Поручик отодвигает пустую бутылку, говорит: так отдай чужую, уговори Ромку продать Женькину! Я объясняю - хотя, кажется, он и так знает, - что Женькина доля делится на нас всех: на Леню, Рому, Альперовича и меня. У нас, говорю я, был такой уговор: если кто-то выходит из дела, его доля делится между всеми. Честно говоря, я придумал это из-за Машки. Пусть она знает: случись что со мной, ей ничего не достанется. Плохо не доверять собственной жене - пусть она и живет в Лондоне и встречается со мной, лишь когда я прилетаю повидаться с сыном, - плохо, но самурай должен быть настороже. Если бы Поручик спросил меня, когда женился на Наталье, она бы потом не обобрала его до нитки. Но он меня не спросил тогда, зато сейчас спрашивает: а как ты думаешь, кто принес Женьке эту отраву?
Там, в доме, я сказал, что сам найду этого человека. Я погорячился. Теперь я думаю, лучше бы мне не знать, кто был этот человек. Но самураи держат слово. И русские офицеры. Русским бизнесменам тоже надо научиться.
И потому, когда Поручик спрашивает меня как ты думаешь, кто принес, я сразу представляю нас всех: Ромку, Альперовича, Леньку Онтипенко, Поручика и Лерку. Вижу нас, выстроившихся, как на параде, как на школьной линейке, в синей форме, в джинсах и футболках, в черных брюках и белых рубашках, в костюмах за две штуки баксов, в широком платье и армейских ботинках на шерстяной носок. Вижу и отвечаю:
– Лерка.
Я не знаю, почему называю ее. Самурай принимает решение мгновенно и следует ему до конца. Но самурай верен своим друзьям - и, может, именно поэтому я называю Лерку. Мне трудно считать ее другом: даже когда я прилетал в Лондон, она ни разу не позвонила мне. Лерка - моя одноклассница, не более того.
Почему Лерка? спрашивает Поручик, и я объясняю, мол, она сама говорила, что принимала наркотики в Англии, может, она подсела, а денег нет, вот и решила подругу тоже подсадить, сам знаешь, в кино сто раз видели.
Ну-ууу, тянет Поручик, а я вспоминаю, как Лерка говорила накануне Женькиной смерти, что Женька - жертва мужского шовинизма. Это Женька-то - жертва? Если бы Лерка спросила меня, я бы сказал, что жертва как раз Ромка, сказал бы, что в таких семьях жертва всегда мужчина, потому что он - верен, а женщина - нет. И дело не в том, что бабы - бляди, чушь, не бляди, просто они открыты миру, готовы принять в себя все - тебя, твоих друзей, своих бывших любовников, новых любовников, Москву, Россию, Лондон. Все падает, исчезает, словно в бездонной проруби, и каждый раз, когда я раздеваю Машку в номере лондонского отеля, там, где огромная кровать и недопитая бутылка "Дом Периньона", я чувствую, что это бездонность меня зовет. Но Лерка не спросила меня, а только говорила о неравноправии, о восприятии женщины как объекта, о деньгах, которые женщины получают, будто содержанки. А я вот Лерке денег собирался дать по старой дружбе, говорит Поручик, но, пожалуй, не буду теперь. Если она подсела.
Самурай принимает решение мгновенно и следует ему до конца, но я не уверен, что это и впрямь Лера. Спроси Поручик меня еще раз, я бы так и сказал, но Поручик молчит и рисует на салфетке эмблему своего клуба. И тогда я говорю:
– Знаешь, Поручик, спроси ты меня, что я думаю о "Ржевском", я бы сказал: тебе нравится бардак, нравится безобразие, нравится бессмысленность - но людям нужна твердая почва под ногами, нужно ощущение истории. Клуб "Ржевский" не должен быть продолжением распада. Он должен ему противостоять. Это должен быть клуб русской воинской славы.
* * *
Игорь Шиповский несколько лет назад окончил не то филфак, не то журфак, и даже пытался сначала издавать какой-то литературоведческий журнал. Но в какой-то момент он попробовал экстази, круто въехал в рэйв, затусовался на "Гагарин-Пати" с Бирманом и Салмаксовым, в результате переориентировался на журнал для любителей продвинутой музыки и правильных веществ. Горский много рассказывал о Шиповском Антону, но тот все равно удивился, увидев его: худощавый, высокий парень в очках, джинсах и свитере, типичный филолог или физик, вовсе не похожий на идеолога русского рейв-движения.
Шиповский сидел за столом, заваленным журналами. В руках - свежий номер "The Face". Антон даже облизнулся: картинки в нем всегда были психоделически-продвинутые и, как уже говорили в Москве, "стильные".
Редакция журнала, о котором судачила вся Москва, размещалась в сталинском доме рядом с кинотеатром "Прогресс", ставшим после повсеместного внедрения видео таким же ненужным, как и большинство других кинотеатров. Первый номер должен был выйти осенью - а сейчас Шиповский показывал Антону макет обложки. Обложка была большая, раза в два больше обычной, картинка в меру психоделичная, хотя на вкус Антона недостаточно кислотная. Наверху округлым и как бы расплывающимся шрифтом значилось: "ЛЕТЮЧ".
– Круто? - спросил Шиповский.
– Да… - с уважением протянул Антон. - А что такое "Летюч"?
– Это наше название, - объяснил Игорь. - Я буду всем говорить, что образовано от "Лермонтова" и "ТЮТЧева".
– А Тютчев разве без второго "т" пишется?
Шиповский захохотал.
– Да это шутка! - сказал он. - Это же в честь Саши Воробьева названо! Его школьное прозвище. Воробей, Летюч. Он за все это башляет.
Здорово, подумал Антон, у человека есть деньги, а все равно врубается. Жалко, мой брат Костя не такой. Антон всегда мечтал дать ему попробовать кислоты, да Костя не согласится. А как было бы хорошо съел марку, посмотрел вокруг, сразу понял, как устроен мир. А может, и правильно оставить все как есть: Костя зарабатывает деньги, я постигаю внутренний космос. Разделение обязанностей.
– Круто, - сказал Антон, - прямо русский "The Face".
– Что "The Face", - махнул рукой Шиповский. - "The Face" отдыхать будет по сравнению с нами. И Wired с Ray Gun'ом.
Антон не понял, причем тут Рейган, но промолчал.
– Потом мы еще клуб откроем. Миху Ворона позовем, Лешу Хааса, Врубеля… всех. LSDance умоется. И коммерчески это будет полный верняк, - сказал Шиповский. - Ты знаешь, сколько крутых сейчас пересаживаются на драгз с водки?
– Ну, не знаю, - протянул Антон, вспомнив недавнее посещение загородного особняка.
– А я - знаю, - продолжал Шиповский. - Вот у Димки Зубова куча народу берет: и траву, и экстази, и даже кислоту. Иногда, говорит, настоящие новые русские приезжают: крутые тачки, дорогие костюмы, все дела. Так что мы будем делать по-настоящему массовый журнал, без умняков.
Потом пили чай на кухне: Шиповский, Антон и Дима Зубов, не то редактор, не то дизайнер в том же "Летюче". Прихлебывая, Антон думал, что хорошо бы совершить диверсию на чайной фабрике - накрошить туда грибов… совсем капельку. Подумал - и устыдился: вот как измельчали психоделические люди со времен Тимоти Лири! Говорят, тридцать лет назад добрый доктор Тим предлагал впрыснуть ЛСД в водопровод - это вам не грибы в чай, конечно. Совсем другой масштаб.
На кухню заглянул молодой человек в несколько неуместном деловом костюме, хотя и без галстука.