Книга Рабиновичей - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Бласбанд cтр.№ 28

Я вышла из кабинки. Направляясь в душ, прошла мимо зеркала, но смотреть на себя не стала: мне это не нужно, решила я; я и так знаю, что хороша в черном купальнике, он не может не влюбиться в меня в этом черном купальнике. Внутренне я была убеждена в обратном.

Под душем новая тревога одолела меня: как я буду выглядеть с мокрыми, прилипшими к голове волосами? Не очень уж безобразно? Голова у меня не слишком велика? Я вспомнила, что надо надеть шапочку, и принялась переживать по этому поводу: вдруг мое лицо, не обрамленное волосами, будет выглядеть странно, непропорционально, асимметрично?

Я простояла под душем несколько лишних минут, мучаясь этими вопросами.

Когда я вышла, Йоси уже вовсю плавал быстрым, размеренным кролем.

Он увидел, что я приближаюсь к бассейну, и остановился на мелком месте. Со своей обычной чуть насмешливой улыбкой он наблюдал за моими действиями. Я попробовала воду ногой, рукой, затем побрызгала себе на шею и с достоинством советской чемпионки по плаванию медленно окунулась в тепловатую, пахнущую хлоркой воду. Я подплыла к Йоси, не смея поднять на него глаза. Внутри бился вопрос: а что теперь?

Он усмехнулся: «Ну что, кузина? Тебе, кажется, не очень-то весело?» И вдруг прыгнул, подмял меня и, надавив руками на плечи, погрузил в воду с головой. На долю секунды передо мной мелькнуло его лицо, искаженное свирепой ухмылкой, — лицо индейца, собирающегося оскальпировать свою жертву.

Я отчаянно отбивалась. Но он был гораздо сильнее меня, и очень скоро я перестала дергаться. Я была для него девчонкой, кузиной, и только кузиной. Мне хотелось умереть от стыда.

Йоси выдернул меня из воды так же резко, как и окунул. «Ну что, детка, довольна?» — бросил он деланно игривым тоном. И, больше не обращая на меня внимания, пошел намахивать дорожки.

Я смотрела, как он плывет. Через несколько минут мне стало холодно. Но двинуться с места я не могла. Я стояла, и влажный холод постепенно проникал в мои мускулы до самых костей. Я уже знала, что никогда ни в одного мужчину больше не влюблюсь.

Вы, наверно, скажете, что кузен Йоси ни при чем, что в моем отвращении к мужчинам больше виноват отец, но это тоже слишком простое объяснение; так или иначе, надо заканчивать искать виноватых; чтобы примириться с самой собой, как правильно говорит мой психотерапевт, я должна прежде всего примириться с окружающими, и в первую очередь с отцом.

Не так давно я принимала участие в судебном процессе: один наш клиент, из Ганновера, не оплатил счет. Он оспорил ряд условий, хотя своей рукой подписал контракт. После полугода переписки мы подали в суд и были уверены, что выиграем дело.

С нашим экс-клиентом и ответчиком я увиделась в первый раз. Это был бледный человек лет пятидесяти, довольно массивного сложения, одетый со старомодной элегантностью; в его повадке было что-то женское. Оказавшись с ним лицом к лицу, я сразу поняла, что он еврей. Евреев я узнаю с первого взгляда, почти инстинктивно. Это не всегда срабатывает с сефардами или израильтянами, я часто принимаю их за арабов, да и с молодыми тоже не всегда, но среди людей поколения моего отца еврея я распознаю сразу: по манере одеваться — ту же одежду, что и гои, они носят чуть иначе, — по некой приниженности в осанке, в походке, во взгляде, а главное — по страху, подспудному и неистребимому, которым отмечен каждый жест, и в то же время по манере преодолевать этот страх с так называемым еврейским юмором, который на самом деле есть лишь отрицание глубинной травмы. Они слишком громко говорят, слишком громко смеются. И быстро давятся этим смехом.

На протяжении всего процесса наш ответчик украдкой на меня поглядывал. Иногда даже улыбался мне. Дело он проиграл и был вынужден заплатить нам причитающуюся сумму, но продолжал мне улыбаться. Между тем у меня не то лицо, что может привлечь мужчину с первого взгляда, да и тело не отвечает канонам стандартной красоты. Я не из тех женщин, которых «клеят» томными взглядами, тем более в зале Дворца правосудия!

Он перехватил меня на выходе:

— Мадемуазель, вы имеете отношение к Арье Рабиновичу?

Говорил он с сильным акцентом, не столько еврейским, сколько немецким.

Я ответила, что я его дочь.

— А! Когда-то я хорошо знал вашего отца!

Он улыбнулся мне, но не дождался ответной улыбки и стал похож на робкого подростка. Помявшись, он пригласил меня где-нибудь выпить и тут же добавил смущенно:

— Ну, то есть просто посидеть, поговорить о вашем отце…

У меня не было никакого желания говорить об отце, но он смотрел глазами щенка, предвкушающего прогулку, и я не знала, как ему отказать. Я согласилась, твердо решив, что не пророню ни слова. Едва усевшись на псевдодеревенский стул в «Немроде», еще не успев ничего заказать, я принялась жаловаться на отца, критиковать его, выложила все: про скандалы, про угрюмый нрав, про сумасшествие Мартины, про уход матери, про его абсурдные рассказы о войне — и под конец выпалила: «Я ненавижу этого урода!», отчего ко мне повернулись все головы за соседними столиками.

Я сама не поняла, что открыла ящик Пандоры. Я не знала, что здесь, вот так, вдруг, вся правда о моем отце будет выплеснута мне в лицо, и больно ранит меня, и спасет. Как подумаю, самое странное, что эту правду, которая много лет мучила и подтачивала отца, правду, которую он никогда не смог бы мне открыть, не сгорев со стыда, эту правду здесь, в кафе на бульваре Ватерлоо, выложил мне незнакомец, запросто, как ни в чем не бывало.

После моей обличительной речи бледный человек с минуту помолчал. Мне показалось, что он метнул на меня гневный взгляд, но очень короткий, на долю секунды; он улыбнулся, сложил губы куриной гузкой.

— Я должен кое-что рассказать вам, мадемуазель.

Сказав это, он перевел дыхание. В его взгляде промелькнула боль, и он начал тихо, озираясь с видом заговорщика:

— В сороковых годах ваш отец был блондином со светлыми глазами. Сначала-то мы хотели привлечь его старшего брата, вашего дядю, потому что он свободно говорил по-немецки и по-польски. Но люди, знавшие его до войны, считали, что кишка у него тонка для такого дела. А ваш отец был совсем молоденький, ему еще семнадцати не исполнилось, хоть выглядел он старше. Молодым, знаете, море по колено. Выдержки ему было не занимать. И вот мы его использовали.

— Вы? Кто — вы? Как использовали?

Мой собеседник покусал верхнюю губу, потом, посмотрев мне прямо в глаза, сдвинул брови так, что лоб покрылся резкими морщинами, и произнес:

— Как убийцу.

Он повторил: «Убийцу», словно пережевывал слово, пробуя его на вкус по-французски. И продолжил:

— Мы сделали ему фальшивые документы и послали его убить людей — двоих в Германии, одного во Франции. Он выполнил, насколько я помню, только три задания.

Я сидела без единой мысли в голове.

— Кто были эти люди, которых он убивал? — услышала я свой вопрос.