Они обошли меня с тылу, и один из них – вовсе не тот, на ком я сосредоточил свое внимание, – с размаху засадил ржавым прутом в мою дурную голову. Я услышал характерный звук рассекаемого воздуха и успел уклониться: удар пришелся по левому предплечью. Моя рука повисла, как плеть. «Что-то жестковато для таких пацанов», – промелькнула у меня растерянная мысль. Все же не ждал я от них подобной решимости – я ведь такие вещи чувствую… Но на этом дело не закончилось, а только началось. Удары тут же посыпались на меня со всех сторон. Стальные прутья мелькали в воздухе со свистом, впиваясь в мое тело, словно я разворошил осиное гнездо, и рой неумолимых насекомых вонзил в меня сотни ядовитых жал. Я защищался как мог, но силы были не равны. В конце концов, им удалось повалить меня на землю, и они принялись орудовать ногами в тяжелых армейских ботинках. Я понял, что они не остановятся – они будут пинать меня до тех пор, пока я не «остыну»…
Левая рука не действовала, но правой-то я еще мог двигать, и я потянулся к медальону: похоже, у меня оставался только один выход из этой «гостеприимной» реальности… если медальон сработает…
Впервые я увидел воочию сам момент перехода… Это было невероятно. Забыв о жгучей боли во всем теле, я завороженно наблюдал за происходящим: вокруг все мгновенно изменилось, хотя я лежал на том же месте. Словно оборвался кадр в киноленте, и к обрывку подклеили другой – снятый из той же точки, но в другое время. Мои истязатели растворились в воздухе, как туман, но затем материализовались снова и совсем неподалеку…
Они стояли и трепались о чем-то, не глядя в мою сторону. Вдруг я испугался: а если ничего не произошло, если я никуда не переместиться? Тем более что феерическое ощущение перехода, похожее на сон, тут же стало меркнуть, стираясь из памяти. И мне по-прежнему гораздо привычнее было предположить, что это те же самые парни, из той же самой реальности, а я лишь на время потерял сознание; сейчас они немного передохнут и снова примутся за меня… А на мне уже и так живого места нет…
Но этого не случилось. Когда один из них обратил-таки внимание на мою донельзя скромную персону, распластанную на асфальте в ожидании своей участи, он издал неопределенный возглас и указал на меня остальным. Они дружно двинулись в мою сторону, но в их глазах я прочитал лишь любопытство, да и стальных прутьев в руках у этих парней не было…
– Где ж ты так нарылся, мужик, – спросил самый рослый, даже вроде бы с ноткой участия в голосе. – Мятый какой-то… Под машину, что ли, попал?.. Жека, ну-ка, глянь – есть у него бабло… Откуда ползешь-то, мужик?
Я молчал.
Тот, кого назвали Жекой, деловито обшарил мои карманы. Воспротивиться этому я был не в состоянии. Деньги они тут же поделили, а бумажник швырнули в урну. Потом Жека потянул за ворот моей рубахи и увидел медальон:
– Рыжье, кажется, – заметил он.
Я из последних сил вцепился в медальон, но он уверенно разжал мои скрюченные пальцы и сорвал медальон с моей шеи. Я беспомощно глядел на него снизу вверх. Парень выпрямился, и я краем глаза уловил, как он замахивается ногой, обутой в тяжелый ботинок, но ничего с этим поделать я уже не мог…
Глава двадцатая
– Наконец-то! – сказал Кегля, сияя, как начищенный медяк, только искренней. – Я думал, ты меня бросишь…
– Брошу? – с трудом выговорил я, испытывая совершенно явственное ощущение, будто губы мои оклеены шершавой бумагой.
– Я тут уже второй день торчу, – пояснил Виталик. – Сказали, ты вряд ли скоро очнешься, но обещали сделать все возможное… Я их очень просил.
– Уговорил, значит… – поморщился я, косясь на белую кафельную стену справа от кровати и металлическую стойку капельницы, вьющейся змеей к моему запястью. Голова моя добросовестно раскалывалась, а левое предплечье сковывал гипсовый панцирь. И очень хотелось спать…
– А ты как здесь оказался? – спросил я, покончив с рекогносцировкой.
– Мне Ирка позвонила – сказала, что тебя сюда привезли. А ей менты сообщили. Она же все еще у тебя живет… Но говорит, чтобы ты ее не ждал.
Я и не ждал…
– Говорят, у тебя с печенью проблемы, – вздохнул Виталик. – Больше ничего не говорят – я же не родственник… Иголка у тебя выпала.
– Иголка?
Кегля кивнул на капельницу: игла действительно вывалилась из катетера, прилаженного пластырем к моей руке.
– Сейчас сестру позову, извини, я сам не умею, ты же знаешь.
– Чего тут уметь… – буркнул я. – Ладно… Дай пока сигаретку.
– Спятил? Тут нельзя.
– Окно открой – лето на дворе.
Виталик приоткрыл окно и снова уселся на стул.
– А сигарету?
– Не дам, – решительно отрезал он. – Мало ли что там у тебя с печенью – помрешь еще…
– Далась тебе моя печень! – попытался разозлиться я, но – не получилось. Слабость, словно губка, впитывала избыточные эмоции, и голос меня совсем не слушался. Кажется, я говорил с интонациями обиженного ребенка: праведную решимость Кегли это вряд ли могло сломить… И точно – он и бровью не повел.
– Болит? – сочувственно поинтересовался Виталик.
– Нет… – Я собрался с духом и сел, спустив ноги с кровати: голова кружилась, и меня здорово мутило.
– Куда! – всполошился Кегля. – Тебе лежать нужно, ты же в коме!
– Сам ты в коме, – вяло откликнулся я, по-прежнему чужим, капризным голосом: однако туман в моей голове постепенно оседал… Но слабость была убийственная. – Дай сигарету, – снова потребовал я как можно более решительно.
– Не дам, – огрызнулся Виталик, правда, укладывать меня перестал.
– Медальон у меня увели, – сообщил я Кегле.
– Знаю, – кивнул он, – с ментами разговаривал. Они взяли этих козлов, которые тебя отделали, – кто-то из окна увидел, что тебя кантуют, и ментам позвонил. Правда, эти ублюдки малолетние уверяют, что тебя не трогали… Но здесь, Валя, я тебе скажу – народ совсем заврался… Этих-то хоть понять можно, а другие просто так гонят, без причины…
– Эти правду говорят… Так, может, разок добавили.
– В смысле?
– Потом расскажу… – отмахнулся я.
– Правильно, не напрягайся, – одобрительно заметил Кегля.
– Слушай, Виталик, мы когда с тобой в последний раз виделись? – на всякий случай уточнил я, пытаясь синхронизировать свое внутреннее время с текущим.
– Последний раз? Это когда ты из спальни не вернулся?
– Верно…
– С медальоном экспериментировал?
– Ага.
– Два дня назад это было… И как там у нас?
– Ты знаешь, по-другому. Совсем не так, как раньше… Что-то странное происходит.
– Я же говорил, – кивнул Виталик. – Крестные ходы, да?
– Крестных ходов не видел, но вот Ольга…