Кентавр - читать онлайн книгу. Автор: Элджернон Генри Блэквуд cтр.№ 151

Не умер он; теперь он весь в природе;

Он голосам небесным и земным

Сегодня вторит, гений всех мелодий,

Присущ траве, камням, ручьям лесным,

Тьме, свету и грозе, мирам иным,

Где в таинствах стихийных та же сила,

Которая, совпав отныне с ним,

И всех и вся любовью охватила

И, землю основав, зажгла вверху светила.

Прекрасное украсивший сперва,

В прекрасном весь, в духовном напряженье,

Которое сильнее вещества,

Так что громоздкий мир в изнеможенье,

И в косной толще, в мертвом протяженье,

Упорно затрудняющем полет,

Возможны образ и преображенье… [108]

Мысль эта, выраженная множеством способов, не сходила с его уст. Грезить было верно, пусть одному, поскольку красота мечты должна была добавиться к красоте целого, частью которого она была. Ничто не потеряно. Все со временем вернется, чтобы накормить мир. Он познал милостивые мысли Земли, но их было нелегко вместить и почти невозможно выразить. Мистическое откровение полностью не передать. Лишь для того, кто его испытал, имеет оно смысл, лишь над тем властно. Телесное откровение невозможно. Лишь тем из людей оно ведомо, в чьих сердцах поднималось оно интуитивно и ощущалось в форме природных идей. Его приносит вдохновение, красота становится проводником, чтобы достичь умов людей. Вначале следует изменить их сердца.

— У меня лучше получится с другой стороны — из того древнего сада, лежащего в сердце Матери-Земли. Так выйдет без ошибки!

Так вышло, что мы снова повстречались в конце сырой и туманной осени, в воздухе уже тянуло зимой, Лондон сделался унылым, и исхудалый, запущенный вид друга сразу все мне поведал. Лишь прежняя страстность в голосе доказывала, что дух его не ослабел. Прежний огонь светился в его глазах и выражении лица.

— Я сделал великое открытие, старина! — воскликнул он с прежним воодушевлением. — Наконец открыл!

— Ты и прежде делал их немало, — жизнерадостно откликнулся я, хотя мысли мои занимало его печальное состояние здоровья.

Внешний вид его меня просто поразил. Теренс стоял среди разбросанных бумаг, книг, галстуков, сапог, рюкзаков и географических карт, высыпавшихся из брезентового мешка. Старый костюм серой фланели свисал с сущего скелета, вся жизнь сконцентрировалась в глазах — дальнозорких, голубых глазах его. Теперь они сделались темнее, словно в них плескалось море. Волосы, отросшие и нечесаные, падали на лоб. Он был бледен, и в то же время на щеках горел лихорадочный румянец. Передо мной стоял почти бесплотный дух.

— Ты и прежде делал их немало. С удовольствием послушаю. Это еще лучше прочих?

Несколько мгновений он смотрел как бы сквозь меня, мне даже стало немного не по себе. На самом деле он зрел дальше и видел совсем не меня, я даже обернулся, но ничего не разглядел в сгущающихся сумерках.

— Проще. Намного проще, — быстро ответит он.

Придвинувшись ближе, он зашептал. Показалось ли мне, или от его дыхания действительно пахнуло цветами? В воздухе действительно стоял странный аромат, дикий и пряный, как в саду весной.

— И что это?

— Сад повсюду! Вовсе не надо отправляться на Кавказ, чтобы его обнаружить. Он и тут, в старом Лондоне, на его туманных улицах и грязных мостовых. Даже в этой заполненной хламом, неубранной комнате. Сейчас, когда гаснет лампа и тысячи людей забываются сном, врата из рога и слоновой кости здесь, — похлопал он по груди. — И цветы, длинные гряды холмов, обдуваемых ветром, огромное стадо, нимфы, солнечный свет и боги!

Теперь он так привязался к комнатке в Пэддингтоне, где были сложены все его книги и записи, что, когда странная болезнь, поразившая его, усилилась, а приступы безымянной лихорадки участились, я нанял спальню для него в этом же доме. И в той дешевой комнатушке, похожей на клетку, он испустил последнее дыхание.

Я назвал его болезнь странной, поскольку ее так никто и не распознал. Он словно просто угас, не страдая ни от боли, ни от бессонницы. Он ни на что не жаловался и не проявлял симптомов ни одной из известных болезней.

— Ваш друг физически вполне здоров, — сказал мне врач, когда я потребовал от него на лестнице, после осмотра, сказать правду, — вполне. Ничего, кроме свежего воздуха и хорошего питания ему не требуется. Его тело не получает питательных веществ. Проблема не в душевной сфере, вне всякого сомнения, связана с неким глубоким разочарованием. Если бы вам удалось переменить направление его мыслей, пробудить интерес к обычным вещам, переменить обстановку, возможно, тогда…

Он пожал плечами с озабоченным видом.

— Скажите, он умирает?

— Думаю, да, он умирает.

— От…

— Просто от недостатка жизни. Он потерял желание жить.

— Но у него еще осталось много сил.

— Он полон сил. Но все они иссякают бесследно, уходят куда-то. Организм ничего не получает.

— А как с психикой? — спросил я. — У него нет никаких отклонений?

— В обычном смысле слова, нет. Его сознание вполне ясное и активное. Насколько могу судить, мыслительный процесс не нарушен. Мне кажется…

Пока шофер накручивал рукоять стартера, доктор задержался немного на пороге дома. Я с тревогой ожидал окончания фразы.

— …это похоже на особый случай ностальгии, весьма редко встречающийся и трудноизлечимый. Острая и жестокая ностальгия, которую порой зовут «разбитым сердцем». — Стоя уже у дверцы автомобиля, он еще на минуту задержался. — Когда вся жизненная энергия человека устремляется к далекому и недостижимому месту, или человеку, или… или же неким воображаемым желаниям, которые он стремится удовлетворить.

— К мечте?

— Может быть, даже и так. — Садясь в машину, он продолжал размышлять: — Причина вполне может быть духовного порядка. Люди религиозного и поэтического склада наиболее подвержены, и их труднее всего вылечить, когда они впадают в такое состояние. — Чувствовалось, что доктору с трудом удается скрывать уверенность в своем диагнозе. — Если вы действительно хотите спасти его, постарайтесь переменить направление его мыслей. Должен признаться, я тут не в состоянии ничего предпринять.

И затем, чуть потянув за седую бородку и глянув на меня поверх очков, с сомнением в голосе добавил:

— Вот только те цветы, лучше бы их убрать из комнаты. Слишком сильно пахнут… Так будет лучше.

Он снова пристально глянул на меня. В глазах мелькнуло странное выражение. А меня тоже охватило непонятное смятение, я даже на какое-то время потерял дар речи, а когда вновь смог говорить, автомобиль доктора уже скрылся за поворотом. Ведь в той комнатушке никаких цветов не было, но, видимо, аромат полей и лесов достиг также и доктора, чем тот был порядком смущен.