Тиски - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маловичко cтр.№ 41

Он смотрит на меня, но я не вижу, что ему страшно. Он не понимает, что всего через пять минут может стать трупом. Что всего через пять минут его может не быть. Эта мысль подстегивает мое веселье, и я смеюсь еще громче, давясь смехом, захлебываясь им. Мне становится трудно дышать, лицо краснеет, а глаза слезятся.

И тогда ему становится страшно. Потому что со стороны я выгляжу ненормальным. А чему тут удивляться, я и есть ненормальный.

Теперь молчу я. Молчу, пока веду машину по Островского, на проспект Свободы и дальше – к Краснодарскому шоссе. Молчу, когда мы выезжаем за город, и Денис – могу поклясться – с нарастающим страхом смотрит в зеркало заднего вида на уменьшающийся за нами указатель с названием города, перечеркнутый наискось черной стрелой. Молчу, когда миную Штеровку, Залесье, поселок Коммунизма и, наконец, вырываюсь на Краснодарскую трассу.

Мы движемся в ночной темноте, густой настолько, что даже дальний свет помогает нам видеть лишь небольшой участок шоссе впереди, и создается ощущение, что мы – под водой.

Когда впереди мелькает истерзанный всеми ветрами и заляпанный дорожной грязью указатель с надписью «Кафе Приволье», я сбрасываю ход.

Эту забегаловку содержит Нарцисс – сутулый армянин неопределенного возраста, постоянно улыбающийся при разговоре, и его улыбка кажется намертво приклеенной к лицу. Шесть лет назад сын Нарцисса, Гагик, попал в дурную историю с наркотиками, а я продемонстрировал Нарциссу удивительные свойства отечественного законодательства.

Закон подобен стеклянной мозаике, все зависит от того, как вы повернете трубу и в какой новый узор сложатся те же самые стекляшки. Картинка становится совершенно не такой однозначной, как представлялась вначале.

Я сделал это не из-за денег, хоть Нарцисс и предлагал. Я вообще не беру взяток. Не из-за чести мундира, нет. Просто я не совсем представляю, что делать с деньгами. Они не имеют никакого значения в моей системе координат.

Гагик вышел на свободу после двух месяцев предварительного – бледный, небритый, щурящийся на дневной свет, как летучая мышь. С тех пор Нарцисс – мой должник.

Я сигналю с заднего двора, в спальне Нарцисса зажигается свет, и он выбегает наружу, чтобы открыть мне, не выказывая ни малейшего неудовольствия побудкой среди ночи.

Мы здороваемся кивками, не раскрывая рта. Сегодня вообще ночь молчания. А что говорить, когда и так все понятно?

Мы приходим в небольшую, три на четыре, комнату, один угол которой занимает крохотная подсобка с хозяйственным инвентарем, а в другом притулился старый стол с потрескавшейся от времени столешницей и три его ровесника – колченогих стула с гнутыми спинками.

Нарцисс приносит чай, графин с коньяком и оставляет нас с Денисом вдвоем.

Сначала я продавливаю его психику. Мягко прошу постоять в углу, он стоит и смотрит, как я роюсь в подсобке, гремя швабрами и ведрами, как достаю, наконец, лист грязного целлофана, расстилаю его на полу, разглаживая ладонями, чтобы не топорщился.

Я ставлю в середину целлофана стул.

– Денис, сюда иди.

Он садится, я снимаю с него наручники, прошу завести руку за спину и снова надеваю их.

Я отхожу от Дениса, снимаю пиджак, рубашку и остаюсь в майке с коротким рукавом. Ночь сегодня прохладная, и кожа сразу покрывается мурашками. Освобождаю карманы брюк, выкладывая на стол телефон, ключи, зажигалку и сигареты, с неудовольствием отмечая, что пачка на исходе и ее может не хватить даже на пару часов работы.

Я открываю дверь комнаты, зову не успевшего уйти Нарцисса и прошу его оставить пачку сигарет под дверью. Выуживаю сигарету из старой пачки, без нужды катаю ее в руках и закуриваю. Окон не открываю. Мне нравится, когда в комнате накурено так, что режет ­глаза. Тогда я чувствую себя дома.

– Тут вот какая штука, Денис. Вы же, наркоманы, агрессивные все. Вот и сегодня, когда я попытался арестовать тебя, ты на меня набросился. Птица подтвердит. Ну, и подрались чуть-чуть.

Сделав глубокую затяжку, я склоняюсь над Денисом. Он выдерживает мой взгляд.

Приподнявшись, я чуть расставляю ноги и сгибаю их в коленях, так, чтобы мне было удобнее с ним работать. Бью, не оставляя следов. Привычка.

Когда от очередного удара Денис закашливается, не может дышать и давится собственной слюной, краснеет, на лбу и шее у него вздуваются вены, а из ноздри вылетает сопля, я отхожу к столу и выбиваю из пачки новую сигарету.

– Что ты пишешься за него? – искренне удивляюсь я. – Он тебе кто, друг, брат? Денис, Вернер тебя, случись что, слил бы не задумываясь. Да даже не случись – прошло бы времени чуть-чуть, ты слегка бы приподнялся – и он бы тебя убрал с арены, потому что вы умные оба, а он не терпит умных рядом. Ты понимаешь, что ты рядом с ним был обречен? Я – твой единственный шанс выйти, Денис. Или ты сливаешь мне Вернера, или я тебя в тюрьму везу.

– Да везите вы куда хотите, я вам все уже сказал, – едва слышно произносит Денис, и от его тихого голоса у меня окончательно срывает башню.

– Везти, – говорю я, ощущая, как от гнева дрожат пальцы и голос, – везти, говоришь? Да никуда я тебя не повезу, я тебя здесь убью, на хер! Я… Денис, я тебя спасти хочу, я тебе руку протягиваю, что же ты плюешь в нее, а?

И я луплю его ногой в грудь, он падает, а стул под ним трескается. Он лежит на полу, пытаясь свернуться зародышем, но это не спасает Дениса, потому что я начинаю даже не бить, а топтать его. Денис кряхтит, кашляет, охает и уже вряд ли способен воспринимать происходящее – и слава богу, потому что тогда бы он увидел, что я плачу.

Я выбегаю в зал, хлопнув дверью. Здесь пусто, белые пластиковые стулья перевернуты на столы и смотрят ножками вверх, а у двери на полу, покоится оставленная Нарциссом пачка «Мальборо».

Я сажусь на пол, прислонившись спиной к стене, срываю с пачки обертку, и после первой затяжки меня посещает удивительное чувство покоя. Весь свой гнев, всю боль, желчь и ненависть я выплеснул на Дениса – я слышу из-за двери его слабые стоны, и теперь в моей голове сложилась четкая картинка того, как сделать парня своим.

– Будешь курить? – После его отказа я закуриваю сам. Похоже, сегодня будет побит мой собственный рекорд в три пачки в день. – Сынок, ты пойми… В городе с начала года – семьдесят смертей от героина. Все – молодые люди, до двадцати пяти, ровесники твои. Тебе все равно?

Денис не отвечает. Он пытается сесть, но охает и морщится – не исключаю, что во время вспышки я что-то сломал ему.

– Молодые парни гибнут. Денис, это так страшно… Гниют изнутри, не пожив. Страшно и нелепо, ну неужели тебе совсем наплевать?

Я опускаюсь перед ним на корточки и снимаю наручники. Его руки затекли настолько, что он не сразу может выдвинуть их вперед и стонет, морщась от боли.

– Одевайся, Денис, поехали.

Мы снова в пути. Мне даже не надо смотреть на Дениса, чтобы отгадать его настроение. Он убеждает себя в том, что главное – перетерпеть. Подождать какое-то время и не сломаться от побоев, унижений, психологического прессинга и угроз. Это потому, что ты молодой, Денис. Ты еще видишь жизнь в биполяре – добро, зло, белое, черное и прочая муть. Не бывает так. Все настолько переплетено, что добро оказывается злом и наоборот, зависит лишь от точки зрения. И нет никакой искупающей логики в событиях жизни, и если тебе сегодня плохо, это никак не означает, что завтра будет хорошо. В большинстве случаев завтра будет еще хуже.