Живые и взрослые - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Юрьевич Кузнецов cтр.№ 31

Марина молчит, ничего не отвечает.

Папа вздыхает и медленно встает. Он идет по коридору к ванной, Марина смотрит вслед, вспоминает, как они когда-то играли с Люси, и впервые понимает: не только кошки стареют, не только дети растут — взрослые тоже меняются.

На пороге ванной папа оборачивается:

— Кстати, если тебе интересно: Гошину маму приборы не находят. Но это, как я уже говорил, ничего не значит.

Марина кивает.

— Спасибо, — говорит она, — я поняла.

Марина произносит эти слова уверено: и в самом деле — этой ночью она поняла что-то очень важное. Вряд ли — про Гошину маму. Может быть — про папу, может быть — про себя.

Гоша открывает дверцу шкафа и замирает на пороге. Когда он был маленький, он любил здесь прятаться. Он зарывался в мамины вещи, тихонько закрывал дверь и ждал, пока его начнут искать. Взрослые бегали по квартире, кричали: «Георгий! Гоша! Ты где?» — а он лежал, вдыхая запах маминой одежды, и ждал, пока наконец не распахнется дверь и тогда уже можно будет выскочить с криком, колесом пройтись по квартире, вознаградить себя за долгие минуты неподвижности.

Сейчас ему кажется — мама играет с ним в такую же игру. Она спряталась где-то — и теперь уже он, Гоша, должен ее отыскать.

Марина сказала: секретный прибор не находит Гошину маму среди мертвых. Она также сказала, что это ничего не значит, — но Гоша убежден: если бы мама случайно погибла, она бы обязательно вышла на связь. Значит, ее исчезновение — часть какого-то большого и сложного плана, который он, Гоша, должен разгадать.

Благодаря Марине он теперь знал, что такое практическая этнография, — и, как ему казалось, мог наконец-то поговорить с отцом в открытую. Гоша злился на него: почему его заставляют разгадывать загадки, почему нельзя было сразу все рассказать? А если бы Маринин папа работал где-нибудь в другом месте — как бы тогда Гоша обо всем узнал?

Гошин папа сидел в глубоком кресле перед телевизором. Кажется, он дремал — во всяком случае, когда Гоша вошел в комнату, глаза его были закрыты.

— Я знаю, чем вы с мамой занимались, — сказал Гоша, — в древних легендах вы искали указания на то, как можно тайком перейти Границу, как можно посещать Заграничье так, чтобы об этом никто не знал.

Папа рассмеялся.

— Глупость, — сказал он, — какая чудовищная глупость! Тебе-то кто все это наговорил? Мало мне идиотов в институте, этого паразита-директора и двух бездельников-замов — так и родной сын то же самое заладил. Подумай сам, как можно в древних легендах искать указание на переход Границы — ведь сама Граница появилась совсем недавно! Мы с мамой сто раз объясняли тебе: в древности мертвые не были врагами, у разных народов они назывались по-разному — Духи Предков, Пращуры, Основатели. Живые уважали их, а мертвые давали им знания, учили ремеслам, земледелию, начаткам технологий. То, что сейчас выкрадывают наши ученые шаманы, в древние времена мертвые отдавали сами — в обмен на уважение, подношения и символические жертвы. Вот это мы с твоей мамой и изучаем — точнее, изучали, потому что, похоже, лабораторию прикроют, и мне придется искать себе другую работу, попроще.

— Если вы не хотели убежать, — сказал Гоша, — то что же вы хотели? Неужели вы просто читали эти тексты или, ну, я не знаю, записывали древние сказания?

Папа рассмеялся — горько, одними губами.

— Вот это и есть сложный вопрос — чего мы хотели. Но уж точно не того, что получилось, тут уж ты мне поверь.

— Ты все время говоришь «это сложный вопрос», — разозлился Гоша, — ты думаешь, я это хочу от тебя услышать?

Папа пожал плечами:

— Ты, вероятно, хочешь услышать, что это легкий и простой вопрос. Но я же не могу тебе соврать, правда? Если я говорю «это сложный вопрос» — значит, так оно и есть. К сожалению, это единственный ответ, который ты от меня получишь. Поверь, с ним тебе будет куда проще жить, чем с любым другим правдивым ответом. А врать я не люблю, ты же знаешь.

И он снова устало закрыл глаза.

Вот так они поговорили вчера — и вот поэтому Гоша сейчас стоит перед раскрытым шкафом, как будто опять собирается играть в прятки.

Но нет, Гоша осторожно опускается на колени и начинает перебирать мамины вещи.

Гоша думает: если мама понимала, что может не вернуться, она бы наверняка оставила что-то для него, для Гоши. Она бы спрятала это в таком месте, куда Гоша не полезет до ее возвращения — но где сможет найти, если с ней что-то случится.

Лучшего тайника, чем шкаф, нельзя было и придумать.

Гоша выбрасывает на родительскую постель ворох летней одежды — платья, цветастые юбки, легкую куртку, несколько рубашек. Потом он внимательно проверит карманы — а сейчас посмотрит, что лежало под всем этим добром на дне шкафа.

Ну, босоножки на платформе. Туфли на каблуке.

Большая картонная коробка из-под зимних сапог.

Гоша открывает крышку — коробка плотно заполнена тетрадями. Гоша пролистывает их одну за другой — похоже, это институтские конспекты, старые, никому не нужные. На всякий случай он просматривает все тетрадки — нет, ничего, что могло бы дать ему хоть какую-нибудь подсказку.

Он снова залезает в шкаф. Пахнет нафталином, старым деревом. Гоша закрывает дверцы и на мгновение представляет: ему опять шесть лет, он опять играет в прятки.

На этот раз его никто не ищет.

Вздохнув, он открывает двери и подходит к постели, где цветочной грудой разложена мамина одежда.

Гоша уже не надеется найти что-либо. Он ощупывает платья и рубашки — механически, одну вещь за другой. Последним лежит белый летний пиджак с большими карманами — мама надевала его, когда они ездили в гости или когда ей предстоял какой-нибудь важный доклад. Гоша сует руку в карман и нащупывает что-то твердое, точнее — гибкое, достаточно большое, чтобы с трудом умещаться.

— Ух ты! — говорит он тихо.

Это — компьютерный диск. Плоский черный квадрат, со стороной сантиметров двенадцать. На уроках информатики Зиночка говорила, что на таком диске может уместиться целый роман.

Наверное, это и есть — весточка от мамы.

Гоша откладывает диск в сторону, еще раз берет белый пиджак, прижимает к лицу, замирает на краю кровати.

Да, Гоша не может обмануться, это в самом деле он — слабый-слабый, почти позабытый мамин запах.

Тетя Света, Светлана Васильевна, режет на кухне картошку, краем глаза смотрит в телевизор: маленький, черно-белый, старый. На экране — красивый мальчишка с трофейным шестизарядным «Смитом» отстреливается от мертвых серебряными пулями. Как фильм называется? Ах да, «Неуловимый».

Такие фильмы совсем не страшно смотреть. Там война совсем другая, нестрашная. Даже если герои в конце гибнут, даже если все плохо кончается.