В ближайшее время мы собираемся спровоцировать испанцев на массированную атаку путем взятия Панама-Сити и Гуаякиля. Это отвлечет большую часть тихоокеанского флота на эти два участка и приведет к передислокации сухопутных войск из Лимы в Гуаякиль и из Картахены в Панаму. При необходимости мы отойдем в болота южной Панамы и в горные, поросшие непроходимыми лесами районы к северо-западу от города. В случае решающих побед на суше мы немедленно атакуем на обескровленные гарнизоны Лимы и Картахены, нанесем ряд ударов по флоту и, одновременно, нападем на Мексику.
Близнецы Игуана вернулись в Мексику, чтобы организовывать там наше движение, Берт Хансен уехал с ними. Капитан Строуб уехал в Панаму оценивать силы испанского гарнизона и организовывать партизанское сопротивление к северу и югу от города. Район к югу уже в наших руках. Хуанито и Брэди с подкреплением в пятьдесят человек отправились на юг возводить укрепленные позиции к западу от Гуаякиля, из которых можно будет атаковать город и куда наши силы смогут впоследствии отойти, заманив испанские сухопутные войска в смертельную ловушку.
Морскими сражениями будут руководить Опиум Джонс, шкипер Норденхольц и капитан Строуб. Пятьдесят Разрушителей находятся в процессе изготовления.
* * *
Как-то утром бой сигнальных барабанов сообщил нам, что капитан Строуб схвачен в Панаме и приговорен к повешению.
По получении этих новостей мы выдвинулись к Панама-Сити с подкреплением в пятьдесят человек, вооруженных двуствольными винтовками и хорошим запасом мортир двух типов – тех, что взрываются от удара, и что приводятся в действие зажженным заблаговременно фитилем. Мы не особенно надеялись поспеть вовремя, так что послали местным партизанам призыв предпринять все для спасения капитана, пока экспедиционные войска находятся в пути.
Двигаясь сутки напролет без сна, на опиуме и йока, на рассвете третьего дня мы оказались в пяти милях к югу от города. Нас укутал теплый туман. Это напомнило мне о бане в моем родном городишке на озере Мичиган, и я вдруг обнаружил, что моя плоть восстала. Внезапно со стороны Панама-Сити до нас донесся звук страшного взрыва, и мы остановились, подняв лица к восходящему солнцу.
Вскоре после этого гонец известил нас, что капитан Строуб спасен, и его везут к югу в рыбачьей лодке по направлению к одной из наших тихоокеанских баз напротив Жемчужных островов. Мы подучили гонца передать испанцам: дескать, пираты, которые устроили взрыв военного склада и побег капитана Строуба, находятся к югу от города, что их очень мало и что у них почти уже кончился порох. Как мы и надеялись, испанцы попались в ловушку и немедленно отрядили целую колонну солдат в погоню, оставив лишь сотню защищать город.
Здешняя местность – низкие холмы с вкраплениями известняка – идеально подходит для засады. Мы выбираем узкую долину между склонов, усеянную известняковыми глыбами. Гористая местность лучше всего подходит для мортирной атаки. Мы размещаем по двадцать человек на каждом склоне, в двадцати ярдах от той тропы, по которой пойдет испанская колонна. Остальные десять человек послужат приманкой, разбегаясь при появлении солдат. Как только стрелки откроют огонь из укрытия по вражеским флангам, эти люди тоже спрячутся в заранее заготовленные укрытия и откроют огонь прямой наводкой по испанской колонне, которая к этому моменту окажется в тройном кольце. Укрытые камнями, мы садимся и ждем.
Проходит совсем немного времени, и появляются испанцы. В колонне около двухсот человек, да еще четыре верховых офицера. Как только они замечают наших подсадных, офицеры пускают лошадей в галоп, крича своим людям, чтобы те следовали за ними. Командир, майор, пригнулся в седле, подняв свою саблю, и оскалил зубы под щетиной черных усов. Используя винтовку с контактной мортирой, я аккуратно прицеливаюсь, давая лошади упреждение в четыре фута. Даже при этом я слегка ошибаюсь в расчетах, и мортира бьет лошади в холку, а не в плечо, как я целился. Взрыв вышвыривает майора из седла и бросает через голову лошади. Сабля вылетает из разодранной правой руки сияющей дугой. Лошадь встает на дыбы, визжа и лягаясь, кишки вываливаются из разверстой дыры.
Мой выстрел служит сигналом открыть огонь: за валунами прыгают мортиры, паля по пешим солдатам и по ногам лошадей. Один из офицеров разворачивается на месте и галопом мчится обратно в город. После двух обстрелов мортирами мы беремся за двуствольные винтовки. В течение нескольких минут все, за исключением горстки испанцев, мертвы или при смерти, а уцелевшие удирают по направлению к городу, не разбирая дороги. Я отдаю команду прекратить огонь, поскольку рассказы беглецов раздуют наше количество до пяти или восьми сотен. Слухи об огромном отряде хорошо вооруженных каперов, скорее всего, английских, посеет панику в городе, число защитников которого сократилось теперь до каких-то ста человек.
Мы подходим к окраинам города; группа офицеров выкидывает белый флаг и всем видом показывает, что хочет вести переговоры. Мы ставим наши условия: немедленная и безоговорочная сдача гарнизона, при этом мы говорим офицерам, что за нашими спинами – более восьмисот человек. Если они сдадут город, мы обещаем пощадить губернатора, офицеров, солдат и всех жителей. Если же нет, мы убьем всякого, кто окажет малейшее сопротивление, а затем разграбим и сожжем город. У них нет выбора; им остается лишь согласиться.
Тем временем собирается около трехсот местных партизан, вооруженных тем, что они сняли с мертвых, поскольку мы не хотим, чтобы офицеры увидели новое оружие, прежде чем мы сможем надежно отрезать город от остального мира. Затем мы требуем, чтобы все солдаты, офицеры и вооруженные горожане собрались и сложили свое оружие. Каждый, кого впоследствии обнаружат с оружием, будет немедленно казнен.
Солдатам, после того, как они сложили оружие, приказано снять форму, сапоги и носки. Одетых в одно нижнее белье, их маршем проводят в казарму и запирают там. Офицеров, губернатора, зажиточных горожан и служителей церкви, протестующих против такого унижения, запирают в тюрьме, предварительно освободив всех заключенных.
Мы расклеиваем повсюду воззвания к горожанам, в которых просим их заниматься своими повседневными делами и не бояться насилия. Во всех людных местах мы развешиваем Правила, конфискуем в гавани все суда и ставим стражников на всех выездах из города. Ни одна лодка не сможет покинуть гавань, и ни один человек не покинет город.
В течение двух следующих дней, покуда мы отсыпаемся, солдатам, офицерам и заложникам надлежит давать пристойную пищу, но партизанам, которые их стерегут и приносят им еду, дан приказ не разговаривать с пленниками и не отвечать ни на какие вопросы.
На третий день, полностью отдохнувшие, мы собираемся за столом в гостиной резиденции губернатора. Новости о нашей удаче распространились по всей округе, теперь в городе собралось более пятисот партизан, а этого более чем достаточно для несения службы. Мы сверяемся с картами и вырабатываем планы атак на испанские гарнизоны в восточной части перешейка. Эти гарнизоны по большей части невелики, наши мортиры легко с ними справятся. За месяц мы установим контроль над всеми укрепленными точками от Порт-Роджера до севера Панамы. Решено, что комманданте будет сменяться каждый день. Поскольку засада была, в основном, моей придумкой, первым комманданте назначают меня.