Кентавр - читать онлайн книгу. Автор: Элджернон Генри Блэквуд cтр.№ 35

У гувернантки дыхание перехватило от страха, ведь она осталась одна, но в этот самый миг, совсем как пишут в книгах, раздался еще один звук. От звяканья ключа, открывающего входную дверь, у нее перехватило дыхание. Оказалось, что полковник Мастерс был не дома, как она предположила ранее, а возвращался только сейчас. Успеет ли миссис О’Рейли проскользнуть через холл прежде, чем он туда войдет? А что еще хуже: собирается ли он заглянуть в спальню к Монике по дороге в свою комнату, как он иногда делал? Мадам Йоцка прислушалась, ее нервы были взвинчены до предела. Она слышала, как он скинул пальто. Со стуком упал брошенный в угол зонт, и в тот же миг на лестнице послышались шаги. Полковник поднимался. Еще секунда, и он увидит ее, сжавшуюся перед дверью Моники.

Он поднимался очень быстро, шагая через ступеньку.

Она так же быстро приняла решение. Если он застанет ее здесь в таком виде, это будет выглядеть нелепо, увидеть же ее в спальне дочери вполне естественно и объяснимо.

Не медля дольше, с трепещущим сердцем она открыла дверь спальни и вошла внутрь. Секундой позже шаги полковника раздались в коридоре. Вот он поравнялся с дверью и пошел дальше. Женщина испытала неимоверное облегчение.

Теперь, находясь в спальне, за закрытой дверью, она смогла все рассмотреть.

Моника спала. Во сне она играла со своей любимой куклой. Она бесспорно спала. Тем не менее ее пальцы тискали куклу, словно девочку что-то беспокоило во сне. Моника бормотала, но слова были неразборчивы. Непонятные вздохи и стоны срывались с ее губ. Были еще какие-то звуки, и они явно исходили не от нее. Но тогда откуда?

Мадам Йоцка затаила дыхание, сердце выскакивало из груди. Женщина вся обратилась в слух. Через минуту она поняла, откуда доносятся скрипы и бормотание. Их издавала не Моника. Они, несомненно, исходили от куклы, которую девочка бессознательно сжимала и вертела во сне. Эти странные звуки издавали суставы, что крутила Моника, казалось, опилки в коленях и локтях куклы скрипят и шуршат от трения. Было очевидно, что девочка этих звуков не слышит. Когда она поворачивала голову куклы, то воск, швы, опилки — все это издавало те самые непонятные звуки, похожие на слоги и даже слова.

Мадам Йоцка продолжала наблюдать. Ее бил озноб. Она искала естественные объяснения, но сама не могла в них поверить. Ужас сковал ее. Она молилась. Ее прошиб холодный пот.

И тут неожиданно Моника успокоилась и расслабилась — перевернулась на другой бок, а ее ужасная игрушка выпала из рук и осталась безвольно и неподвижно лежать на кровати. В этот миг мадам в ужасе осознала, что скрипы не прекратились. Кукла продолжала издавать эти жуткие звуки сама по себе. Но что еще хуже, кукла неожиданно начала выпрямляться, вставать на свои гнущиеся ножки. Вот она медленно пошла по покрывалу. Ее стеклянные незрячие глаза, казалось, смотрели прямо на женщину. Все это представляло собой ужасную нечеловеческую картину, картину абсолютно нереального. Ковыляя на своих вывернутых ногах, кукла шла, бормоча и спотыкаясь, по неровной поверхности покрывала. Она направлялась с явно недобрыми намерениями. Странные и бессмысленные звуки, в которых слышались слоги, выражали гнев. Кукла подбиралась к охваченной ужасом женщине, словно живое существо. Она нападала.

И снова вид этой простой детской игрушки, ведущей себя будто какой-то кошмарный монстр с намерениями и страстями, лишил чувств решительную польскую гувернантку. Кровь прихлынула к сердцу — и женщина погрузилась в темноту.

Но на этот раз сознание тотчас к ней вернулось. Этот миг был сродни забытью в пылу страсти. Несомненно, ее реакция была страстной, она бурей нахлынула на нее. Вместе с сознанием в ней вспыхнула неожиданная ярость — возможно, ярость труса, — неукротимый гнев, направленный на собственную слабость. Эти чувства помогли ей. Крепко ухватившись за стоящий рядом шкаф, она постаралась выровнять дыхание и успокоиться. Гнев и негодование пылали в ней — гнев, направленный на эту невероятную вышагивающую и бормочущую восковую куклу, словно она была живым разумным существом, способным произносить слова. Причем на незнакомом языке.

Но если чудовищное способно парализовать, значит, оно может нанести вред. Вид и звуки, издаваемые этой дешевой заводской игрушкой, побудили молодую женщину к решительным действиям. Она не могла дольше это выносить. Гувернантка непреклонно устремилась вперед, хотя ее единственным доступным оружием была туфелька на высоком каблуке, которую она тотчас скинула, намереваясь разбить это пугающее видение вдребезги. Несомненно, женщина была в этот момент в истерике, и все же действовала она абсолютно логично: нечестивый кошмар должен быть стерт с лица земли. Ею овладела одна-единственная мысль: уничтожить опасность, невзирая ни на что. Кукла должна быть разбита на кусочки, стерта в пыль.

Они встали лицом к лицу, стеклянные глаза смотрели в ее собственные. Рука женщины была занесена для удара, которого она так жаждала, но опустить ее она не смогла. Жалящая боль, острая, словно укус гадюки, неожиданно пронзила пальцы, ладонь и запястье. Гувернантка разжала руку, и туфелька отлетела в другой конец спальни. В неровном свете свечи создавалось впечатление, что вся комната дрожит. Парализованная и беспомощная, молодая женщина была охвачена ужасом. Какие боги или святые могут направить ее? Никто. Только собственная воля в состоянии помочь. И все же какую-то попытку она предприняла. Дрожа, почти теряя сознание, молодая женщина то ли шептала, то ли пыталась кричать, но голос срывался: «Господи! Это все неправда! Ты — наваждение! Мой Бог отрицает тебя! Я взываю к Господу!..»

Однако тут, к ее еще большему ужасу, кошмарная маленькая кукла помахала своей вывернутой ручкой и что-то пробормотала в ответ — странные бессвязные слова, которые она не могла понять, слова на чужом языке. В тот же самый миг кукла резко упала на покрывало, как проткнутый воздушный шарик, и на глазах гувернантки вновь стала обычной уродливой куклой, а Моника, ввергая женщину в еще больший ужас, заворочалась во сне и стала шарить руками, слепо ища любимую игрушку. То, как невинный спящий ребенок инстинктивно пытается нащупать воплощение непостижимого зла и опасности, стало для польской гувернантки последней каплей.

Женщина вновь погрузилась во тьму.

Произошедшее потом можно списать на помутнение сознания и временную потерю памяти. Эмоции и суеверия оказались слишком сильны по сравнению со здравым рассудком. Мадам Йоцка вспомнила жестокие безумные действия, когда уже немного пришла в себя в своей собственной комнате, непрестанно молясь, стоя на коленях возле кровати. Она не помнила, как спустилась вниз по лестнице, а потом поднялась к себе. Ее туфелька была по-прежнему крепко зажата в руке. И еще она помнила, как неистово сжимала своими пальцами неподвижную восковую куклу, сжимала, скручивала и разрывала ее, пока из разодранных конечностей и туловища не посыпались опилки, пока эта игрушка не была превращена в неузнаваемую массу, пока она не была полностью уничтожена… а потом она безжалостно швырнула то, что осталось, подальше на стол, чтобы Моника не смогла достать. Девочка же спокойно спала. Гувернантка ясно помнила это. Но в то же время перед ее глазами одновременно стояла еще одна картинка: этот маленький монстр лежит на покрывале вниз головой. Весь вид куклы непристоен и даже вульгарен: бумажное платьице задралось, а ноги раздвинуты; она лежит неподвижно, ее стеклянные глаза сверкают. Неподвижная, но по-прежнему живая. Ожившая, чтобы выполнить свое злобное предназначение.