2017 - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Славникова cтр.№ 101

И вдруг, мельком глянув, он заметил на безвольном теле биение жизни. Не пульс, не сердце, а, что поразительно, печень: она буквально вылезала из-под ребер мертвеца и вся тряслась, словно готовая лопнуть под задравшейся курткой. В суеверной, ужасной надежде Крылов прикоснулся к напряженно вибрирующей опухоли и сразу осознал свою ошибку: в кармане у мертвого подавал вибросигнал его допотопный мобильный телефон.

Напряженно улыбаясь, Крылов приподнял щепотью тяжелую полу, под которой круглился словно вышитый шелком расстегнутый живот. Карманы у куртки были маленькие и спекшиеся, что говорило о ее происхождении из дядюшкиного сэконда; мобильник еле выпростался, сопровождаемый градом шершавых, словно засахаренных монеток. Был он лопата лопатой, в грубом черном корпусе со стершимися кнопками – однако дисплей оказался плазменный, трехмерный, и на нем крутилась, подтверждая вызов, юркая заставка. Безмерно удивленный, Крылов машинально нажал на соединение и увидел голограмму своего работодателя, снятого где-то за праздничным столом, въевшегося по уши в пышный бутерброд со стекающей икрой.

Тотчас раздался и голос хозяина камнерезки – вовсе не праздничный, а, как показалось Крылову, чем-то передавленный.

– Витек! Витек, это я, – сообщил работодатель иронически, словно самый факт его существования являлся анекдотом. – Новости у нас плохие и очень плохие. Господина профессора нашли на северах, возле зимовья, мертвого. Валялся под березой скрюченный, вроде рыл себе яму, как собака, да так и помер. И ассистент при нем, такой же зажмуренный, даже, по сведениям, на недельку пораньше преставился. И никаких корундов, ничего, ноль. Оба пустые, как кассы в моих магазинах. Витек, ты теперь внимательно слушай меня, – голос работодателя приблизился, и Крылову показалось, будто он чувствует ухом его горячий, как сода в кислоте, мокро шепчущий рот. – Сам знаешь, партнеры наши люди серьезные, не нам, убогим, чета. Мы им наобещали горы добра и взяли аванс. Дело-то было верное! А теперь, выходит, мы тоже перед ними пустые. Партнеры могут обидеться. Они у нас обидчивые. Поэтому придется пока поехать в семейный отпуск. Быстро забирай своих и вези к любимому дядюшке, сам знаешь куда. Глядишь, потом и рассосется. Объяснимся, рассчитаемся. С дядюшкой не пропадешь! – Хозяин камнерезки нервно хохотнул, точно взбалтывая перед употреблением свое всегдашнее уныние, которое употреблял постоянно, будто тихий алкоголик домашний самогон. – И давай, Витек, не мешкай! Если сильно боишься, памперс у дочки возьми и на себя надень!

С этим язвительным пожеланием работодатель отключился; его голографический портрет, изображавший полное счастье, медленно померк. Теперь он некоторое время будет оставаться в уверенности, будто поговорил с племянником около шести пополудни. Сколько раз, бывало, он разглагольствовал у себя в кабинетике, уверенный, что дает указания менеджеру, а менеджер, бывший вовсе не в ближней подсобке, а на выходе в торговый зал, думал, что старик болтает сам с собой, поскольку выжил из ума. Ленившийся проверить наличие собеседников, хозяин камнерезки постоянно разговаривал с призраками; то, что призраки не выполняли его распоряжений, он воспринимал с саркастическим смирением и жил в тряпичных руинах собственного бизнеса, отчаявшись вразумить человечество. Можно ли верить его сообщению, вдруг возникшему ни с того ни с сего из кармана покойника? Или работодатель преувеличивает, потому что всегда предпочитает худшее?

Если профессор и правда погиб, тогда Крылову только и остается… Ничего ему не остается. Развеиваются красным дымом уникальные рубины, исчезает окончательно потерянная женщина. Можно ли это пережить? Ответ появится в каком-то послезавтра, а пока все похоже на стоматологический наркоз, когда упругий кончик носа, видный, если скосить глаза, отдельным пятнышком, и по ощущениям торчит перед лицом совершенно отдельно. Крылов чувствовал себя таким замороженным Буратино. Совершенно перестала болеть голова, и щекотный крючок безвредно шевелился в толстом сердце, будто жук в кулаке.

Отойдя подальше по прожаренному, черным маслом залитому полотну, точно мертвый соглядатай мог подслушать разговор, Крылов, словно бы считая на ладони последнюю нищенскую мелочь, набрал на толстых кнопках домашний номер Фарида. И крупно вздрогнул, услыхав из телефона вредный голос его законного владельца.

– Для пользования аппаратом введите пароль, – предложил соглядатай, чьи раскинутые ноги широко торчали из кустов. – Если три раза ошибетесь, вся информация в моем телефоне будет уничтожена. Хрен вам с ядерной боеголовкой, сраные уроды! – добавил он с каким-то детским удовольствием, и Крылов, отняв от уха взмокшую трубку, увидал на дисплее упомянутый орган, чем-то страшно похожий на рассерженного индюка.

Поспешно нажимая на отбой, Крылов согнулся от внезапного смеха. Его буквально рвало густыми массами хохота в жесткую траву – и одновременно чуть отпускало. Нет, что бы ни сказал по этому поводу Фарид, он не пойдет немедленно сдаваться ментам. Пусть его бегство от мертвого тела станет аргументом для следствия – он, из-за слабости и чувства вины, сам накидает дознанию еще больше роковых аргументов. Его сейчас можно запросто убедить в совершенном преступлении – так убедить, что он потом не вспомнит, как все произошло в действительности. Бросив последний взгляд на комфортно разлегшегося соглядатая, словно получавшего удовольствие от новых ощущений небытия, – тело, вероятно, еще какое-то время будут принимать за неприхотливого пьяницу, устроившего себе в кустах одинокий пикник, – Крылов опустил в карман мобильник с непочатой информацией и побрел, спотыкаясь, по рыжим промасленным шпалам, среди грохочущих бешеными стенами встречных поездов.

* * *

Вот для чего он купил и оборудовал свое убежище. Войдя к себе, он испытал привычное превращение в облако свободных молекул и моментальное схватывание – с потерей, быть может, каких-то частиц. Это было похоже на резкий спуск в скоростном зеркальном лифте – только на один этаж. Воздух в убежище был таким, каким он его оставил: синело немного чада от колбасы, пригоревшей неделю назад, и в низком солнечном луче, состоявшем из нескольких, по-разному натянутых лент, танцевали все те же мохнатые пылинки, иные размером с маленьких морских коньков.

Здесь Крылов действительно был в безопасности – большей, чем когда бы то ни было. Никто не войдет сюда, пока он жив, а если все-таки проникнут менты, или соседи, или, например, таинственные партнеры бывшего работодателя, значит, самого Крылова уже не будет на свете. Все это описывалось простейшей математической моделью – элементарным уравнением: «Крылов = человечество». Сегодня он наконец достиг того, к чему стремился всю сознательную жизнь: уравнение, с безобразно громоздкой, не поддающейся учету неизвестных правой частью, получило истинность. Перенос любой составляющей из одной части уравнения в другую происходит с переменой знака. Из этого следует, что любой визитер, проникший в убежище, немедленно станет отрицательной величиной – либо, если ему удастся разрушить суверенность территории, получит всего лишь минус-Крылова.

Поскольку на территории не было Бога, все причинно-следственные связи запускались вручную. В раковине стояла целая гора скопившейся посуды, полная воды, будто многоярусный заброшенный фонтан, с плавающими в нем пищевыми лохмотьями и черными листьями петрушки. Поскольку надо было из чего-то есть и пить, Крылов принялся за мытье, напуская побольше жидкого мыла и осторожно поплескивая. Всякую работу здесь приходилось делать самому, добавляя к физическому усилию гораздо больше усилия воли, чем в любом обычном месте. В старом, еще старухином холодильнике, хранившем продукты не столько холодными, сколько мокрыми и обросшем изнутри, по задней стенке, ледяными шершавыми слезами, лежали три, и только три, железные банки оленьих консервов и кукожился кусок резинового сыра, покрытый белыми вспухшими пятнами. Крылов решил, что продержится с этими запасами несколько дней. После скупого ужина, состоявшего из сырной стружки и гнутых серых сухарей, которые приходилось точить передними зубами с упорством грызуна, Крылов полез под душ, надеясь смыть подаваемой из внешнего мира жесткой водицей переживания и пот сегодняшнего дня. Душ с проржавелыми дырками походил на перечницу, и струи драли покрасневшую кожу, вызывая озноб. Кое-как промокнувшись блеклой и ветхой тряпицей, на которой попадались костяные пуговицы, Крылов с размаху бросился на диван и уставился в потолок с желтыми следами давней протечки, за которую честный мужчина до сих пор порывался расплатиться, при непременном честном условии, что ему позволят лично оценить нанесенный ущерб. Теперь для Крылова настало время все спокойно оценить и выработать план.