Запределье. Осколок империи - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ерпылев cтр.№ 28

Справедливости желали все новороссийцы, от наплыва которых лопалось самое большое здание в столице Новой России, для которой все еще не придумали названия, а потому шутливо называли Китеж-Градом. Но при объявлении приговора в зале повисла гнетущая тишина: с того самого момента, как первые беглецы преодолели скальное «дефиле», в Новой России не был казнен ни один человек. Суды были, были и приговоренные — за воровство, рукоприкладство и прочие проступки, но суд в лице полковника Еланцева отличался гуманизмом и провинившиеся чаще всего отделывались денежным штрафом или общественными работами. Хотя на золотом прииске, открытом еще Еремеем Охлопковым, трудилось сразу пятеро «каторжан», получивших разные сроки за более серьезные преступления. Один крестьянин с пьяных глаз богохульствовал и поносил особу покойного Государя прилюдно, по вине другого сгорела лесопилка и погиб в огне человек, двое других избили своего односельчанина, впоследствии скончавшегося.

Но самым страшным был проступок одного из казаков: поддавшись зову «золотого тельца», парень взломал казну и с мешком намытого товарищами золота попытался прорваться с боем через «дефиле» наружу. Слава Всевышнему, он никого не убил, лишь ранил двоих. Но дезертирство, предательство и грабеж были налицо, и лишенный всех прав бедолага уже шестой год зарабатывал себе прощение рытьем шурфов на прииске…

— И как же вы, господин полковник, намерены нас казнить? — иронически скривила губы «товарищ Искра». — Расстрелять? Так меня уже расстреливали. И деникинцы, и колчаковцы. Как видите, жива!

— Вас повесят, — ответил Владимир Леонидович. — Как говорят англичане, повесят за шею, пока не будете мертвы, совсем мертвы.

— Вешать меня еще не вешали, — криво улыбнулась приговоренная. — Да не трясись ты, слизняк! — толкнула она бледного как полотно Резника. — Эка невидаль! Говорят, презабавное ощущение.

— Заткнись, стерва! — взвизгнул чекист, отталкивая «боевую подругу». — Ваша честь, — поднялся он на дрожащие ноги. — Мы можем рассчитывать на апелляцию?

— Вы юрист?

— Да… некоторым образом.

— Оно и видно. Рассчитывать-то вы можете, но… Правом помилования обладал лишь покойный император, которого вы и ваши друзья злодейски убили. Скажите спасибо, сударь, что вас не судят еще и за это.

— Но я в этом не виноват!

— Виновата партия, которой вы верой и правдой служили, — вздохнул полковник.

Трясущегося чекиста усадили на место за барьером.

— Четверо красноармейцев, взятых в плен одновременно с главными обвиняемыми, по утверждениям свидетелей непосредственного участия в убийствах не принимали, а посему приговариваются к бессрочным каторжным работам…

* * *

Казнь должна была состояться на рассвете, на окраине Китеж-Града, где за ночь из кедровых стволов споро воздвигли виселицу, охраняемую цепочкой казаков из «молодых» — корявинцев, выросших в новом мире и пожелавших служить под командованием войскового старшины [11] Коренных. Несмотря на ранний час, почти все население столицы и окрестных деревенек, немало увеличившееся за прошедшие годы благодаря стараниям Крысолова, было тут. Пришли и Алексей с Викой. Пришли, не зная зачем, подчиняясь общему порыву. А может быть, в глубине юных душ еще жила надежда на милосердие? На то, что в самый последний момент, как сплошь и рядом бывает в романах, казнь будет отменена, а преступников отправят на самые тяжкие работы, на пожизненную каторгу, но все-таки оставят в живых… Совсем иного, похоже, ждали остальные зрители.

— Давай уйдем отсюда, Алеша, — попросила девушка. — Зачем нам все это видеть?

— Я бы не против… — нерешительно оглянулся юноша, но над толпой раздались крики:

— Ведут!.. Ведут!..

«Товарищ Искра» шла сама, щедро раздавая презрительные улыбки расступающимся перед ней новороссийцам, а вот чекиста Резника пришлось тащить под микитки сразу двум дюжим казакам — ноги слизняка, привыкшего лишь командовать расстрелами, а то и лично дырявить чужие черепа из нагана, не шли, заплетаясь, как у паралитика. Да и сам он за прошедшую ночь превратился в старика — седые волосы, трясущаяся голова…

— Давай уйдем!..

Увы, уйти уже было нельзя, толпа напирала сзади и притиснула молодых людей к самому помосту. Кругом они видели яростные глаза, сжатые кулаки, исторгающие проклятья рты. Алешу даже замутило от всеобщего желания покарать ненавистную советскую власть хотя бы в лице двух жалких пленников. Не в силах противостоять общему напору, он лишь сжал в объятиях хрупкую девушку, спрятавшую лицо у него на груди, стремясь защитить ее, оградить от царящей вокруг вакханалии мести.

— Алешенька, — шептала девушка, дрожа всем телом. — Алешенька, милый! Пусть это все скорее закончится…

Приговоренных возвели на эшафот, поставили на длинную скамейку… Палач с лицом, невидимым под глухим капюшоном, по-крестьянски обстоятельно надел на шеи преступников добротные пеньковые петли…

— Вы имеете право обратиться к собравшимся, — сообщил ротмистр Зебницкий, распоряжающийся казнью.

Но превратившийся в собственную тень чекист, некогда такой красноречивый и бойкий, смог выдавить из перекошенного рта лишь невнятное мычание, и потому «слово взяла» женщина.

— Граждане свободной России! — четким, хорошо поставленным голосом выкрикнула она. — Наймиты мировой буржуазии хотят преступно лишить нас жизни! Но мы не боимся виселиц и палачей! Народная власть настигнет белых бандитов везде, куда бы они ни скрылись, и ее карающая рука будет беспощадна!..

Стоящий над толпой многоголосый ропот стих сам собой, и только что жаждущая смерти «красной сволочи» людская масса жадно внимала словам приговоренной, внезапно превратившейся в обличительницу. А та, привыкшая выступать на митингах, видя, что толпа, против своей воли, подчиняется ей, с каждым словом все усиливала напор. Казалось, что на «товарище Искре» уже не старое, грязное и замаранное своей и чужой кровью платье, а скрипящая кожаная тужурка, туго перепоясанная ремнем с маузеровской кобурой на боку, что не кровавое пятно расплывается на ее груди из так и не зажившей до конца и теперь открывшейся раны, а кумачовый бант… Еще немного, и люди поверили бы в яростные слова, тяжкими камнями падающие в темные крестьянские души…

— Пора кончать эту комедию, — услышал Алексей отцовский голос и увидел совсем неподалеку Владимира Леонидовича, окруженного офицерами.

— Так точно, — козырнул ротмистр Зебницкий, расслышавший слова командира даже на расстоянии, и, выхватив из кармана френча платок, махнул им палачу, тут же выбившему скамью из-под ног приговоренных.

Затянувшаяся петля оборвала пламенную речь на полуслове, и женщина, мучительно изогнувшись, задергалась всем телом, стараясь дотянуться пальцами босых ног до такого близкого, но недосягаемого, увы, помоста. Лицо ее налилось кровью, дико косящий, как у загнанной лошади, глаз пытался найти в толпе кого-то ей одной ведомого, черные губы шевелились беззвучно, словно посылая проклятия своим палачам…