Пару лет назад логика развития бизнеса подтолкнула Пашу к мысли, что хорошо бы не только торговать показами на чужих сайтах, но иметь какую-нибудь площадку, где можно откручивать свои баннеры. Он решил сделать газету, предполагая заодно иногда публиковать джинсу, заказные статьи, – тем более, что приближалось время освоения предвыборных бюджетов, немного уменьшившихся с девяностых годов, но все еще соблазнительных.
Как рекламщик Паша был уверен, что для большой посещаемости – высокого траффика – достаточно правильной кампании по раскрутке. Через полгода он увидел, что онлайн-газета – не стиральный порошок и не новая модель сотового телефона. Конкуренция среди интернет-СМИ была достаточно велика, и Паша уволил почти всех сотрудников редакции, набрав взамен новых. Среди них была Ксения – и сегодня Паша знает: именно ее энергии и таланту он обязан тем, что многие ходят читать новости на его сайт, пусть даже «Лента.ру» дает куда больший охват материала.
У Ксении есть чувство стиля: любой информационный повод она превращает в увлекательную историю, экономические новости оборачиваются рассказом о самых насущных вещах, а комментарии экспертов звучат откровением, ниспосланным свыше. За последний год Паша дважды повышал ей зарплату – но сейчас, увидев, как она, закинув ногу на ногу, усаживается в кресло, он уже сожалеет, что в свое время позволил себя уломать. Больше ни копейки не дам, говорит он себе и дружелюбно улыбается:
– Как у нас дела, Ксеничка?
– Спасибо, хорошо, – отвечает она.
Растрепанные волосы, властные губы, сильные худые руки охватывают колени. Она не любит Пашиного «Ксеничка», для всех она – Ксения, даже для любовников. Никому, кроме Оли, не позволяет называть себя детским именем «Ксюша». Только Оля умеет произносить «Ксюша» так, что это имя не напоминает об Алене Апиной, юбочке из плюше, пятом классе, детских дразнилках.
Но Паша всех зовет уменьшительными именами, вот и ее уговорил на Ксеничку – уговорил, уломал, умаслил, сказал, что готов называть ее хоть Ксенией Рудольфовной, но очень, очень просит разрешить иногда говорить «Ксеничка», потому что иначе не сможет нормально работать, я уже не молодой человек, мне поздно переучиваться. Ксения согласилась, и, конечно, теперь он звал ее только «Ксеничкой», а она с тех пор не раз наблюдала, как на деловых переговорах Паша раз за разом вымогал выгодные условия, всячески подчеркивая, что не имеет на них никакого права и просит только как о личном одолжении. Наверное, если бы со своим делом Паша не справлялся, это бы не срабатывало – но в том, что касалось пиар-поддержки и рекламной раскрутки ему не было равных – и клиенты уступали.
– Как у нас дела, Ксеничка?
– Спасибо, хорошо.
– Хорошо? – повторяет Паша и поворачивает монитор к Ксении. – Ну-ка посмотрим на наш рейтинг. Вот, значит, Рамблер – и на каком мы месте?
Расчерченный голубыми полосками экран. Рейтинг «Рамблер Топ100» – главный рейтинг Рунета, негласный табель о рангах, форма независимого аудита. Почти на всех сайтах в русской сети установлены его счетчики, замеряющие траффик, ту самую посещаемость. Раз в полчаса на основании новых данных Рамблер генерирует рейтинг сайтов по полусотне тематических категорий. К кому больше ходят – тот и выше. Конечно, все знают, что этот рейтинг тоже можно накрутить, но все равно: на него ориентируются рекламодатели, а мелкие инвесторы решают, хорошо ли работают их деньги.
Сейчас жидкокристалический экран Пашиного монитора показывает раздел «СМИ и периодика». За первые места как всегда борются «Лента» и «Newsru», «Вечер» притулился где-то во второй десятке.
– Что ты хочешь, Паша, – говорит Ксения, – это результат твоей экономии. Ты сам знаешь: в рамках существующего бюджета я делаю невозможное.
Лицо ее становится еще упрямее, губы сердито сжимаются.
– Ксеничка, милая, – отвечает Паша, присаживаясь на край стола, – разве же это называется «экономить»? Вот посмотри, я тебе за этот год дважды увеличивал зарплату. Да, первый раз я при этом сделал тебя начальницей вместо Лены, но второй раз я просто отметил заслуги, не более того. Но скажи мне, стала ли ты после этого лучше работать? Или, точнее, станешь ли ты работать лучше, если я добавлю тебе еще 200 долларов?
– Если я отвечу «да», – говорит Ксения, – ты скажешь, что я недостаточно выкладываюсь и мне не за что повышать зарплату. Если же отвечу «нет»…
– …то тем более ее не повышу, – кивает Паша. – Ты же сама все поняла. У каждого сотрудника существует естественный предел: и тут как ни увеличивай деньги, большего не добьешься. Вот если бы ты придумала какой-нибудь необычный проект – рекламоемкий проект, траффикогенерящий проект! – я бы дал ему отдельный бюджет. И часть этого бюджета пошла бы, конечно, тебе надбавкой. А так – извини, но денег я не дам.
– А какого типа проект ты хочешь получить? – спрашивает Ксения и улыбается.
– Не знаю, – пожимает плечами Паша, – что-нибудь, что ложилось бы в концепцию нашего издания и, вместе с тем, привлекало бы читателя. И не было бы похоже на то, что есть у наших друзей из других интернет-СМИ.
Понятно, кивает Ксения, типичное «принеси то, не знаю что».
– Буду думать, – говорит она, поднимаясь.
– Ты тоже меня пойми, – примирительно говорит Паша. – Денег у меня немного, предвыборная реклама не оправдала надежд… ну, то есть, не полностью оправдала.
– Сочувствую, – отвечает Ксения мрачно, и Паша на секунду вспоминает, что бессовестно врет: дела идут хорошо, денег много, но это не повод раздать их сотрудникам. Потому что если человек работает за 750 долларов, незачем платить ему тысячу. По крайней мере – до тех пор, пока его не начнут перекупать. И потому перед каждым разговором о прибавке Паша говорит сам себе «денег нет, денег нет, денег нет» до тех пор, пока не начинает в это верить, – и тогда уж повторяет эти слова с чистой совестью. В том мнимом мире, где он живет, иначе нельзя.
Обо всем этом Ксения только догадывается. Но все же она возвращается к своему столу вполне довольная: в конце концов, теперь она знает, что делать. Остается придумать какой-нибудь проект – и снова зайти к Паше, начиная беседу со слов: «Помнишь, ты мне обещал…»
Она не обижается на явную ложь про предвыборные деньги: в глубине души Ксения подозревает, что сама, когда будет на месте Паши, поведет себя так же. Ей нравится наблюдать за шефом: он неглуп, и у него есть чему поучиться. Коллеги иногда ворчат: мол, Паша всех задрал своим жмотством. Он ли задрал, его ли задрали, а что у нас есть, кроме Паши? – говорит она сама себе. Хороший начальник, компанейский без панибратства и дружелюбный без харрасмента.
До того, как прийти в Пашин «Вечер.ру», Ксения работала журналисткой в интернет-отделе московского филиала западного издательского дома. Почти все сотрудники были местными, но в офисе все равно царил гипертрофированный дух американской политкорректности: строгий дресс-код, никаких шуток на сексуальные темы, никакого флирта. Подруга Маринка, заходившая иногда, шутила, что от здешнего позитивно-доброжелательного тона чай в пластиковых стаканах вот-вот замерзнет, но Ксении поначалу даже нравилась эта атмосфера. Приходя на работу с зудящими после зажимов сосками и свежими ссадинами на бедрах, она умиротворенно думала, улыбалась про себя, что сослуживцы шарахались бы от нее, если б знали, как она проводит ночи. Ей светила хорошая карьера, был шанс перейти из интернет-отдела в рекламный отдел, и Ксения уже обдумывала этот вариант: с девятнадцати лет, когда она почти случайно попала ассистенткой в одну из лабораторий ЦЭМИ, она постоянно крутилась в Сети, и ей иногда казалось, что настоящая жизнь и настоящий бизнес – не здесь, а в реальном мире. Все, впрочем, кончилось неожиданно быстро, на выездной предрождественской вечеринке.