься в первые же дни. «Все, старик! — решительно заявил Женя, — кончились у тебя дни воздержания. Вместе с опытом погружения на дно. Так возьми от жизни ее природные дары, не гнушайся простыми человеческими радостями!».
И я взял — стараясь, конечно, выдерживать меру. Не хватало еще потерять контроль. И пускай я не склонен к излишней болтливости, но все равно, не стоит забывать — хожу по мосту тоньше конского волоса. Шаг вправо, шаг влево… Забавно, еще две недели назад, обретаясь в подвале и подрабатывая разгрузкой да сбором бутылок, я чувствовал себя в большей безопасности. А здесь — тепло и свет, великолепное трехразовое питание, приветливые люди, с виду непохожие на мрачных аскетов… И тем сильнее я ощущал себя пешкой, стоящей под боем. Рано ли, поздно ли — собьют. Наивно полагать, что тогда, осенью не пересчитали кляксы, не отволокли трупы в грузовик. А еще наивнее думать, что исполнители и сами верят в сказку о милосердии Струны. Далекие миры за гранью тишины… Ну как же! Ищут меня. С сервера на сервер перескакивают запросы, сканируются мало-мальски подозрительные физиономии, обстоятельно расспрашиваются многочисленные «друзья Струны»… И рано или поздно кончится эта безмятежность… Я вот сейчас отъедаюсь и отсыпаюсь, хожу на медицинские процедуры, играю в бильярд и потягиваю пиво в компании симпатичных и даже слегка интеллигентных парней. А тем временем кто-то скрупулезно изучает дело Константина Ковылева, запрашивает свидетелей дальнегорского взрыва, сопоставляет факты и даты… Это лишь на первый взгляд моя легенда кажется железобетонной, а как знать, сколько зияет в ней трещин и откровенных дыр… Вот и остается просто жить — не загадывая на долгий срок.
Хлопнула тяжелая дверь, вылетел во двор суетливый Женя, на ходу что-то втолковывая высокому, мрачному парню. Такой вполне мог бы играть Кощея Бессмертного на детских утренниках. Хотя именно он здесь, на «базе», изображал в новогоднюю ночь Деда Мороза. Талантливо изображал, надо сказать. Из его объемистого мешка мне досталась простенькая деревянная дудочка. И что мне с ней было делать, при моем-то отсутствии слуха?
Разумеется, вертелся здесь же и непоседливый козленок Севка. То, неслышно приближаясь, подслушивал разговоры куривших и, подпрыгнув за их спинами, радостно визжал, убегая. То сосредоточенно пинал смятую жестянку из-под пива, то лепил снежок и начинал обстрел. Правда, чаще всего попадал в «молоко», а после единственного удачного броска был изловлен пострадавшим Михой, поднят за шиворот пуховика и звонко шлепнут пониже спины. Правда, сие воспитательное действо у него обиды не вызвало.
— Ну все, мужики, время! — сообщил Женя. — Погнали.
Мы забрались во вместительное нутро «бизона». Севку, чтоб не баловал, зажали между Михой и Шурой, рядом со мной, сложившись в четверо, примостился экс-Дед Мороз, а Женя сел рядом с водителем, толстеньким и усатеньким коротышкой.
Мы рванули, машина, круто развернувшись, вылетела из предусмотрительно открытых ворот, которые тут же сомкнулись за нашей спиной. Поворот, еще один — и вот уже гоним по широкому шоссе. С обеих сторон высятся огромные, едва ли не в человеческий рост сугробы, тянутся белые, исчерченные темными проталинами поля, а вдали, у горизонта, смыкается с небом неровная стена леса. Времени уже четвертый час, но еще не начали сгущаться сумерки, хотя вроде им пора. Еще полчаса, не больше — и растекутся вязким синим киселем, растворят в себе грязную белизну низкого неба.
— Народ, а куда мы едем-то? — отчего-то негромко поинтересовался я, сдвигаясь поудобнее.
Шура хмыкнул, Миха присвистнул, а Женя изогнулся ко мне с переднего сиденья:
— Точку ставить будем, Константин! Над буквой «i». Поглядишь на акт справедливости.
Я поежился. Слишком часто я в последнее время слышал это слово.
— А конкретнее?
— Да чего там! — рассмеялся Женя. — Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз… Привыкай, тебе полезно.
Ну ладно. Все равно ведь никуда это от меня не денется.
— А ехать долго? — все же спросил я, провожая глазами однообразный пейзаж.
— Не боись, ногу не отсидишь. Еще полчаса где-то. Так, Базиль? — повернулся он к водителю. Тот молча кивнул. — Или тебе отлить? — участливо предположил Женя. — Так ноу проблем, сейчас тормознем. Ты проще будь, Костян, проще…