Любовь и сон - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 32

Старинная сказка, волшебная сказка. [112]

И все же до этого дня Пирс не связывал устроенный им самим лесной пожар с огнем, который разожгла Саламандра, дабы показать Флойду Шафто свою силу. Прошлое Бобби Шафто представлялось ему в то время совершенно несоизмеримым с его собственным прошлым, оба прошлых простирались за спиной в неопределимую даль, но существовали в различных измерениях, не пересекаясь; события, случавшиеся с ней, не могли случиться с ним. И когда впоследствии, занимаясь другими исследованиями, он вновь наткнулся на связь между саламандрами и огнем, Флойд Шафто уже был полностью забыт. Но ныне Флойд стоял перед ним, вызванный из сказочного «жили-были», и только теперь Пирс сообразил увязать концы с концами. Время было упущено, и не выяснишь уже, был ли пожар, устроенный Пирсом, тем самым, что продемонстрировал дедушке Бобби силу Саламандры.

Но даже если оба пожара на самом деле были одним, занявшимся летом 1952 года у мусорных корзин Олифантов по соседству со старым гаражом, поджигателем все равно могла быть Саламандра: это она дунула на грабли Пирса и горящая бумага слетела на коровяк и молочай, которые только того и ждали. Не в первый раз за эту неделю, за эту зиму, он ощутил, что просто выдумывает историю в обратном порядке, начиная с этого мига, — логику и все прочее. Не так ли и всегда действует память? Лепит кирпичики из ничего и встраивает их один за другим в так называемое прошлое, а на самом деле лабиринт, чтобы было где спрятаться чудовищу или чему-то чудовищному?

— Не ответишь ли мне на один вопрос? — Винни робко улыбнулась. — Раз уж зашла об этом речь.

— Какой?

— Все-таки зачем ты тогда взял бриллиантовое кольцо Опал?

— Собственно, не кольцо. А только камень.

— Ну да.

— Не вспомню. — С жуткой остротой Пирс ощутил жестокость своего поступка, пусть вызванного детским эгоизмом — но все же. — То есть что взял, помню, но почему — сказать не могу.

— Сэм так огорчился. Что ты на такое способен.

— Боже. Стыдобище.

Нежная окраска неба, которое они рассматривали, стала темнеть; ветер задирал один за другим листы безвольных пальм и вновь ронял.

— Ладно, — мягко произнесла Винни. — Теперь это уж точно не имеет значения.

Пирс взял у матери из пачки сигарету и зажег. Разом, как удар, в памяти распахнулась бархатная коробочка для колец, подбитая розовым атласом. Внезапно он уверился — от мысли сжалось сердце, — что этот камень, драгоценность из обручального кольца Опал, он взял, чтобы отдать Флойду Шафто; и еще: стоит задержать этот миг, продлить его на миг еще, и память даст ответ и на вопрос почему.

Флойд Шафто был седьмым из семи сыновей, получивших имена по названиям камберлендских округов. Как седьмому сыну, ему были даны особые способности, о которых он ничего бы не знал, если бы те, с кем он рос, ему не рассказали и не предложили их использовать: он мог, например, вытягивать огонь из пожарища, выщелкивать его пальцами и потом стряхивать. (Его мать, как мать семи сыновей, тоже кое-что умела. Она умела задуть катар в горле умирающего ребенка, так что тот выздоравливал.)

С младых ногтей он знал уже, что за эти дары полагается платить. Сейчас, будучи зрелым мужчиной, христианином и дедом, он не был уверен, что дарованные ему способности и обязанности, которые из них следуют, исчерпаны.

Он родился в рубашке; повивальная бабка эту рубашку сохранила, высушила и дала ему, чтобы носил в мешочке, — носить он не захотел, но припрятал рубашку в месте, известном только ему. Если он думал таким образом избежать судьбы, к ней привязанной, то это был пустой расчет. В определенные ночи — на малое Рождество, [113] в последнюю ночь октября или в ночь середины лета при полной луне (причем по мере того, как старел он сам и как портился мир, это случалось все реже) — Флойд Шафто, лежа в постели, слышал под окном не очень настойчивый, но отчетливый оклик и отвечал на него. Ибо он принадлежал к отряду, в который входили мужчины и женщины, чье рождение (как он предполагал) сопровождалось столь же необычными предзнаменованиями, что и его собственное; и существовал иной, не уступавший им по численности род, с которым шла борьба за благоденствие всей земли; и не откликнуться на призыв было так же невозможно, как отказаться спать или умереть.

В двенадцать лет Флойд видел, как хоронили его мать, умершую при родах своего последнего ребенка и одновременно первой дочери (младенец тоже умер). На похоронах не было проповеди, никто не читал заупокойную, не пел гимнов; гроб сколотил сам отец, могилу вырыли братья.

Тем летом Флойд впервые услышал сквозь сон, как под окном выкликали его имя.

Он проснулся и стал слушать, не повторится ли зов, держа в памяти звук и направление. Зов не повторился, но, казалось, затих за окном, ожидая. Как-то умудрившись не потревожить спавших тут же братьев, Флойд выбрался из кровати и проворно перелез через подоконник. Это была самая короткая ночь в году, светила полная луна; видно было как днем — только тот, кто его звал, не обнаруживался. Тем не менее он повел Флойда, и тот, не видя его, поверил, что звавший знает, куда и зачем.

Он шел вниз по тропе, утопленной в скалах, потом вдруг почувствовал, что оставлен в одиночестве, действовать по собственному усмотрению — так, бывало, его старик покажет ему, как мотыжить борозды, и дальше сам, как знаешь. Он бесшумно зашагал дальше на длинных босых ногах и наконец начал замечать на тропе других. Один или двое, мужчина, женщина; минуя их, он заглянул каждому в лицо, но они его не замечали. Он догнал высокого мужчину в черной шляпе с висячими полями и, всмотревшись, узнал его: лицо искажала гримаса, грудь была разворочена пулей — прошлой зимой этого человека застрелил помощник шерифа.

Благослови вас Господь, произнес Флойд, но сосед не ответил. Появился еще народ, на круто устремлявшейся вниз тропе обнаружилась развилка, которой Флойд не помнил. Он заметил, что все они исчезают в расселине, куда отовсюду сходятся целые толпы: кто-то был связан, кто-то наг, кто-то беззвучно стонал, кто-то смеялся. Когда поток принес его к самой расселине, Флойд воспротивился, вовсе не желая входить; тут какая-то женщина, уже туда шагнувшая, обернулась на ходу, словно кто-то ее окликнул, и взглянула на Флойда. На руках ее, завернутый в ее саван, лежал ребенок, который умер вместе с ней. Прочие спускавшиеся в гору протискивались мимо, толкали женщину — можно было подумать, они торопятся на ночлег; наконец толпа увлекла ее за собой, однако до самого последнего мига лицо ее было обращено назад, к Флойду.