– Выпей и тебе станет легче.
Она только моргала и ничего не говорила. Джилбоди силой влил ей в рот виски. Она проглотила напиток и закашлялась.
– Сейчас станет легче.
Он снял телефонную трубку и попросил соединить с Чикаго. Люка он поймал у себя дома.
– Стив? Ты жив? Молодчина! Ты где?
– У ворот Чикаго. Но меня встретил торжественный комитет из похоронной компании и повел в город под почтенным эскортом. Я звоню из мотеля. У меня в запасе несколько минут пока они обшаривают номера и не наткнулись на этот.
– Что у тебя за машина?
– Серый «форд» из Филадельфии.
– Ты что, сумасшедший? Разве можно было ехать в засвеченной машине?! Всем известно твое направление. Теперь ты себя проявил, и они вышлют подкрепление. У Чарли много своих людей в Чикаго. Брось машину, садись "на рейсовый автобус и езжай на нем до города, а там возьмешь такси. Эта существенный шанс проскочить кордон.
– Я все понял, Люк. Буду держать тебя в курсе дел. Мне пора.
Стив положил трубку и повернул к Долли. Красотка уже не тряслась. Глаза ее блестели, а щеки стали красными, как томаты.
– Тебе лучше, куколка?
– Ты мерзавец!
– Значит лучше! И это все, что я получил за двадцать долларов. Боюсь, что толстяк за десять получил немного больше!
Долли встала и сбросила халат. Складывалось впечатление, что он давил на нее своим весом и она постоянно пыталась от него избавиться. Но когда халатик коснулся ковра, в дверь постучали. В первую секунду Джилбоди решил, что стукнул халат о ковер, но когда стук повторился, он протрезвел и спустился на землю.
– Боюсь, крошка, что тебе вновь придется провести время под кроватью, а не на ней.
Долли вскрикнула.
– Тише, дура! Тебя здесь нет! Закрой за мной окно и лезь под кровать.
Джилбоди подскочил к окну, поднял рамы и свесил ноги вниз. Перекрестившись, он оттолкнулся от подоконника и спрыгнул.
Падение длилось мгновение, приземление оказалось мягким. Джилбоди быстро восстановил свои силы и, поднявшись на ноги, побежал к углу здания.
Его скрыли деревья парка. Он избегал аллей и света. Короткими перебежками от дерева к дереву, Стив проскочил отрезок дороги до шоссе и добрался до остановки рейсовых автобусов.
Пятнадцать минут ожидания, и он в переполненном автобусе под песни подвыпившей компании, занявшей задние сидения, въехал во второй по величине город США, столицу преступного мира и рабочих забастовок, серый, мрачный, осенний и дождливый, вечно хмурый и недовольный Чикаго.
Такси его привезло по нужному адресу, и он не доехал до дома двух кварталов, которые решил пройти пешком.
Стив брел беззаботной походкой, изображая полупьяного бездельника, по пустым темным улочкам и неясно для кого устраивал представление.
Дойдя до дома номер 936, он перешел на другую сторону и взглянул на окна третьего этажа.
Ни в одном из окон не было света. У дома не стоял фургон и, кроме отвратной моросящей пыли, он ничего не видел.
Стив решил немного понаблюдать за окнами, а затем проверить квартиру. За его спиной находился темный подъезд, из которого могли быть видны окна третьего этажа. Джилбоди, недолго думая, вошел в дом.
Резкий и короткий взмах, что-то мелькнуло, и из глаз посыпались искры. Голова взорвалась, как подводная мина, и Джилбоди свалился на изгаженный кошками вонючий кафельный пол.
Свернув за угол, они вошли на Майкоп-авеню. Время приближалось к полуночи и прохожие уже не попадались на пути. Стук каблучков Эвелин гулко раздавался в тишине, словно доносился из глубины колодца. Олин шел рядом, обняв спутницу за плечи, они не торопились. Они наслаждались уединением и тишиной шумного зала ресторана. Феннер находился в особом настроении, благодаря предвкушению сладостной ночи, которую подарит ему эта женщина.
– А вот и дом, в котором нам придется провести остаток нашего счастливого знакомства. – Эвелин грустно улыбнулась.
– Даже если это и так, то зачем ты проставляешь акценты даже на минусах?!
– Я реалистка.
– А я уверен, что мы найдем пути для новой встречи, и я сделаю все, чтобы она состоялась и продлилась целую вечность.
– А ты романтик!
– Это меня и погубит. Но ты не представляешь, что значит жить! Это не жизнь! Это самоистязание. Пусть час, но мой, такой, каким я хочу его видеть. Улыбка в темноте – это тоже подвиг.
– Ты сумасшедший.
– Конечно. А по-другому тоже жить нельзя! Будь со мной, Эвелин. Или мы попадем вместе в небесный рай, либо устроим его на земле.
– Вряд ли. Человек грешен. Мне уготована тропинка в ад.
Они приближались к подъезду Эвелин. Феннер оглянулся по сторонам, взгляд его стрельнул по окнам, тротуарам, подворотням и подъездам. Он научился это делать чисто профессионально, не привлекая к себе внимания. Ему слишком долго приходилось скрываться, прятаться и убегать.
Феннеру почудилось, что в подъезде напротив мелькнуло светлое пятно, будто кто-то на секунду прислонился лицом к стеклу и отпрянул в сторону. Весь остаток пути он не отрывал взгляда от темного подъезда, но никаких движений не заметил.
Они вошли в дом.
– У нас нет лифта. Придется подниматься пешком.
– Я немного растерян. В прошлый раз я провожал тебя по другому адресу.
– Конечно. Тогда я жила у сестры, а сейчас мы пришли в дом к моей подруге. Она любезно предоставила мне ключи.
Феннер прижал к себе Эвелин.
– Значит ты все решила заранее.
– Конечно. Мне не хватало твоего согласия, но ты мне его дал. Мне очень хотелось этого, и я добилась.
– Мы столько упустили времени, добиваясь друг друга.
– Нет. Плод должен созреть.
Феннер коснулся губами ее губ, и они на мгновенье замерли.
Поднявшись на третий этаж, Эвелин открыла квартиру и пропустила гостя.
Она пошла следом, прикрыла дверь, зажала замок и пропустила тонкую стальную пластинку между язычком и поперечником. Все это было сделано быстро и в полной темноте. Эвелин пошарила по стене и, нащупав шнурок, дернула его вниз.
Богато обставленная гостиная осветилась мягким розовым светом.
– Будь, как дома, Олин. Ты хочешь что-нибудь выпить?
Феннер вошел и огляделся.
Гостиная была огромной, но казалась слишком тесной из-за чрезмерного количества мебели. Прямо напротив входной двери находилась спальня. Феннер заглянул в нее и оценил широкую кровать. Слева находилась ванная комната, а справа окна. Олина не интересовала ванная, он подошел к окну и, отодвинув занавеску, глянул вдоль прямой широкой улицы. Она оставалась пустынной, а подъезд, что напротив, темным и мертвым.