Исход - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маловичко cтр.№ 79

Он не знал, сколько валялся. Все это время он не выходил на улицу, с трудом добираясь только в прихожую, помочиться в ведро. Эти походы длились по десять минут, с отдыхом и остановками, и он чувствовал, что идет не один, а несет в себе других, всех, кто ему снится.

Сергей не хотел вспоминать о том, что случилось накануне в Кармазине. Это не было наваждением, и окажись Сергей опять в этих обстоятельствах, он поступил бы так же, но там была одна жизнь, а здесь другая, и он будет помнить об этом дне, но не будет вспоминать о нем.

Он разрезал вторым, плохим ножом, хлеб и сало и нанизал тонкие кусочки вперемешку на ветку. Протянул ее к костру, и скоро сало зашипело, падая тяжелыми, прозрачными и жирными каплями на уголь. От огня сало чернело по углам, а хлеб твердел. Он стал дуть на хлеб и сало и есть их. Он не ел с самого утра, когда вышел из Кармазина, и проголодался.

— Приятного аппетита, — донеслось из темноты, — приличные люди здороваются в гостях.

Крючков шагнул из темноты и стал так, чтобы на него падал лунный свет из дыры купола. Он был в черных брюках и плотной черной рубашке со стоячим воротничком, подшитым белой тканью. На ногах его были начищенные черные ботинки, тело в талии перехватывал ремень, к которому крепились наручники, фонарь и пистолет в кобуре.

— А я не в гостях, — отозвался Крайнев. Его рот был набит хлебом и салом, отчего получилось «в гофтях», — уж не у тебя точно.

Крючков улыбнулся. А Сергей схватил из огня палку и гневно швырнул в него:

— Да иди ты в… дурак!.. Как у тебя язык поворачивается поганый твой!..

Крючков отбил горящую палку, отошел к стене и вернулся со складным деревянным стулом с сиденьем и спинкой из куска плотной ткани. Разложил его и сел у костра, держа спину ровно и закинув ногу на ногу.

— Ты не знал, что это моя тема? — пояснил разозлившемуся Сергею.

— Рот свой закрой!

— Грубить не надо, — сказал Крючков, и Сергей осекся.

Стало тихо. Крючков посмотрел на ногти и остался доволен — были ровными, ухоженными, и покрывавший их лак заметен не был.

— Он убьет меня так же, как я его, поверь.

Крючков достал из-под стула сумку, из нее — черный кожаный футляр с красным термосом внутри. Открутил крышку, и в нос Сергею ударил запах кофе.

— Мы составляем все. И нам тесно. Вы — оружие. Он сделал сильный правильный ход, и почти погубил меня. Я знал его Человека, и говорил с Ним, и Он был слаб. И я давил и уничтожал Его, не понимая, что чем ближе я к победе, тем глубже мое поражение.

Кофе был горячий, и Крючков хлебал его мелкими птичьими глотками.

— Он стал теснить меня. Я должен был ответить. Я создал Церковь.

Последняя фраза полыхнула на Сергея рыком тысячи львов, и он подался назад.

— Он дал человеку Бога, а я отобрал, и посадил Его в тюрьму. Вы сами отдали Его. Моя порода…

Он зло усмехнулся, потянулся к Сергею и потрепал его по щеке, и этим унизил.

— Сначала я затенил слово. Пустил слух, что слово божие непросто, там сонмы скрытых смыслов. Потом убил разговор человека с Богом, заменив его молитвой. Вывел лик его из сердца на картинки. И люди стали говорить с Богом через меня.

Он допил кофе и налил еще, и подал Сергею. Тот отказался, и Крючков выплеснул черную жидкость на стену.

— Я толкал людей грешить, отпуская им грехи, благословляя грешить вновь, ибо все отпустится. Я говорил от его имени, и обратил его победу в свою. Я поднял на Христе такую власть, что никому не снилось. И откровение я сочинил. Про то, что меня повергают. Чтобы принизить себя. Кто унизится — возвысится. Ничего еще не решено, Сережа. Ничего.

— А старцы? — спросил Сергей. — Мученики святые? Страстотерпцы? Их ты тоже обманул, бесья рожа?

— А мальчики-идеалисты, топившие свой народ в крови, так, что свергнутым тиранам не снилось? Благие намерения, Сережа. И те, и другие, и мальчики, и старцы, не знали, кому служат. А когда понимали, было поздно! Надо было или умирать срочно, или делать вид, что все в порядке. — Он склонился к Сергею и заговорил жарко, торопливо: — Я побеждаю, Сережа. Ты же видишь. Чуть-чуть осталось… А ты маешься. Неуютно тебе на его стороне, плохо. Смысла он тебе не дал, и ты его ищешь и не находишь, потому что смысл — у меня.

— И что это?

— Воля, Сережа. Сила и Воля. Воля, побуждающая Силу претворить ее. Я — Насилие. Ты боишься, когда я против. Но я буду с тобой. Он обрек тебя на страдание, вопросив, кто ты есть и каким должен быть. Я отвечу ему за тебя. Ты есть ты и никто больше. Сильный. Гордящийся своим желанием.

— Почему я? Я что, какой-то избранный? — зло и иронично спросил Сергей.

— Ты подходишь. Нужное время, нужное место, задатки. Тебе предначертано.

Он выбил из пачки папиросу и закурил, быстро и нервно.

— Нет идеального материала. Работаешь с тем, кто под рукой и склонен. В последний раз — бедный художник австрийский, мальчишка. Сидел в грязном кафе с бомжами, а у меня времени не было выбирать. Как он плакал в тот вечер… Я поставил ему речь и приоткрыл картину. И он пошел ломать народы! Но ваш, второй… Он мне не доверял. Себе на уме был, не открывался, никогда как надо, все по-своему! Они не должны были драться, у каждого своя задача, из-за него все! И он победил. Но я учусь на ошибках, Сережа. Я подготовился. В прошлый раз я прорвался в немцах. В этот раз — во всех. И это начало. Мы сбросили старые фигурки и расставляем новые. Ты должен выбрать сторону. А ты — мой, Сережа. Я тебя знаю. И ты — меня. Меня искать не надо, я рядом, я в тебе, я — то, что человек хочет. Я — желание. Будь со мной. Стань Князем мира сего. Мы вместе начнем Историю, и начнем ее с Исхода. Исхода Его из сего мира, из ваших душ. Ты предсказан. Мы одолеем. Я — Порядок.

Он поднял руку, отведя тлеющую папиросу в пальцах, чтобы не обжечь Сергея, и коснулся подушкой большого пальца его лба.

Сергей увидел, как входит в Город.

Въезжает на колеснице, а люди толпятся по обе стороны дороги, так, что она кажется переброшенным через людское море мостом. Они машут руками и бросают цветы, радуясь Сергею и славя его, а он держит руку поднятой, а спину — прямой, и глядит на них с уверенным спокойствием победителя и думает, что вырежет всех, расчищая мир.

Он увидел, как народы преклоняют перед ним колени.

Как краснеют реки от крови непохожих.

Как собирает он власть мирскую, и мир зависит от воли его.

Крючков убрал руку. Он ждал ответа.

— Ты врешь, — сказал Сергей. — Я плохо знаю и не умею объяснить, но ты врешь. Я сердцем чувствую. Да, наверное, человек грешен. — Крючков хмыкнул на это «наверное». — И плохого в людях больше, чем хорошего. Сильно больше. Но не только оно есть. Есть крупица света в каждом. Любви. Добра.

Крючков ернически зааплодировал, а Сергей повысил голос: