Псоглавцы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Маврин cтр.№ 22

— Но она же может говорить…

— Так-то может… Шёпотом, когда все свои, когда не волнуется… А если чужое, так словно кость в горле, мык да мык, и ревёт… Никуда ведь косноязыкая не нужна. Везде ж голос требуют. Ни в школу, ни доктором… В магазине продавать и то нельзя… Про город я молчу. Как в городе без слов? Как учиться-то ей дальше? Как в жизни-то устроится? Никак. Помоги девке, матушка Богородица, без вины она…

— А вылечить можно?

— Не знаю я. Тут у нас городской один, дак он из больницы, в рот ей смотрел, чё-то там делал, сказал, ложиться надо, может, исправят, током там лечат, ещё чем-то… А деньги-то откуда взять в городе лечиться? Лизке в собесе и пенсии не дали, нет группы, дескать, здоровая. Тока на мою пенсию и живём. Мужа нет, ничо нет. В шестом году разом и школу закрыли, и на пенсию меня спровадили, и Лизка уехала, и Николай мой помер, дак я выла, хоть в петлю лезь, а грех это, не простится…

— Так что с Лизой было? — требовательно спросил Кирилл.

— С Лизонькой-то… Она с интерната приехала, пятёрки, четвёрки… Дома жила, пока ждала, когда в город уезжать на экзамены. А ведь автобусы-то от нас до города не ходят, давно отменили, уж лет пятнадцать… Раньше автомагазин приезжал, на нём ездили, потом и он перестал. Почту в районе кто из своих на всех сразу забирает… Что творят, что творят… Такая деревня была хорошая… И школа, и магазин, почта, фельдшерский пункт были, и милиции много, лагерь же рядом, порядок был, ни пьяных, ни драк, не воровал никто…

— Лиза, — направил старуху Кирилл.

— В то лето у заповедниковских какой-то кордон стоял на дороге, километров пять отсюда. Два раза в день вахтовка приезжала. Лизка и пошла до вахтовки пешком. Вещи для института взяла и пошла. Чо пять километров? Для нас не путь. А вечером приползла без вещей и немая. Вещи потом на промоине нашли. Чего там с ней было? Кто её напугал? Ничо никто не знает. А Лизонька моя с тех пор или молчит, или мычит… Я про то и спрашивать её боюсь, бьётся и ревёт… Так все мечты её и закончились там на промоине.

Раиса Петровна плакала. Кирилл смотрел в окно. За окошком кухни были дощатая стена сарая, бурьян и забор. Жаркая торфяная мгла, в которой гаснет всё, что дальше сотни метров. Деревня Калитино. Никаких тебе раздолий, бурёнушек, берёзок и стогов.

Может, в то лето и не было торфяных пожаров, но Кирилл видел всё словно в тумане. Сквозь это марево шла по лесному пустынному грейдеру молоденькая деревенская девушка в платьице и с рюкзаком. Шла пять километров до вахтовки, чтобы ехать поступать в город, в институт. И какое зло бродило в том горячем и душном дыму? В какой ужас стянулся запах гари за поворотом дороги на сухой промоине?

Кирилл вспомнил эту промоину. Вспомнил, как Валерий и Гугер смотрели, переедет ли их автобус через яму. Как Лиза испугалась чего-то и побежала прочь от автобуса. Теперь понятно, чего она испугалась. И ещё Кирилл вспомнил, как у промоины он увидел на откосе дороги двух собак, а потом их не стало… Псоглавцы? Лизу напугали лесные псоглавцы? Те, которые рвали здесь беглых зэков?..

Похоже, там, в Москве, Лурия был прав: в этой деревне — нечисто. Может, на самом деле ничего и нет, но верится, что есть. Кирилл вытянул из горла футболки телефон и включил на запись.

— Раиса Петровна, — осторожно сказан Кирилл, — а вот у вас в деревне есть предание о псоглавцах…

— О ком? — не поняла старуха.

— О псоглавцах. Людях с собачьими головами.

Раиса Петровна задумалась.

— Что-то вроде помню, — неуверенно призналась она. — Говорили, кажется, что перед войной несколько баб здешних рожали детей с мордами, как у собак. Но это понятно, к большой войне примета. Но я-то сама послевоенная. Тогда баб уже в район возили, в роддом. А сейчас уж давным-давно никто не рожает. Кому? Разве что Верке.

Кирилл понял, что Раиса Петровна никак не связывает ужас на промоине с псоглавцами.

— А у вас в церкви святой Христофор нарисован с головой пса.

— В какой церкви?

— Н-ну… в той… заброшенной… — Кирилл смешался.

— Да какая же гам церковь? Её закрыли, рази не видел? Там ни служб не проводили, сколько себя помню, и батюшки сроду не было… Она в зоне стояла. Мало ли чего уголовники там намалевали. Грех над святыми образами изгаляться. За то и покарал господь нашу деревню.

Вряд ли старуха разыгрывала неведение, чтобы сберечь тайну псоглавцев. Похоже, она и вправду не знала о фреске, не бывала в заброшенном храме. Какие там местные предания просил собирать Лурия? Здесь всё забыли. Здесь всё выморочно, всё в торфяном дыму. Здешний мир существовал, питаясь отжимками, остатками, отходами цивилизации — вроде вымытых одноразовых тарелок. Ничего своего этот мир не производил. И легенд о псоглавцах тоже не производил. Здесь не страх. Здесь тоска. Но от этой глухой тоски только и остаётся превратиться в оборотня-людоеда и рвать случайных встречных.

Где-то над головой Кирилла вдруг знакомо закурлыкало.

— Подай! — сразу попросила Раиса Петровна.

Кирилл оглянулся. В углу кухни сверху была полочка с бумажными иконами, а перед иконами на ней лежал телефон. Кирилл поднялся, достал телефон — это была старая, простенькая и дешёвая Nokia — и протянул Раисе Петровне. Старуха бережно взяла аппаратик в ладонь и указательным пальцем надавила кнопку.

— Алё, — робко сказала она. — Из дома Шестакова? Дак я знаю, что от Андрея Палыча… Да-да, конечно, приду завтра. Да, знаю, моя очередь. Спасибо, спасибо. И вы будьте здоровы.

Кирилл выключил плитку с кипящим чайником. Пора ему уходить.

— Всякий раз звонит, предупреждает, что на работу ждут, — Раиса Петровна глядела на телефон как на живое существо. — Вежливый там новый завхоз у Андрея Палыча, дай бог ему здоровья.

— Как же вы работаете, если ходить… трудно?

— Да я сидя. Посуду помыть, стены… Это и с табуреточкой можно.

Кирилл заглянул в комнату — вилка его провода была в розетке.

— До свидания, — сказал Кирилл.

— Дерьмо, а люблю, потому что остренькое.

Гугер сидел по-турецки на полу на коврике и поливал из чайника лапшу быстрого приготовления в пластмассовой плошке. Валерий покосился на Гугера и сморщился:

— А я вот не могу. Просто желудок свой жалко.

Валерий тщательно разворачивал фольгу, в которую был завёрнут кусок курицы. Валерий сидел за ученической партой, и потому казалось, что он не ужинает, а выполняет домашнее задание.

— И вообще, острое — пища бедных, — добавил он.

— Я и есть бедный, — Гугер напяливал крышку на дымящуюся плошку. — У меня ни шиша нету. Зарабатываю воровством в церквях.

Кирилл хихикнул.

За стёклами окон сгущался вечер, словно мгла набухала темнотой. Школа уже казалась немножко домом, и было даже как-то уютно.