В лицо посветили фонарем. Кирилл заморгал, растерянно поводя взглядом.
— В ауте, — констатировал хриплый голос.
— Доведем его до своих? Тут вроде рядом…
— Рядом не рядом, а волынки на пару часов. Пока все бумаги их дурацкие с показаниями очевидцев заполним… Это ж ходячая бюрократия, а не люди! Да к тому же у нас ценный груз! — проговорил одноглазый командир, зло пнув связанного лохмача, а потом подошел к сидящему посреди двора Кириллу. — Не обессудь, парень, нам поторапливаться надо. Но и один ты тут загнешься, факт. Так что придется с нами прогуляться… Однако, мужики, Лукич теперь нас озолотит! — переключился Вотан с грустных тем на свои, животрепещущие, и стиснул плечо юноши. — Если б не ты, найденыш, хрена бы мы так легко лохмача спеленали! А за фарт платить надо. Проси, чего хочешь!
— А не будет с него? — скривился один из подручных Вотана. — Что, спасенная шкура уже ничего не значит?
— Жадность фраера погубит! — наставительно поднял затянутый в перчатку палец одноглазый. — Так мой батя покойный говорил, а батя… Ладно, не о том я. Слышь, парень? — он повернулся к Зорину. — Я ведь не шучу. Чего хочешь? Патронов? Снарягу какую? Дурь? Только скажи — у нас, егерей, ко многому доступ есть.
— Ничего не надо, — произнес Кирилл трясущимися губами, не в силах смотреть на растерзанное тело Павла. — Только вещи брата… отдайте…
— Чего стоите? Слышали ведь, — обратился одноглазый к своим спутникам, поглаживая ладонью рукоять заткнутого за пояс топора.
— Командир, не по закону это. Кто первым нашел, того и добыча, — пробормотал один из них, уже успевший надеть на себя шлем, принадлежавший Павлу, и совершенно не желавший расставаться с неожиданно обретенным богатством.
— Разговорчики в строю! — рявкнул Вотан, оскалившись не хуже лохмача и сверля глазом ослушника.
— Ладно, подавись, сука! — набычился тот, кидая Кириллу под ноги рюкзак Павла. — Все остальное на станции отдам, все равно сам не дотащишь! Хотя надо бы с тебя слупить за услуги носильщика…
— Вотан, может, для надежности, еще раз вколоть? А то очухается на полдороге — гемора не оберешься, — подал голос другой, кивая на тушу мутанта.
— Не надо, — покачал головой тот. — Сдохнет еще ненароком из-за передоза. Лучше парню вколите нашего, укрепляющего. Возьмем его с собой, а когда очухается, сам домой вернется. Рагнар, свяжи зверюге лапы двойными веревками, я-то силищу этих тварей знаю! И накинь на ублюдка второе покрывало.
Кирилл безучастно наблюдал, как ему вгоняют в вену иглу и выдавливают желтоватую жидкость, как лохмача укутывают в белую простыню, и таким же белым полотном накрывают его самого.
— Это для маскировки. Нам еще долго по снегу топать, — успокаивающе прогудел в ухо густой бас и скомандовал: — Все! Валим!
Четверо из отряда приготовились поднять тюк с запутанным в металлическую сетку лохмачом и отходить. И тут в густом мраке подворотни зажглись три коротких вспышки. Вероятно, это был именно тот отряд, на встречу с которым братья вышли пару дней назад.
«Надо же подать сигнал! Сказать, что я тут. Что Павел…»
Но то ли от усталости, то ли от стресса, то ли от вколотого «стимулятора» голосовые связки сковало нежданным спазмом.
— Кто во дворе? — раздался тем временем зычный бас.
— Библиотекари, ёпт! — зло прокричал в ответ Вотан, впрочем подавая ответный сигнал.
— Остряк, да? — донеслось из арки. — Я жду ответа!
— Егеря Ганзы! Чего надо? — гаркнул здоровяк, поводя стволом висящего на плече пулемета и внимательно наблюдая за проходом, где в темноте возникло движение.
— Сталкеры Полиса! — послышалось в ответ. — Какого хрена вы здесь забыли? Это территория Боровицкой!
— На экскурсию пришли! — буркнул кто-то рядом с Кириллом.
— Помощь нужна?
— Сами справимся. И вы топайте, куда шли. Привет браминам!
Кирилл шел рядом с командиром отряда, и временами тот поддерживал нетвердо шагающего парня под локоть.
— Я сначала думал тебя вашим отдать, — рассуждал тот. — А потом прикинул: раз ты молчишь, может, и сам не шибко рвешься обратно? Да и не хотелось мне, если честно, с твоими коллегами ручкаться: мы ведь и впрямь на их территорию забрели…
Поскольку Кирилл не отвечал (хотя способность говорить к нему уже вернулась), одноглазый продолжал:
— Если хочешь, давай к нам, в егеря? Отряд маленький, новый человек не помешает. Особенно если он такой счастливчик, как ты. Это ж надо — безоружным из лап лохмача уйти, да чтоб без единой царапины! Глядишь, и нам чуток твоей удачи перепадет… В охотники ведь особо никто не рвется. Говорят, работа больно опасная. У всех, видите ли, семьи, дети. А ты знаешь, сколько за одну пойманную тварь дают?! — в голосе Вотана послышалось непонятное раздражение. — Слышь, а у тебя-то есть кто: жена там, родители?
Вспомнив о Павле, Кирилл сжал в кулаке сталкерский жетон брата и не смог сдержать болезненного всхлипа.
— Понятно. Значит, нет. Тогда, если мое предложение по сердцу, — добро пожаловать к егерям! Только имя свое родное забудь. Не в чести у нас без кликухи ходить. И потом, как-то так само получилось, что все наши малость на скандинавке свернутые — викинги там всякие. Ну, ты понимаешь…
Кирилл понятия не имел о том, что такое «викинги», но машинально кивнул. Какая ему, в сущности, разница? Вон, фашисты с Рейха — сплошь Гансы да Вольфы, хоть по паспорту все больше Иваны да Николаи. Как говаривал когда-то отец: «Каждый сходит с ума по-своему. Особенно — в этом чокнутом мире…»
— Так я и говорю, — продолжал одноглазый. — Чтоб из команды не выбиваться, давай ты будешь… будешь… о, Бьярни! Здорово придумал, а, Бьярни? — ища одобрения, Вотан посмотрел на свежезавербованного, а потом сам же и добавил. — Здорово!
— Здорово, — кивнул Кирилл. — Только я буду — Павлом.
Юноша произнес это тихо, но в голосе его послышалось что-то такое, отчего Вотан только удивленно наморщил нос. Потом положил руку Зорину на плечо и, слегка притянув к себе, неожиданно мягко сказал:
— Не грусти, Павел! Жизнь такая штука, что… Ну, сам знаешь!..
Глава +1
МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ
В детстве, помнишь, мыльные пузыри:
Выдувал гирляндами, чуду рад.
Нынче разве радостью озарит
Эта глупость пенная взрослый взгляд?
Хоть как прежде любим мы щеки дуть,
Лопаться от зависти через раз.
Глупыми надеждами жизни муть —
Пузырями мыльными — тешит нас.
Жаль, живут мгновения эти вот
Шарики печальные. Чья вина?
Мыльным послевкусием полон рот,
Разочарованием грудь полна.
Только и останется — созерцать