Гладиаторы - читать онлайн книгу. Автор: Артур Кестлер cтр.№ 34

— Надо же, какие мысли! — восхищенно воскликнул часовой. — Наверное, ты промок? Не хочешь горячего вина?

— Еще как хочу! — обрадовался защитник, косясь на пустые палатки. — Согреться бы!

— Тогда пойдем. — И часовой зачавкал по грязи. Фульвий заторопился за ним.

— Кто же заступит на пост вместо тебя? — спросил он на бегу.

— Кто-нибудь заступит, — отозвался пастух. — Хотя в такой дождь, знаешь ли, никому не захочется мокнуть.

Новость о расколе армии на две части вызвала в лагере сильный переполох. Не то, чтобы это стало неожиданностью — что-то в этом роде давно назревало. Разве не раздавалось в лагере поминутно: «Так дальше нельзя!», сопровождаемое бранью? А теперь, когда произошел разрыв и брешь стала стремительно расширяться, лагерь охватило недоумение пополам со страхом.

Весть разнесли слуги Фанния: они прокричали ее своими громовыми голосами, стоя в разных концах лагеря с непроницаемым видом. Армия рабов, кричали они заученно, разделяется на две части из-за противоположных мнений в лагере и согласно решению гладиаторского совета. Одна часть двинется на север, на Рим, как того хочет сама, и даст по пути сражение наступающим легионам. Предводителями этого отряда будут гладиаторы Крикс и Каст из капуанской школы Лентула Батуата. Всякий, кто согласен с их целями, должен присоединиться к ним.

Те же, кто считает иначе и намерен следовать за Спартаком, уйдет под его предводительством в Луканию, страну гор и пастухов. Воля и мнение Спартака заключаются в том, что дальнейших раздоров и грабежей следует избежать. Вместо этого ко всем рабам и пастухам юга Италии будет обращен призыв, который прозвучит в городах, в полях и в горах, — призыв объединиться в союз справедливости и добра, предсказанный от начала времен, со дней Сатурна, и имя этому союзу будет «Государство Солнца». Однако, предупреждали глашатаи, от всех, кто присоединится к нему в марше на юг, Спартак требует безоговорочного подчинения и согласия с его властью.

Вот какую весть провозгласили слуги Фанния сразу после захода солнца. Весь лагерь собрался в толпу, шумную и растерянную. Однако несмотря на смятение и различие во мнениях, великое тайное намерение Спартака начало осуществляться: пошло отделение зерен от плевел.

Когда защитник и писатель Фульвий и его провожатый, пастух Гермий, вошли в лагерь, мокрые до нитки, им сразу бросилось в глаза охватившее всех возбуждение. На них никто не обратил внимания.

— У вас всегда так? — поинтересовался Фульвий.

— Нет, — ответил Гермий, — это из-за разделения. — Он горестно вздохнул. — Плохо дело, братец! Мы — неразумное стадо, чисто овцы да ягнята. Одних тянет туда, других сюда, никак не удержаться вместе.

— В чем причина ссоры? — спросил защитник.

— Даже не смогу тебе объяснить, братец, — молвил пастух. — Так вышло с самого начала. Даже внутри Везувия, когда есть было нечего, у нас шли раздоры. Среди нас есть недобрые люди, которые жмутся к Касту и его «гиенам». Ничего, теперь мы, наверное, от них избавимся, а римляне всех их порубят. И тогда наступит мир.

Когда он произносил эти слова, с ними столкнулся ритор Зосим. На нем по-прежнему была сильно перепачканная тога. Он всплеснул руками, взмахнув широким рукавами.

— Что ты несешь? — Он схватил Гермия за руку, чтобы не отстать. — Наступит мир, говоришь? А в это время наших братьев, не ведающих о грозящей им опасности, обрекут на верную гибель. Очень хитроумно, но при этом подло. Отсюда и проистекает раскол. А это кто такой? — И Зосим недоверчиво прищурился, разглядывая дрожащего Фульвия.

— Он простудился, надо напоить его горячим вином, — отозвался Гермий. — Он сбежал из Капуи. Он пишет книги. — Последнее было добавлено таинственным шепотом.

— Философ Зосим приветствует тебя, коллега, — тут же сказал ритор с притворной радостью и сделал широкий приветственный жест, который из-за мокрой тоги выглядел потешно.

Фульвий не смог проявить почтительности, потому что опять раскашлялся. Напыщенный ритор вызвал у него презрение и одновременно жалость. При всех попытках выглядеть величественно он производил прискорбное впечатление, словно всю жизнь сносил побои.

— Идем, — сказал Гермий своему подопечному. — Здесь живет один мой друг, старик. Придется тебе пригнуться. Смотри, не испачкай колени.

Старый Вибий сидел, откинувшись на брезентовую стену палатки, неподвижный в свете масляного фитиля. Трудно было понять, спит он или размышляет. В палатке было уютно, дождь, хлеставший снаружи, отсюда не казался личным врагом.

— Вот, привел тебе гостя, — сказал Гермий громко, потому что старик стал в последнее время туг на ухо. — Из самой Капуи!

— Приветствую тебя! — отозвался Вибий и, увидев примостившегося в углу ритора, добавил: — И тебя, Зосим.

Защитник поклонился хозяину палатки и сел вместе со всеми на сухой брезентовый пол.

— Ему бы горячего вина, — попросил Гермий. — Он простужен.

Старый Вибий подал Фульвию обмотанный тряпкой кувшин. Фульвий сделал большой глоток, кашлянул, хлебнул еще. От крепкого фалернского, настоянного на корице и клевере, у него сразу пошла кругом голова. В этой палатке ему было очень хорошо. Он попал туда, куда стремился.

Некоторое время все молча передавали друг другу кувшин. Потом старик спросил:

— Что говорят в Капуе?

— Капуанцы, — начал Фульвий, потирая шишковатую голову, — очень глупы, отец. Они поступают вопреки собственным интересам, славят своих мучителей и преследуют освободителей, полные ненависти и размахивая острыми парфянскими копьями. Но, как ни странно, эта их глупость честна. Они стремятся быть униженными и искренне презирают все новое, незнакомое, возвышенное. Вы можете мне объяснить, почему это так? Раньше я знал ответ, но теперь забыл.

Он выпил еще и запрокинул голову, как делал всегда, ловя ускользающую мысль. Первая приятная неожиданность — отсутствие бруса над головой. Он потер голову, радуясь, что не набил свежую шишку. Но это была радость, смешанная с тревогой. Не понимая, что его тревожит, он пригубил еще вина. Печаль по поводу человеческой глупости — и та отступала в уюте палатки.

— Вопрос твой стар, как сам мир, — сказал старый Вибий.

— Причина — в отсутствии разума, — сказал ритор Зосим, — а также в неспособности вдохновляться возвышенным.

— Пустые слова, — возразил старик. — Никто не обходится совсем без вдохновения, иначе тело лишится всех соков, а душа завянет.

— Что верно, то верно, — подхватил защитник. — Ступайте в Капую и посмотрите, как они размахивают флагами и потрясают копьями! Трудно не заразиться их вдохновенным энтузиазмом.

— И я о том же, — сказал Зосим. — Их всегда обуревает ложное вдохновение.

— Что, если для них оно не ложное, а самое что ни на есть правильное? — вставил Гермий и смущенно показал зубы, напуганный собственной дерзостью.