Лекарь отчаянно матерился и прыгал вокруг рыцаря. Виктор старался изо всех сил. Но даже вдвоем они не могли одолеть латника с щитом и мечом.
Помог Стрелец.
— Р-р-расступись! — раздался сзади рык А-Ка.
Виктор, не оглядываясь, нырком ушел от очередного рубящего удара Инквизитора вправо. Костоправ отпрыгнул влево.
Крестоносец оказался перед Стрельцом с автоматом незнакомой конструкции, совсем не похожим на привычного Калашникова. Короткий ствол, много пластика, сверху диковинным горбом выступает ручка для переноски оружия, снизу торчит рожок из прозрачной пластмассы, в котором почти не осталось патронов. Все это Виктор отметил машинально.
Пока шла рубка на мечах, А-Ка заменил калаш на инквизиторский автомат. Какое-то время Стрельцу понадобилось, чтобы разобраться с чужим оружием. Но, видимо, даже после этого он не решился открыть огонь издалека, опасаясь задеть товарищей. А-Ка подбежал ближе и теперь стоял в нескольких шагах от рыцаря-мечника.
Инквизитор инстинктивно прикрылся щитом. Только это его спасти уже не могло. Старый, изготовленный до Бойни автомат — это не меч и не стрела.
Прогремели выстрелы. Не такие громкие, как от калаша калибра 7,62. Но не менее действенные.
Пули дырявили рыцарский щит точно по центру. Как раз там, где пересекались вертикальная и горизонтальная перекладины черного инквизиторского креста.
А-Ка словно стрелял по мишени, вгоняя пулю за пулей в яблочко-умбон. Пули ложились кучно.
Инквизитор покачнулся, но не упал.
Левая рука повисла плетью. Пробитый щит соскользнул на землю.
Ага, рука прострелена: по кольчужному рукаву течет кровь. Впрочем, не только рука. Кровавые ручейки сочатся и из-под доспешных пластин на животе и левом боку.
Однако Инквизитор держится. Меча не выпускает. То ли изрыгая из-под шлема проклятия на незнакомом языке, то ли читая молитву, буром прет на Стрельца.
Грохнула еще одна короткая очередь. Брызнули осколки пластика с нагрудной брони. Верхняя часть черного креста, украшавшего рыцарский доспех, окрасилась в красный цвет.
Но даже после этого крестоносец устоял на ногах. Пошатываясь, сделал еще шаг, второй, занес меч…
А-Ка снова нажал на курок.
Выстрел. Почти в упор. На этот раз кровь фонтаном хлынула из-за пробитой горловой защиты и из-под шлема.
Сухой щелчок известил о том, что трофейный автомат пуст. В прозрачном пластмассовом магазине не осталось ни одного патрона.
Инквизитор издал предсмертный булькающий хрип и обрушил на противника уже поднятый меч.
А-Ка едва-едва успел заслониться автоматом. Тяжелый рыцарский клинок чуть не перерубил оружие в руках Стрельца. Посыпались куски пластика и металла. Закованное в латы тело повалилось на землю. Дернулось несколько раз. Застыло.
— У-у-у, мать его три раза и еще сто тридцать три! — ошарашенно пробормотал Костоправ.
— Силен, крестоносец, силен, — вздохнул Виктор. Что бы там ни было, а этот Инквизитор оказался достойным противником. — Сколько пуль он поймал?
— Что в рожке было — все его, — хмуро ответил А-Ка. — Нет больше патронов. У Инквизиторов, видать, с боеприпасами тоже напряженка.
— Как у всех, — вздохнул Виктор. — Иначе бы крестоносцы не таскали с собой мечи, копья и арбалеты.
— И ствол, гад, разнес к едрене-фене, — сокрушенно покачал головой А-Ка.
Разбитый автомат полетел на землю.
— Да ладно, не бери в голову, — успокоил Стрельца Костоправ. — Все равно в Котле боеприпасов к такой пушке хрен найдешь.
— С калашом что? — спросил Виктор.
— Тоже пустой, — махнул рукой А-Ка. — Там всего-то с полрожка было.
Что ж, печально. Если опять что стрясется — уже не отстреляешься…
— А-а-а! — от звонкого крика, раздавшегося вдруг где-то совсем рядом, вздрогнули все трое.
* * *
Кричали из костра, о котором сибиряки успели забыть. И о самом костре, и о мешке, оставленном на костре.
Между тем огонь разгорелся уже довольно сильно. А оглушенная жертва Святой Инквизиции, видимо, пришла в себя.
— А-а-а! Помогите!
Существо в мешке кричало совсем как человек.
— Какого черта?! — пробормотал Костоправ.
Перетянутый веревками мешок извивался на куче дров в кольце подступающего пламени. Тот, кто был внутри, наверное, уже задыхался в дыму и чувствовал нарастающий жар.
Тот или та…
— По-мо-ги-те-е-е!
«Девчонка!» — понял Виктор. Судя по голосу, там, в мешке, была обычная девчонка, а не какая-нибудь котловая тварь и не зеленокожий дикарь, не понимающий человеческой речи. И девчонка эта скоро сгорит заживо.
Видимо, пленница Инквизиторов слышала стрельбу. Потому и зовет на помощь в надежде на спасение.
— По-мо… кхе-кхе-кхе!
Пленница зашлась в кашле.
Времени на раздумья не оставалось. Виктор бросился к костру. На бегу перепрыгнул через зеленокожего с разрубленной головой.
— Куда, Золотой?! — послышался сзади встревоженный голос А-Ка и….
— Сгоришь, дурень! — крик Костоправа.
Больше он не слышал ничего. Только треск костра, хруст под ногами и судорожный захлебывающийся кашель.
Уткнувшись лицом в рукав, Виктор нырнул в огонь и дым. Пламя заключило его в жгучие объятия. Нестерпимый жар сжал раскаленными тисками.
Он все же проломился сквозь огненную стену. Оказался на задымленном пяточке, куда еще не добрался огонь, но где уже трудно было дышать, а слезящиеся глаза ничего не видели в плотных белых клубах.
Хрусткая податливая куча, дров проседала, рассыпалась и норовила поймать ослепшего человека в десятки капканов.
«Только бы не подвернуть ногу! — думал Виктор. — Только бы не подвернуть!»
Подвернешь — упадешь, застрянешь и уже не выберешься. Сам останешься в огненной ловушке.
Виктор ориентировался на звук — на испуганный девчоночий визг, мешающийся с надсадным кашлем. Пленница Инквизиторов больше не звала на помощь. Она просто орала от страха, глотала дым, кашляла, орала снова и опять заходилась в кашле. Виктор вслепую шарил вокруг.
Вот! Нашел! Пальцы сжались на грубой мешковине.
Виктор потянул живой дергающийся тюк по дровяному завалу.
Страх и отчаяние придали сил. Огонь подстегнул сильнее, чем бич африканского работорговца.
Снова стена пламени. Пронзительный вопль в мешке.
Виктор вывалился из огня прямо в руки Костоправа и А-Ка. Туго увязанный мешок тлел и бился, как жирный червь, насаживаемый на рыболовный крючок. Одежда Виктора дымилась, волосы пахли паленым, ныла покрасневшая кожа на руках и лице, но сильных ожогов, слава Богу, не было.