Комманданте знал от Шиндлера, что я написал книгу о «марихуане». Время от времени я видел подозрение, проскальзывавшее в его унылых желчных глазах.
«Марихуана ухудшает нервную систему», — заявил он, отрывая взгляд от тарелки с платанос.
Я сказал ему, что он должен принимать витамин В1, и он посмотрел на меня так, словно я защищаю использование наркотика.
Губернатор рассматривал меня с холодной неприязнью, потому что одна из бочек с бензином, принадлежащих Комиссии по какао, протекла на его веранду. Каждую минуту я ожидал, что меня выселят из правительственного особняка.
Комиссия по какао и колумбийцы вернулись из Сан-Мигуэля в состоянии окончательного разрыва. Оказалось, что колумбийцы нашли фазенду и провели там три дня в полном безделье, восседая в своих пижамах. В отсутствие Шиндлера я был единственным буфером между двумя фракциями: обе стороны подозревали меня в тайной принадлежности к другой (я занял дробовик у одного из колумбийцев и катался на лодке Комиссии по какао).
Мы спустились вниз по реке к Пуэрто-Легуисомо, где комманданте разместил нас в канонерской лодке, стоявшей в Путумайо на якоре. На самом деле на ней не было никаких орудий. Я полагаю, что ее использовали как плавучий госпиталь.
Корабль был грязным и ржавым. Система водоснабжения не работала и клозет был в неописуемом состоянии. Колумбийцы просто отрывались на огромном пустом корабле. Я бы не удивился, если бы увидел, как они срут на палубе и вытирают задницы флагом. (Это пришло ко мне во сне на тему Англии 17 века. «Английский и французский послы срут на пол и с безудержным весельем рвут в клочья Севильский договор, вытирают им задницы, и наблюдают, как испанский посол в спешке покидает конференцию»).
Пуэрто-Легуисомо назван так в честь солдата, который отличился во время Перуанской войны в 1940 году. Я спросил об этом одного из колумбийцев и он кивнул: «Да, Легуисомо был солдатом, который что-то сделал на этой войне».
— Что он сделал?
— Ну, он сделал что-то.
Это место выглядело так, будто оно оставлено приливом. Повсюду была разбросана ржавая техника. Болота в середине города. Неосвещенные улицы, на которых ты проваливаешься в грязь вплоть до колен.
В городе пять шлюх, сидящих напротив кантины с голубыми стенами. Молодые ребятишки Пуэрто-Легуисомо толпятся вокруг них с неподвижной концентрацией похотливых котов. Шлюхи сидят в удушливой ночи, освещаемые одной голой электрической лампочкой, под рев музыки из автоматического проигрывателя и ждут. Наведя справки об окружающей обстановке в Пуэрто-Легуисомо, я выяснил, что употребление Яхе обычно как среди индейцев, так и белых. Почти все выращивают его в саду.
После недели в Легуисомо я сел в самолет до Виллавенценио. и оттуда отправился в Боготу на автобусе.
Так что я опять оказался здесь. Меня не ждут никакие деньги (чек, очевидно, украден). Я опустился до дрянной уловки, воруя спирт из университетской лаборатории, где он был выставлен в распоряжение посетившего ее ученого.
Извлечение из лозы алкалоидов Яхе, согласно университетским указаниям — сравнительно простой процесс. Мои эксперименты с вытяжкой Яхе не были убедительными. Я не получил голубых вспышек или любого предполагаемого обострения воображения. Заметил эффекты афродизиака. Экстракт делает меня сонным, тогда как свежая лоза — стимулятор, а в передозировке — вызывающая судороги отрава,
Каждый вечер я отправлялся в кафе, заказывал там бутылку пепси-колы и смешивал ее в лаборатории со спиртом. Население Боготы живет в кафе. Кафе множество и они всегда переполнены. Стандартная одежда для кофейного общества Боготы — габардиновый плащ и, разумеется, костюм с галстуком. Южно-американская жопа может вываливаться из штанов, но она все равно должна иметь галстук.
Богота в сущности — маленький город, где каждый заботится об одежде и внешнем виде так, словно может назвать свою работу ответственной. Я сидел в одном «конторском» кафе белых воротничков, когда мальчик в грязном светло-сером костюме, к которому по-прежнему прилагался поношенный галстук, спросил у меня, говорю ли я по-английски.
Я сказал: «Бегло», — и он уселся за столик. Бывший работник Техасской Компании. Явно пидор, блондин, с немецкой внешностью, европейскими манерами. Мы сходили в несколько кафе. Он показывал мне каких-то людей и говорил: «Теперь, когда я остался без работы, они не хотят меня замечать».
Эти люди, тщательно одетые и корректные, и в самом деле смотрели в сторону, а в некоторых случаях просили счет и уходили. Я не знаю, как этот мальчик умудрялся выглядеть менее пидорски, чем в костюме за 200 долларов.
Однажды вечером я сидел в кафе либералов, когда туда вошли трое вооруженных гражданских чиновника консерваторов, вопя: «Вива лос Консерва-дорес», — надеясь кого-нибудь спровоцировать и застрелить. Среди них был мужчина средних лет того типа, которых обычно ассоциируют с громкой глоткой. Оставшиеся двое сели в углу и позволили ему продолжать вопить. Оба моложавые, мелкие прихлебатели при местном партийном боссе, уличные зеваки, довольно сомнительные хулиганы. Узкие плечи, лица хорьков, и гладкая, упругая, красная кожа, плохие зубы. Это казалось им подходящей детской игрой. Два хулигана напоминали наглых шавок и стыдились себя, как тот молодой человек в лимерике, о котором говорилось: «И признался он раз: „Я совсем пидорас“.
Все заплатили и вышли, оставив громкоголосого персонажа орать „Вива Эль Партидо Консервадор“ в пустом помещении.
Всегда твой, Билл
5 мая,
930 Хозе Леал, Лима
Дорогой Аллен,
Это письмо пишу тебе из Лимы. Она очень напоминает Мехико-Сити, отчего я тоскую по дому. Мехико — мне дом, но я не могу туда вернуться, Получил письмо от моего адвоката — я приговорен in abstentia. Чувствую себя как римлянин в изгнании. Планирую вломиться в джунгли Перу для сбора дополнительного материала по Яхе. Проведу еще несколько недель, окопавшись в Лиме.
Через Эквадор проехал так быстро, как только возможно. Что за ужасное место! Комплекс национальной неполноценности маленькой страны в наиболее извращенной стадии.
Эквадорское Разное: Эсмеральды распалены и мокры как турецкие бани, стервятники клюют мертвую свинью на главной дороге и всюду, куда не кинешь взгляд, видишь негра, скребущего себе яйца. Навязчивый турок, покупающий и продающий все. Он пытался обдурить меня на всякой сделке и я целый час спорил с этим ублюдком. Греческий экспедитор в замусоленной шелковой рубашке, без ботинок и со своим грязным кораблем, из-за которого Эсмеральды вынуждены опоздать на семь часов,
На лодке я разговорился с человеком, знавшим эквадорские джунгли, как свой собственный хуй. Судя по всему, торговцы периодически устраивают в джунглях налеты на Ауку (племя злобных недружелюбных индейцев. За два года „Шелл“ потерял около двадцати работников, отправленных к Ауке.) и похищают их женщин, которых держат взаперти для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Звучит интересно. Возможно, я смогу захватить мальчика Ауки.