Глобальное потепление - читать онлайн книгу. Автор: Яна Дубинянская cтр.№ 58

Текст: Но мы ухитрились не заметить даже этого. Непостижимо, но наша страна, как всегда и всюду, ничего не стала менять. Вспомните, все же так и было. Место, где тепло и хорошо, не может, как не могло и раньше, вызывать у нас иных чувств, кроме недоверчивой либо ностальгической зависти.

[Иллюстрация — блиц-опрос среди населения нашей страны.]

Нарезка — МЕДИЙНЫЙ КОЛЛАЖ

Текст: С образом врага, одиозным персонажем каждых наших выборов, все просто: если враг выглядит привлекательно, значит, он притворяется. Миф о мифах, фабрикуемых северными СМИ, неистребим в нашем сознании, его подпитывает, по сути, любая хорошая новость, идущая из тамошнего медиапространства. Позитив не может быть правдой — отталкиваясь от этого постулата, мы надежно защищены от любого фактажа, который мог бы поколебать нашу уверенность в том, что враг мимикрировал, но остался врагом.

Противоположная позиция, на которой также давно и успешно играют определенные политические силы — идеализация этой страны, тоска по ней, безнадежное стремление туда. Наиболее ярко проявляется она у нас на востоке, особенно в среде представителей интеллигентных и творческих профессий. Такие люди все свои жизненные неудачи склонны объяснять просто: не успели вовремя уехать. Туда, где тепло и хорошо, где по-прежнему ценят культуру и искусство. Туда, где нас с вами, к сожалению, не ждут.

HAT — ПОБЕРЕЖЬЕ

Текст: Как бы там ни было, эта страна диктует нам чисто деловой стиль взаимоотношений. Здесь по высшему разряду принимают туристов с деньгами, но сюда больше не пускают иммигрантов без денег. Заработки на севере ушли в прошлое вместе с сырьевой экономикой — однако нам трудно принять это как данность. Комплекс неполноценности никуда не делся, не давая развиваться нормальному партнерству, и наша страна самоутверждается причудливыми методами: например, за счет противоестественного для наших реалий демпинга закупочных цен на газ.

[Комментарий эксперта-экономиста на тему газа — в доступной форме.]

Текст: Мы так и не научились строить отношения в зависимости от собственных потребностей и целей. Мы вечно хотим что-то доказать, а в результате лишь демонстрируем бездумие и слабость.

[Соловецкий герой высказывается о нашей стране — скорее всего, в пренебрежительно-снисходительном тоне, они всегда так о нас говорят.]

HAT — НАША СТРАНА (нарезка)

Текст: Можно сколько угодно рассуждать об исторических корнях и причинах подобного отношения к нам со стороны северных соседей, однако бесспорно одно: мы по-прежнему даем им повод. Можно сколько угодно обижаться на кличку «банановые» — но она никуда не денется, пока мы не перестанем быть «банановыми» на самом деле. По-банановому недоверчивыми либо восторженными, враждебными или ностальгирующими, самоуничижительными или амбициозными — и ни разу не по-настоящему независимыми.

Стенд-ап: В нашей стране уже никогда не будет тепло и хорошо: это география, это глобальное потепление. Игнорировать которое по-прежнему — значит смело и гордо идти вперед по дороге в никуда.

ЗТМ

(след, титр: ДОРОГА В НИКУДА, блок № 11.)

Полночи за стенкой хныкал маленький ребенок, хорошо хоть, Лиля спала могучим пушечным сном, а вот сам Ливанов просыпался несколько раз, чуть было не плюнул на все и не встал в полпятого утра, но обломался и в результате задрых до половины десятого, чего с ним не случалось даже после самого жестокого бухалова. Нет, он ничего не имел против чужих детей. Но мамашу, зачем-то притащившую малыша на Соловки, он придушил бы собственными руками. Когда он сам впервые привез сюда Лильку, ей было… вспомнить не получилось, искусственного интеллекта с ним больше не было, и первое соловецкое утро окончательно не удалось.

Чертенок, впрочем, запросто побил его рекорд, и когда Ливанов почистил зубы, принял душ, побрился и привел себя в порядок, она еще спала, озолотив пушистые щечки солнечными затмениями ресниц. Все-таки ее присутствие смягчало, поправляло и оправдывало все. В конце концов, он приехал сюда не за счастьем.

Растолкал Лильку, и через час с небольшим, переодетые и умытые, с кое-как заплетенными косичками, недоеденными кукурузными хлопьями за щекой и биноклем догадайтесь на чьей шее они отправились вдвоем заново открывать Соловки.

Соловки Ливанов застал с самого начала. Когда здесь ничего еще не было, кроме голой мечты, и какие-то странные, не имеющие никакого отношения к делу люди почему-то решали, быть этой мечте или нет; в этой стране всегда придумывают и создают одни, а решают другие. Причем, как правило, находятся и третьи, готовые подтявкивать и поднимать хай против, раздувая сначала якобы дискуссию, а потом и безобразный скандал, топя в грязных потоках разборок, компромата и лжи любое светлое начинание. С Соловками так оно и было: о цинизме и плясках на костях громче всех вопили именно те, для кого подобные пляски давно стали профессией. Они могли, черт возьми, реально могли победить. И тогда ничего бы не было.

Ливанову нравилось думать, что и его юный, но уже звучный голос, когда-то возмущенно повышенный в защиту Соловецкого проекта, сыграл свою роль, лег в основу и фундамент этой сказки, этого чуда. Живое и сильное, дальше оно росло и развивалось само, став ядром и ростком главного нового мифа этой страны. Если б не Соловки, она, возможно, все равно что-то представляла бы сейчас из себя на мировой арене, но то был бы совершенно иной образ, иной миф, иная страна. Лишившись сырьевой мощи, она могла теоретически либо опереться всей тяжестью на мощь военную (очень спорный с экономической, да и с любой другой точки прожект, но когда-то его обсуждали всерьез на всех уровнях), либо отказаться от базового для себя концепта мощи вообще. Но у нее вовремя появились Соловки — аккумулировавшие в себе мощь природную, социальную, гуманитарную, культурную, метафизическую. Соловки дали этой стране всеобщую любовь и большие деньги, респектабельность и самоуважение, силу и смысл. Еще немного, дали бы и счастье; этой стране для полного счастья за всю ее историю всегда не хватало какой-то досадной, необязательной малости. И никто никогда не мог вычислить, какой именно.

Соловки строились у него на глазах: ну допустим, не непрерывно, а скачками, ступенями, отрезками в несколько месяцев, проходивших между его приездами, но так процесс выглядел еще более грандиозным и убедительным. Ливанов знал обо всем, что здесь реально происходило, — от колоссальных беззастенчивых хищений до чудовищных нарушений техники безопасности и человеческих жертв, виртуозно проводимых мимо внимания прессы (и ко всему привычной местной, и придирчивой зарубежной), — но тот невероятный по накалу силы и страсти демиургический процесс не мог обойтись без жертв по определению. В этой стране никогда не умели иначе и никогда не оплакивали летящие щепки. Уникальным было как раз то, что щепки летели в результате творчества, а не наоборот, как оно у нас бывает гораздо чаще.

Сказка разворачивалась спиралью, разгонялась вширь, расправляла плечи и поднимала прекрасную голову. Я все это видел. Возможно, то и была самая главная удача моей жизни.