Однако что-то не позволяло мне повернуть. Я двигался все дальше, прочь — будто по плану, начертанному для меня силой, мне неподвластной. У меня не было выбора — я должен был перемещаться вперед и с возрастающей тревогой следил за происходившей внутри меня борьбой между тем, что я желал делать, и тем, что я должен был делать… а кислорода в баллоне становилось все меньше. Я несколько раз яростно порывался всплыть, но, хотя перемещаться в воде было вовсе не трудно — напротив, легкость моих движений казалась мне самому почти чудом, — я постоянно возвращался на дно океана или оказывалось, что я просто плыву дальше.
Один раз я остановился и огляделся, тщетно пытаясь проникнуть взглядом в морскую глубину. Мне померещилось, что за мною следом плывет большая бледно-зеленая рыба; более того, мне представилось, что это даже не рыба, а русалка, ибо за ней трепетали длинные волосы, но затем видение скрылось в подводных зарослях. Стоять долго я не мог — меня влекло еще дальше, пока я наконец не понял, что кислорода в баллоне не осталось вовсе; дышать становилось все труднее, я попытался выплыть на поверхность — и почувствовал, что падаю в расселину морского дна.
Затем, лишь за несколько мгновений до того, как потерять сознание, я заметил, что ко мне сквозь толщу воды летит та фигура, что следовала за мной; чьи-то руки коснулись моих маски и баллона… То была вовсе не рыба и не русалка. Я видел обнаженное тело Ады Марш, длинные волосы струились у нее за спиной — и она плыла с изяществом и легкостью урожденной обитательницы морских глубин!
4
За этим видением последовало самое невероятное. Скорее я уловил гаснущим сознанием, чем увидел, как Ада сняла с меня маску и баллон и опустила их куда-то в глубину под нами — и сознание медленно возвратилось ко мне. Я понял, что плыву рядом с Адой, она ведет меня своими сильными, уверенными пальцами — не обратно, не вверх, а по-прежнему вперед. Я обнаружил, что могу плыть так же умело, как и она, открывая и закрывая рот, как будто дышу сквозь воду, — именно это я и делал! Я владел даром предков и не знал о нем — теперь же он открылся мне вместе с неохватными чудесами морей. Я мог дышать, не поднимаясь на поверхность. Я был рожден амфибией!
Ада промелькнула впереди, и я ринулся за ней. Я был проворен, но она двигалась еще быстрее. Не нужно больше неуклюже ковылять по дну — остались всего лишь толчки рук и ног, словно бы предназначенных для передвижения сквозь толщу вод, лишь бьющая через край, торжествующая радость плавания без преград, к некой цели, которой, как я смутно сознавал, мне следовало достичь. Ада вела меня, и я плыл за нею, а над нами, над поверхностью вод солнце опускалось на запад, день заканчивался, у горизонта гас последний свет, и в отблесках дня зажегся серп месяца.
В этот закатный час мы поднимались к поверхности, следуя вдоль линии зазубренных скал, отмечавших берег то ли материка, то ли какого-то острова — я не мог сказать точно. Вынырнули мы вдали от побережья — здесь из воды выглядывала скала, и с нее виднелись мигающие огоньки города, гавань на западе. Оглядев то место, где в лунном свете сидели мы с Адой Марш, и увидев, как между нами и побережьем тенями скользят лодки, а к востоку от нас — только линия горизонта, я понял, где мы находимся: на том самом Рифе Дьявола у Инсмута, где прежде, еще до катастрофической ночи в 1928 году, наши предки играли и резвились среди своих собратьев из океанских глубин.
— Как же ты мог этого не знать? — терпеливо спрашивала меня Ада. — Ведь ты бы так и умер, задушенный всем этим, если бы я вовремя не зашла в дом…
— Откуда мне было знать? — отвечал я.
— А как, по-твоему, дядя отправлялся в свои подводные экспедиции?
Поиск моего дяди Сильвана был и ее поиском — а теперь и моим. Искать Печать Р’льеха и дальше, обнаружить Спящего в Глубинах, Сновидца, чей зов я ощутил и внял ему, — Великого Ктулху. Искать надо было не под Инсмутом — в этом Ада была уверена. Чтобы доказать это, она вновь повела меня в глубины, еще дальше в море от Рифа Дьявола, и показала громадные мегалиты — каменные структуры, лежавшие в развалинах после глубинных бомбежек 1928 года.
Именно здесь много лет назад первые Марши и Филлипсы продолжили свою связь с Глубинным Народом. Мы плавали среди руин некогда великого города; я впервые увидел там Глубинных и преисполнился ужаса — лягушкообразные карикатуры на человеческие существа, они плавали с гротескными телодвижениями, так напоминающими лягушачьи; они наблюдали за нами своими выпученными глазами, шевеля широченными ртами, — смело, без боязни, признавая в нас собратьев, вернувшихся к ним вниз, в руины на дне океана. Разрушения здесь действительно были ужасны. Так же уничтожались и другие места — кучками злобных людей, решивших во что бы то ни стало не допускать возвращения Великого Ктулху.
И снова вверх, снова к дому на скале, где Ада оставила одежду, — чтобы заключить соглашение, которое свяжет нас друг с другом, чтобы задумать план путешествия на Понапе, план дальнейших поисков.
Через две недели мы отправились туда на специально зафрахтованном судне. О нашей цели мы не осмелились прошептать ни слова даже экипажу — из страха, что нас сочтут сумасшедшими и откажутся с нами плыть. Мы были уверены, что наш поиск обернется успехом и где-то среди еще не нанесенных на карту островов Полинезии мы найдем то, к чему стремимся, а найдя это, навеки воссоединимся с нашими морскими братьями, которые служат и ждут дня воскрешения — когда и Ктулху, и Хастур, и Ллойгор, и Йог-Сотот восстанут вновь и одолеют Старших Богов в титанической борьбе, которой не избежать.
На Понапе мы устроили себе базу. Иногда мы совершали подводные заплывы прямо оттуда; иногда выходили в море на судне, не обращая внимания на любопытство экипажа. Мы обыскивали все воды, иногда уплывая на несколько дней кряду. Вскоре мое превращение стало полным. Не осмеливаюсь рассказать, как мы поддерживали себя в подводных наших странствиях, какой пищей мы питались. Однажды прямо над нами произошла катастрофа огромного авиалайнера… но больше ни слова. Достаточно сказать, что мы выжили, и я поймал себя на том, что способен делать такое, что лишь год назад счел бы зверством. К этому нас побуждала только настоятельность нашего поиска, и ничто, кроме него, нас не заботило — лишь наше собственное выживание и цель, которую мы ни на миг не выпускали из виду.
Как описать мне то, что мы видели, и сохранить хотя бы тончайшую нить правдоподобия? Громадные города на дне океана, и самый великий, самый древний — у берегов Понапе, где жило множество Глубинных, а мы целыми днями могли плавать среди башен и каменных глыб, среди минаретов и куполов этого затонувшего города, затерявшись в подводных лесах на дне моря, наблюдая за жизнью Глубинных, завязывая дружбу с чудными морскими существами, в общем напоминавшими осьминогов, но все же не осьминогами: они сражались с акулами и другими врагами, как время от времени приходилось и нам, и жили только ради служения Тому, чей зов слышался в глубинах, хотя никто не знал, где лежит Он и видит свои сны, дожидаясь времени нового своего возвращения.
Как могу я описать наш непрерывный поиск — из города в город, от здания к зданию, вечный поиск той Великой Печати, под которой Он может лежать; то была бесконечная череда дней и ночей, в которой нас поддерживала лишь надежда и жгучее желание достичь цели, всегда смутно маячившей впереди и с каждым днем становившейся немного ближе. Мы редко сталкивались с каким-либо разнообразием, и все же каждый день отличался от предыдущего. Никто не мог сказать, что принесет нам этот новый день. По правде говоря, зафрахтованное нами судно не всегда оказывалось для нас благом, поскольку нам приходилось отплывать от него на лодке, затем прятать ее на каком-нибудь диком берегу и тайком опускаться в морские глубины. Нам это не нравилось. Но даже со всеми нашими предосторожностями команда день ото дня становилась все любопытнее — они были уверены, что мы ищем какие-то спрятанные сокровища, и, скорее всего, потребовали бы своей доли, поэтому чем дальше, тем труднее нам было избегать их вопросов и копившихся подозрений.