Гаугразский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Яна Дубинянская cтр.№ 68

— Я пойду, — скороговоркой бросила Юстаб.

И было бесполезно спрашивать ее, куда именно.

Мильям осталась одна. Как всегда. Как давно уже привыкла… так почему же?…

Все из— за него, из-за Робни-вана… то есть Робни-сура, никак она не запомнит. Человека, с которым они много лет живут в разных половинах одного дома, да еще время от времени кочуют в общей повозке из города в город. Она давным-давно признала, что пытаться его понять — столь же бессмысленно, как выпивать одну за другой бессчетные пиалы изырбузского чая… впрочем, здесь, на севере, он просто не растет. И чересчур дорого стоит на базарных рядах, особенно теперь.

Масло — четыре с половиной, овечий сыр еще дороже, а о ценах на мясо и пряности лучше и не вспоминать. Мильям подняла корзину, подошла к дальней стене; разбирая принесенную с базара снедь, оглядела запасы на каменной полке в холодильной нише. Так и есть, жгучий перец кончился, а она-то надеялась, что на сегодня еще хватит. Правда, можно замесить тесто на лепешки с пресной начинкой из рубленой баранины… Но Робни-сур не любит пресных. Мильям помнила. Она много чего продолжала помнить…

Но она смирилась. Этот человек встретился на ее пути случайно, по недосмотру Могучего, предложив ей изначально неправильную жизнь. В которой не было ни родного жилища, ни многочисленных сыновей, ни постоянного ожидания мужчин с границы… Взамен было что-то другое — но такое, чего она никак не могла постичь. И разрывалась до тех пор, пока не догадалась разделить эту жизнь с ним поровну, оставив непостижимое ему, а себе — только несуществующее. Разделить. На мужскую и женскую половину. Сейчас на Гау-Гразе разделяют вот так многие жилища.

Сейчас на Гау-Гразе все по-другому. Сама Мильям, возможно, и не заметила бы: слишком отличается уклад жизни в селении и городе, на Юге и Севере, на морском побережье и в долине Срединного хребта… Но об изменениях говорили все вокруг: торговки на базаре, златовышивалыцицы в мастерской, куда она относила покрывала Юстаб, престарелый мастер по оружию, к которому тайно пыталась отдать в обучение Валара… теперь это действительно уже не нужно, а не только запрещено (как восставал Валар против этого запрета!) его неродным отцом.

Все меняется, неотвратимо, будто лавина, — и не в лучшую сторону. Нарушено извечное равновесие; извлечено, выбито, выдернуто что-то важное, как ось из колеса повозки или несущая жердь из каркаса сельского жилища, и теперь весь древний великий Гау-Граз накренился на грани падения, крушения, обвала…

«Во времена перемен всегда трудно», — сказал вчера Робни-сур.

«Отец не прав», — проговорилась только что Юстаб.

Мильям замерла над глиняной миской, растопырив пальцы, с которых срывались куски сырного теста. Догадка обрушилась на нее, как ствол сухого дерева, подмытого ручьями на горном склоне. Настолько невероятная, что не могла не быть правдой.

Это все он. Он один — как она не осознала раньше?! Человек, живущий рядом, но давно уже не вместе с ней, чужой, непостижимый и немыслимо могущественный… Пленник. Неправильную жизнь, которую он когда-то почти навязал ей, Мильям, теперь он же — больше некому! — навязывает всему Гау-Гразу. И достигает успеха.

Вчера он снова вошел в ее жизнь; лучше бы ему не делать этого, но теперь уже поздно. Она не вынесет больше одиночества… Придется попробовать снова.

Приблизиться к нему. Понять.

Остановить.

Она поставила поднос на верхнюю ступеньку. Как натужно открываются двери в городских жилищах… откинуть полог было бы куда легче. Но Мильям уже привыкла.

Обычно она оставляла поднос с обедом в нише сбоку от дверей, накрыв горячее сложенным в несколько раз шерстяным покрывалом. Робни-сур никогда не обедал в определенные часы; Мильям и не знала, когда именно они обедают, он и Валар. Впрочем, Валар теперь появлялся дома еще реже, чем Юстаб… Иногда пищу приходилось забирать нетронутой. К этому Мильям привыкла тоже.

Здесь, на втором этаже, как обычно, было темно: муж почему-то любил наглухо закрывать оконницы. После яркого солнца снаружи Мильям почти ослепла; присев на корточки, нащупала нишу и поглубже задвинула поднос. Отняла руки и, еще не выпрямившись, услышала в наступившей тишине чье-то дыхание. Тоненькое. Девичье.

Раньше она вышла бы за дверь, не задумываясь, исчезла бы так незаметно, как только смогла б. Мало ли кому есть место в чужой мужской жизни: ей, Мильям, там места нет, а значит, их путям негде и незачем пересекаться. Но теперь все изменилось.

Не стала оборачиваться и тревожно спрашивать, кто здесь. Просто резким движением распахнула ближайшие оконницы. И только потом спокойно повернула голову.

Девушка была совсем юная, возраста Юстаб. Подсолнечными лучами она съежилась в комочек, зажмурилась, словно ночная птица. Потом, кажется, решилась взглянуть на Мильям — не поднимая покрывала длинных ресниц.

— Ты пришла к Валару?

Мильям старалась, чтобы ее слова прозвучали по-матерински мягко, но девушка вздрогнула, как от удара хлыстом. Ничего не ответила. Вроде бы кивнула.

— Как тебя зовут?

Полубеззвучно шевельнула губами; Мильям не расслышала, однако переспрашивать не стала. Рассмотрела подружку сына получше: густые косы, широкие скулы урожденной северянки, тонкие губки бантиком, маленький нос, брови вразлет и, наверное, потрясающей красоты глаза — но их гостья до сих пор так и не показала. И все-таки: что она здесь делает одна? Или Валар вышел ненадолго и сейчас вернется?

И точно: словно отозвавшись эхом на звук ее мысли, на внешней лестнице раздались шаги; обе женщины одновременно повернули головы к двери. В момент скрипа петель Мильям бросила взгляд на девушку и наконец увидела ее глаза. Яркие, восторженные, счастливые, распахнутые навстречу… и как в них на мгновение двумя искрами отразилось солнце.

— Привет, — сказал Робни-сур.

Закрыл за собой дверь. Улыбнулся — им обеим.

Паузы не было. Все острое, болезненное, несправедливое, неприемлемое проскользнуло неуловимо, черкнуло одной мгновенной искрой, которую Мильям тут же погасила, привычно, с давно выработанной сноровкой. И отозвалась тут же, почти без выражения:

— Здравствуй. Я принесла тебе обед.

— Это здорово. — Он обернулся навстречу девушке, подавшейся было к выходу. — Останься, Газюль, поешь с нами. Моя жена, Мильям-сури. Газюль, моя лучшая передатчица. Ну, что там у нас? Доставай.

Мильям наклонилась к нише; хорошо, когда есть возможность хоть на секунду укрыть лицо от чужих взглядов… Все в порядке. Эта девушка — еще одна из тех… сколько их было за все прошедшие годы? Она всегда старалась их не замечать. А хотелось бы знать, о чем они мечтают, глядя на него такими вот сияющими глазами… и получают ли хоть тысячную долю того, о чем мечтают? Может быть, тысячную — да. А потом…

Еще теплые, зернистые на изломе сырные лепешки. Кувшин, полный изжелта-белого густого кумыса. Дымящееся жаркое с самыми острыми приправами, за которые на базаре берут втридорога, ведь они не только придают пище жгуче-пряный вкус… Если Робни-сур хоть что-то понимает, эта девушка сейчас уйдет.