Ученик монстролога. Проклятье вендиго - читать онлайн книгу. Автор: Рик Янси cтр.№ 30

И теперь оно лежало рядом, обнимая меня.

Проснувшись, мы увидели сверкающую белизну. Тучи, которые висели над нами целую вечность, унес неутомимый ветер, и рассвет настал на фоне сапфирового неба. Несколько часов беспокойного отдыха почти никак не убавили нашей крайней усталости; мы выкарабкались из палатки и равнодушно взирали на этот новый мир, как огородные пугала на громадный осенний небосвод.

Уортроп показал налево.

— Ты знаешь, что это такое, Уилл Генри? — спросил он осипшим голосом.

Я покосился туда, куда был направлен его палец.

— Что?

— Я, конечно, могу сильно ошибаться, но, по-моему, это то, что люди называют солнцем. Которое встает на востоке, Уилл Генри. Это означает, что вот там запад, там север, а там юг!

Он хлопнул ладонями. В торжественной тишине леса звук оказался очень громким.

— Вот так! Гораздо холоднее, но и гораздо светлее, да? Сегодня мы покажем хороший темп и уже не будем ходить кругами! Пошевеливайся, Уилл Генри, давай паковаться. — Он заметил, что я уставился на него. — Что такое? В чем дело? Разве ты не видишь? Нам все удастся!

— Мы заблудились, — заметил я.

— Нет, — настаивал он. — Мы просто не туда попали! — Он принужденно рассмеялся — это была неуклюжая пародия на смех. — Ты не улыбаешься. Я так редко пытаюсь шутить, Уилл Генри, своей улыбкой ты мог бы меня поощрить.

— Я не хочу поощрять, — ответил я и опустился на корточки, чтобы достать из земли колышек.

— Понимаю. Ты все еще переживаешь из-за вчерашнего вечера. Знаешь, я наговорил лишнего: на самом деле я так не думаю. Я всегда признавал твою полезность, Уилл Генри. Ты всегда был для меня незаменимым.

— Для этого я живу, сэр.

— А теперь ты притворяешься.

Я покачал головой. Я говорил искренне.

Это вовсе не была беззаботная прогулка, как виделось монстрологу. Снега в некоторых местах нападало на пять футов, попадались сугробы в мой рост, я проваливался в них по пояс, и приходилось беспомощно ждать, пока доктор опустит Чанлера и вытащит меня. В полдень мы остановились и стали горстями заталкивать снег в свои разгоряченные рты. Я минут двадцать терпел нытье Уортропа о снегоступах, думая при этом, что мы сами легко могли бы соорудить из веток что-то похожее. Солнечный свет едва ли смягчил холод, каждый новый шаг по глубокому снегу давался не столько физическим, сколько волевым усилием. Мы шли в правильном направлении, но все равно могли находиться еще в десятках миль от цивилизации. Я перестал беспокоиться. К середине дня меня охватила глубокая летаргия. Все, чего мне хотелось, это свернуться и уснуть. Я даже перестал чувствовать холод. Более того, начал потеть.

Я уже подумывал о том, чтобы снять толстую шерстяную фуфайку, когда меня окликнул Уортроп.

— Уилл Генри, посмотри-ка туда.

Высоко над верхушками деревьев парили несколько черных точек, величественно нарезая круги на восходящих потоках воздуха. Грифы, как их называл сержант Хок.

— Теперь надо пошевеливаться! — сказал доктор, направляясь прямо в их сторону. — Где есть падальщики, Уилл Генри, там есть — или скоро будет — и падаль. Если мы поспешим, то вечером сможем поесть по-королевски!

И мы поспешили, пробираясь по неподатливому снегу, и наши мышцы возмущались, когда нам приходилось продираться через скрытые под снегом корневища и подлесок. Мы уже были на пределе дыхания и сил, когда добрались до точки, над которой патрулировали падальщики. Это была высокая белая сосна, и на верхних ветвях устроились несколько их собратьев; они были так же безмятежны, как дьяконы, собравшиеся на дневную трапезу.

Их еда висела, запутавшись в самых верхних ветвях. Его руки были распростерты, а ноги сдвинуты, как у распятого Христа, голова склонилась на плечо, пустые глазницы смотрели на невидимый горизонт. С нашей наблюдательной точки в сорока футах внизу он выглядел очень маленьким, не больше меня. Он был похож на ребенка, который ради забавы забрался на дерево и застрял у верхушки: выше лезть не мог, а спускаться боялся.

Я видел блестящие латунные пуговицы на его распахнутой куртке, треплющуюся на ветру разорванную рубашку и клубок замороженных кишок, которые блистали в солнечных лучах. Пока я смотрел, один из стервятников повернул свою лысую голову к лицу человека, повел ею свойственным падальщикам странно непристойным движением и вырвал из открытого рта человека язык.

Мы нашли нашего пропавшего проводника.

— Ты сможешь это сделать, Уилл Генри? — спросил доктор.

— Думаю, да, сэр.

— Нет. Без «думаю». Ты сможешь это сделать?

Я кивнул, симулируя уверенность.

— Да, сэр.

— Хороший мальчик.

Я набросил на плечо моток веревки и начал тяжелый подъем. Ствол у сосны был скользкий, толстые внизу ветви по мере подъема становились тоньше.

— Лезь сбоку, Уилл Генри, не под ним. Он, должно быть, окостенел… Осторожно! Смотри, что ты делаешь, мальчик. Эта ветка треснула — я даже отсюда вижу! Осторожно, Уилл Генри, осторожно!

Ветер тянул меня за плечи, резал мне щеки, пел у меня в ушах. Я смотрел только на свою добычу и не опускал глаза вниз. Когда моя голова поравнялась с подошвами его сапог, я остановился передохнуть; у меня болели руки, и онемевшие ноги не чувствовали под собой тонкую ветку.

— Выше, Уилл Генри, — крикнул монстролог. — И в сторону. А так он упадет прямо на тебя!

Я кивнул, хотя и сомневался, что он увидит этот знак согласия. Еще три фута вверх, и вот я уже поравнялся с его торсом. Вся его грудная клетка была вскрыта. На ребрах гирляндами висели сверкавшие как алмазы кристаллы льда, окаймляя разорванный живот; его легкие были похожи на два огромных ограненных бриллианта; замерзшие внутренности блестели как влажный мрамор. Это было ужасно. И прекрасно.

Я полез выше. Когда я макушкой коснулся его вытянутой руки, я взглянул в лицо Джонатана Хока — или в то, что от него осталось. Насколько же выражение лица зависит от глаз! Разве можно без них отличить страх от любопытства, радость от печали? У него был вырван нос — как и язык, он теперь переваривался в желудках птиц, которые вернулись в безоблачное небо, сварливым клекотом протестуя против моего вторжения. Они были терпеливы; мясо никуда не денется, а если и денется, то где-то еще найдется другое. Мясо есть всегда.

— Нет, нет, нет! — долетел до меня голос доктора, едва слышный сквозь свист ветра. — Не на пояс, Уилл Генри! Накинь петлю ему на шею!

Одной рукой уцепившись за угрожающе наклонившуюся ветку, я потянулся и набросил на голову сержанта Хока в спешке завязанную петлю.

Стервятник оторвал ему не весь язык. Кусок размером с мой мизинец, все еще прикрепленный к корню, свисал у него с нижней губы. Этим разорванным теперь языком он пел слова: «J’ai fait une mâtresse y a pas longtemps». Эти замерзшие теперь легкие давали словам дыхание. Это ледяное теперь сердце наполняло их смыслом.