Пожиратели звезд - читать онлайн книгу. Автор: Ромен Гари cтр.№ 58

– Ну да, да.

Разрушать людскую веру – не его ремесло. Его ремесло, наоборот, в том и состоит, чтобы «пожиратели звезд» не сидели, сложа зубы на полку. Он нуждался в их вере, надежде и детской доверчивости. Это и ему самому помогало не терять веры в то, что где-то существует-таки поистине необычайный номер, где-то скрыт от глаз людских величайший талант. Циником он не был, но верил в это не слишком и держался лишь на одном – на чужой вере. Не в том его ремесло, чтобы раскрывать людям глаза на правду, лишать их иллюзий, объяснять, что бесконечной чередой сменяющие друг друга на мировой арене маги все, как один, – не более чем жалкие марионетки. Раз уж не было на свете чего-то иного, раз уж приходилось довольствоваться искусством, его ремесло состояло в том, чтобы выискивать среди них лучших иллюзионистов, величайших чревовещателей, жонглеров, фокусников, пластических акробатов и гипнотизеров. Ведь публика именно этого хочет. Искусство и талант призваны творить иллюзию; не будет он говорить этому «пожирателю звезд», что ему всего лишь лапшу на уши вешают. И хладнокровно, с равнодушным видом произнес:

– Этот тип может все. Подобного никто еще не видел.

– Привезите мне его сюда, – чуть ли не пролепетал Альмайо. – Я хочу, чтобы они оба сюда приехали. Отыщите мне его, Чарли. Я сейчас скажу вам кое-что: если вы доставите их в «Эль Сеньор», я уступлю вам большую часть акций агентства. И вы станете его владельцем, полным хозяином. А это ведь именно то, к чему мы все стремимся, правда?

А теперь Чарли Кун сидел в трясущейся машине, почти как змея извивавшейся по узкой дорожке, а свет фар, клубы пыли, пропасть и ночь исполняли вокруг него нечто вроде танца; он порылся в кармане, вытащил оттуда каблограмму, полученную, из отделения агентства в Беверли-хиллз меньше чем полдня назад, и в который раз с наслаждением в нее заглянул.

Он отловил их. Отловил обоих, но не исключено, что слишком поздно – слишком уже поздно для Альмайо.

Он опять подошел к окну, взглянул на небо, высматривая самолеты: прошло уже полчаса с тех пор, как они должны были начать бомбардировку города. Но небо было чистым, и ни единого взрыва он не услышал. Объекты бомбардировки – целы и невредимы – казалось, насмехались над ним: огромный новый университетский корпус, дворец культуры, новое крыло здания министерства общественного образования и – прямо посреди трущоб – спиралеобразная башня музея современного искусства.

А все эта американка, гневно – и со страхом – подумал он: когда ему становилось страшно, он всегда впадал в гнев. Почудилось, будто с неба смотрит ее лицо, висящее над всеми этими паршивыми зданиями, погубившими его; он видел его так четко, что плюнул и отвернулся от окна.

Он наделал массу ошибок, и все из-за американки.

Новая телефонная сеть, протянутая даже в самые отдаленные уголки страны, восстановила против него население провинции. Символ перемен, очередная угроза их традициям, обычаям – всему тому дерьму, которым они так дорожат. Им хотелось и дальше оставаться в изоляции, безвестности и забвении. Каждое новое шоссе было для них символом гибели того мира, в котором они живут, провозвестником прихода новых конкистадоров – с машинами, инженерами и каким-то там электричеством. Древние божества, возвращения которых они все ждут, явятся не по этим дорогам. А где шоссе да телефон – там и полиция, всякие проверки, сборщики налогов, армия. Хосе знал, что деревенские колдуны и вожди племен уже поговаривают о том, будто он перестал уважать обычаи предков и давно продался новым завоевателям. Вдобавок до них дошли слухи о том, что в столице швыряют деньги на ветер: возводят дорогостоящие здания, и не для народа, а для его врагов, – в стране, где люди не умеют даже читать, строят университет и другие, еще более странные и никому не нужные сооружения – и названий-то даже не поймешь. Когда враги Альмайо втолковывали людям, что деньги, предназначенные на развитие страны, он кладет себе в карман, они нисколько не возмущались. Наоборот – были довольны, что одному из них, такому же кужону-голодранцу, бедному крестьянину из Хуэро, удалось преуспеть в этой жизни и теперь он живет в большом дворце, выставляя напоказ роскошь, в которой купается. Им нравилось смотреть, как он разъезжает в прекрасных машинах с белыми любовницами, усыпанными драгоценностями. Глядя на проезжавший среди трущоб «кадиллак», они были довольны, отождествляя себя с ним, смеялись от радости – славную все-таки шутку он сыграл с испанцами; провожая взглядом машину, люди думали о том, что, может быть, в один прекрасный день их сыновья будут разъезжать вот так же.

Но стоило им увидеть, что он тратит их деньги на строительство нового министерства образования, административных зданий, музея, где выставлены иностранные и совершенно непонятные вещи, а на месте старенького музыкального киоска, к которому они прежде каждый вечер приходили послушать свои marimbas, обнаружить концертный зал, где играют непонятную для них музыку и куда ходят только богатые, как они начали его люто ненавидеть: такое расточительство выглядело надругательством над их бедностью. Особую ярость вызывали в них здания университета и министерства образования – сразу ясно, что это для богатеньких, для детей богатеньких, по не для народа. Естественно, они знали о том, что идея строительства принадлежит гринго, а на их кужона оказывает плохое влияние любовницаамериканка. Однажды утром на улице перед ее домом чуть не вспыхнул настоящий бунт.

День был базарный, и возле ограды собралась толпа крестьян. Они выкрикивали проклятия в адрес Соединенных Штатов и уже начали швырять камни. Альмайо понял, что допустил грубую ошибку, и тотчас отреагировал. Приказал арестовать и отдать под суд министра образования. Признает ли он себя виновным в том, что истратил средства налогоплательщиков на сооружение концертного зала? В том, что использовал государственные фонды на строительство публичной библиотеки и музея современного искусства? Тому ничего не оставалось как признать – ведь это было правдой. Процесс освещался средствами массовой информации, и народ с радостью воспринял известие о том, что министру вынесен приговор за срыв усилий, предпринимаемых правительством с целью повышения жизненного уровня народа. После этого обстановка в стране несколько смягчилась, но он хорошо знал свой народ и понимал, что всяческие уступки необходимо притормозить; началось нечто вроде конфронтации. Он знал, что индейцы никогда не прощают одного – слабости. При малейшем намеке на ее проявление они перестанут бояться его, а это будет означать презрение. Он знал, какие ходили слухи о его любовнице-американке, но если бы он отправил ее на родину или отдал бы под суд, признав тем самым ее влияние, то им стало бы ясно, что он боится их, а этого они бы ему не простили. Поэтому он взял ее с собой в поездку по стране – большое политическое турне, – они побывали в самом сердце джунглей, высоко в горах – везде, куда проложены дороги.

Повсюду она была рядом с ним, и он заставлял устраивать ей восторженные приемы. Следил за тем, чтобы она надевала самые красивые наряды, и демонстративно появлялся с ней на людях и в джунглях, и в хижинах самых далеких деревень, где никто ничего подобного в жизни не видел. Повсюду местные власти преподносили ей подарки и фрукты, вешали ей на шею гирлянды цветов, собравшиеся люди в свете пылающих костров разглядывали ее одежду, украшения, меха, светлые волосы, необычную прическу, роскошную кожу и думали о том, что один из них сумел добиться того, чего они даже и представить себе не могли. Они смотрели на девушку и понимали, кто здесь хозяин. Кужон по-прежнему в силе, он может позволить себе что угодно. Все шло как положено. В белой военной форме, увешанный наградами, Альмайо сидел рядом с американкой, которая выглядела так, будто только что вышла из концертного зала, с бесстрастным видом пожевывал сигару и смотрел, как вспышки пламени выхватывают из темноты лица – полные восторга и уважения. И с презрением думал: банда голодранцев.