Пожиратели звезд - читать онлайн книгу. Автор: Ромен Гари cтр.№ 78

– Хосе…

Альмайо оттолкнул ее и выругался. Радецки подошел к нему и настойчиво заговорил о том, что нужно отменить приказ о расстреле американцев. Слишком поздно для такого шага.

Теперь уже нет смысла надеяться на то, что удастся свалить ответственность за убийство на новое правительство Рафаэля Гомеса и, как в Сан-Доминго, спровоцировать ввод в страну американских войск. Свидетелей многовато, к тому же солдаты из взвода карателей непременно все разболтают и выдадут его. Новым властям не составит никакого труда доказать правду.

Идея, конечно, замечательная и свидетельствует о его величайшем политическом гении, но теперь уже слишком поздно. Кужон терпеливо выслушивал все это, к Радецки он питал определенную слабость – лейтенантом тот был доверенным лицом самого Гитлера и остался верен ему до самого конца. Он всегда старался приглашать в страну всех уцелевших лейтенантов фюрера, ведь ему так нужна была любая помощь и поддержка. Радецки он выслушал, но затем лишь приподнял руки вверх, как делал нередко в дружеском кругу.

– О’кей, о’кей, но все же я это сделаю, это может принести удачу. Мальчишкой, когда я болел, мать убивала цыплят. Теперь цыплятами уже не отделаешься…

Он снова повернулся к солдатам, ждавшим команды.

Всех спас Чарли Кун.

Будучи в полном изнеможении, насмерть напуганный, он совсем забыл о лежавшей у него в кармане каблограмме. Вспомнил он о ней безо всякой видимой причины – единственным тому объяснением могло быть лишь самое настоящее вмешательство Провидения. Вот уже несколько минут он ожидал благоприятного момента, с тревогой вглядываясь в лицо Альмайо, на котором ясно читались все признаки отчаяния, боли, бредового состояния. Бандит-индеец уже почти обезумел, его трясло в лихорадке, он явно потерял много крови и стал похож на разъяренного умирающего быка, которому осталось лишь одно – мстить, круша рогами всех, кто попадется на пути. Он чувствовал свою погибель и знал, что ничто не в силах его спасти.

В такие минуты человек и за соломинку уцепиться готов.

Чарли Кун сунул дрожащую, влажную от пота руку в карман и прикрыл ею листок бумаги, словно боясь, что он улетит. Единственная надежда на спасение была в этой каблограмме, в том, что наивный и суеверный индеец, способный на любые преступления и убийства, окажется все-таки не в силах уничтожить того мечтательного ребенка, что живет в нем самом.

Чарли Кун выступил вперед:

– Прежде чем вы сделаете эту глупость, Хосе, я хочу все же сказать вам, что сдержал свое обещание. У меня для вас новость, поэтому-то сюда и приехал. Я нашел его, Хосе. Теперь вы можете с ним встретиться. Я знаю, где он.

Не было нужды называть имя. Альмайо тотчас понял, о ком речь. Он с недоверием поднял глаза, но Чарли Кун увидел, что во взгляде этого bandido загорелась хорошо ему знакомая наивная надежда. Это был взгляд человека, не утратившего веры, – горящий и жадный взгляд того, кто ни разу ни на миг не усомнился в существовании некоей всемогущей силы, ведающей судьбами людей. Взгляд настоящего верующего, да такого правоверного, что при виде его от гордости забилось бы сердце у монахов и священников всех времен – с тех пор, как первый служитель истинной веры из свиты Кортеса поверг наземь первый каменный идол.

– Вы полагаете, что я лгу, – сказал Чарли Кун. – Я не лгу. Говорю вам: именно поэтому я сюда и явился. Но я и не требую, чтобы вы поверили мне на слово. Взгляните. Вот каблограмма, полученная мной три дня назад. Он скрывается здесь. Здесь, в Гомбасе, в гостинице «Флорес».

Он вынул из кармана каблограмму и протянул Хосе, стараясь сдержать непроизвольную дрожь в руке. Но Альмайо не стал ее брать.

Он не нуждался в доказательствах.

Он хорошо знал, что это правда.

Он всегда знал, что наступит тот день, когда величайший артист всех времен пойдет-таки ему навстречу, одарит его своей благосклонностью. Чтобы заслужить это, он сделал все, что нужно. Всеми возможными способами доказывал свою добровольную преданность Тому, Кто обладает полной властью и невидимо управляет миром, Тому, Кто наделен высшим талантом и может сделать человека lider maximo. Внезапно его охватила радость и чувство глубокой благодарности – это была уже не просто надежда на спасение, на возможность вернуться к власти и разгромить своих врагов. Радость и благодарность он испытывал от сознания того, что люди доброй воли в этом мире не брошены на произвол судьбы – есть-таки потусторонняя сила, на которую они могут рассчитывать. Значит, есть все-таки кое-что помимо цирка, всех этих артистов с их дешевкой – «ловкими» фокусами. Есть высший, подлинный и всевластный талант, всемогущая сила, в существовании которой кужоны никогда не сомневались; падение древних богов лишь загнало эту веру чуть поглубже в их нутро. Прав был отец Хризостом, не лгали его учителя из монастыря Сан-Мигель. Он и в самом деле существует. И царит в этом мире мрака, голода и отчаяния. Может дать тебе власть и позволит сохранить ее.

Этот мир, земля – не просто свалка американских излишков. Правы были испанцы. И вполне естественно, что Джек явился в этот безвестный городишко – Гомбас – именно тогда, когда Хосе в нем нуждается как никогда прежде – когда лишь чудо может его спасти. Правы были священники, правы были испанцы, не лгали святые уста, их вселяющие надежду слова не были просто средством заставить индейцев безропотно сносить свою земную участь. Он вознагражден в своей вере. Альмайо почти совсем уже обессилел, предметы и лица плясали и плавали вокруг него, огненные мошки кружились в глазах и гудели в ушах; он давно бы уже свалился, если бы вера не поддерживала его изнутри. Не будь у него веры – не был бы он Хосе Альмайо.

Он услышал, как какой-то голос повторяет: "гостиница «Флорес», потом увидел палец – тот, казалось, висел в воздухе сам по себе и указывал на белый город внизу, в мареве раскаленного воздуха.

Радецки знал, что видит Хосе Альмайо в последний раз. Трудно сказать, что он испытывал сильнее: жалость, облегчение или, может быть, нечто вроде гневного отчаяния, тщетной злости на многовековой империализм – те века угнетения, что предстоят еще многим поколениям жителей так называемых «независимых» государств, которые принято обозначать достойным восхищения термином «развивающиеся», – и это после того, как колониалисты столетиями только и делали, что развивали их.

Долго еще черным или желтокожим генералам в танках, дворцах, возле пулеметов предстоит повторять урок, заданный учителями. Долго еще они – от Конго до Вьетнама – будут свято блюсти самые мрачные обычаи «цивилизованных» людей: вешать, пытать, угнетать во имя свободы, прогресса и веры. Чтобы вырвать «дикарей» из лап колонизаторов, требуется все-таки что-то другое – уж никак не эта «независимость».

Шведский журналист знал: это – его последний репортаж. Отныне его жизнь станет сплошной битвой. Радецки пристально вглядывался в это лицо, выточенное столетиями веры.

Какое-то время оно было обращено к городу – словно это родник, из которого глаза пили надежду и силы; потом Альмайо подошел к машине и попытался сесть за руль – телохранители, Радецки и даже капитан Гарсиа в один голос взмолились, отговаривая его от подобного безумия. Гарсиа орал, что город теперь в руках его худших врагов, и, если он въедет туда по шоссе в своей машине, его сразу же узнают, схватят, обольют бензином и подожгут. Если идти на подобный риск его вынуждает какое-то серьезное важное дело – женщина, к примеру, – то следует спрятаться, выждать до вечера, спуститься по горным тропинкам и проскользнуть в город с наступлением ночи. Альмайо слушал, но вид у него был отсутствующий. Он улыбался, глядя на белые стены и красные крыши города внизу, почти под ногами.