Капитан Филибер - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Валентинов cтр.№ 6

— Отойдем.

В дальнем конце оврага обнаружилось старое кострище. Зола, угольки, несколько полусгоревших чурок… Котелок — ржавый, с пробитым дном. Сразу же захотелось поддать его сапогом.

— Как настроение личного состава, портупей?

Иловайский дернул плечом, поправил ремень винтовки.

— «Баклажки» рвутся в бой, хотят атаковать. Кто постарше… Если честно, страшновато. Оружие нет, одна винтовка, два револьвера… И не убежать — степь.

Парень не рисовался, не пытался играть в героя. И это очень порадовало.

Винтовок у нас было две, если считать с моей, трофейной. Кое-что имелось в карманах господ офицеров — и в моем тоже. Но все равно — кисло.

Я поглядел в серое низкое небо, представил, как мы все выглядим сверху — маленькие муравьишки на дне неровной ямы…

…Вторая стадия — «стадия шлема», она же одноименный «синдром». Считается очень опасной, опаснее первой. Все вокруг кажется не настоящим, нарисованной декорацией, «виртуалкой». «И свинцовые кони на кевларовых пастбищах…» Люди — всего лишь «функции», фигурки на шахматной доске. Я — единственный живой человек в моем маленьком Мире, единственный Разум, остальные — марионетки…

Потом это пройдет. Если «потом» наступит.

Но я же — не единственный Разум! Я вообще не «разум», этот портупей, успевший повоевать с Центральной Радой, куда больше меня знает, что нужно делать, как поступить!

И все-таки — «синдром шлема». Где-то совсем недалеко отсюда лежит солдатик, возжелавший прикупить у меня часы. Мертвый… А может и живой, я стрелял в живот, чтобы наверняка, чтобы с первого выстрела. Истекает кровью, стонет… Я подумал о нем только сейчас — и ничего не почувствовал. Просто вспомнил.

Между прочим, трофейный «сидор» оказался как-то подозрительно тяжел.

— Портупей, поручите кому-то… Или лучше сами. Среди вещей — два моих мешка. Один легкий, там папиросы, второй потяжелее. Я его у «товарища» конфисковал. Загляните, только осторожно. Как бы не рвануло.

— Так точно! — в глазах Иловайского мелькнуло любопытство. — И еще… Господин капитан, ребята боятся… То есть… Ну, в общем, мы не хотим, чтобы вы считали нас трусами. Мы сошли с поезда…

О господи! Зря, выходит, подумалось, что портупей — не из героев. Но чему удивляться? Время такое, можно сказать, эпоха. «А прапорщик юный со взводом пехоты пытается знамя полка отстоять, один он остался от всей полуроты…»

Кажется, пора браться за политработу.

— Господин портупей-юнкер, — проникновенно начал я. — Истинный образец храбрости, а заодно и галантности, показал некий рыцарь, который сражался с драконом, стоя к нему спиной, дабы не отводить взгляда от присутствовавшей там же дамы. Его подвиг да послужит нам примером.

Иловайский хотел что-то возразить, но я поднял руку.

— Минуточку! Подобных героев обожают романтические поэты — сволочь, которая прячется от фронта и зарабатывает себе на кокаин, призывая других героически умереть за Родину, желательно в страшных мучениях. Вы — будущий офицер, значит должны понимать: ваша цель — не погибнуть за Родину, а сделать так, чтобы за свою родину погибли враги. Можно в мучениях. С поезда вы сошли, последовав настоятельному совету старшего по званию. Вопросы?

Вопросы у портупея явно имелись, но ответить не довелось.

— Капитан! Кайгородов! Сюда, скорее, распрогреб их всех в крестище через коромысло в копейку мать!..

Доходчиво. Убедительно.

* * *

Песня — непрошеная, чужая в моем маленьком Мире, не отпускала, не хотела уходить. «Он», ставший теперь мною, все не верил, не мог осознать до конца…

Загорится жизнь в лампочке электричеством,

Прозвенит колесом по листам металлическим

Упадет с эстакады картонным ящиком —

Я знаю, что все это — не настоящее.

Я сцепил зубы. Настоящее, все это — настоящее. Черный террикон справа, красные крыши впереди, склон, фигурки — малые мурашки — бежавшие вниз по склону. Мурашки то и оглядывались, дергались, некоторые падали…

Щелк! Щелк! Щелк-щелк-щелк!..

Отстреливались… Точнее, пытались — у тех, кто лупил по ним со стороны поселка, получалось не в пример удачнее.

Если мурашки добегут, скатятся вниз по склону, то неизбежно наткнутся на нас. Иного пути у них нет.

Щелк! Щелк-щелк-щелк!..

— Русская сказка есть — про домик, — сообщил невозмутимый Хивинский, поудобнее пристраивая винтовку, ту самую, трофейную. — Лягушка шла, в домик зашла, потом мышка шла, потом медведь… Мы сейчас, как в домике.

Кажется, поручик подумал о том же, что и я.

— В теремке, — несколько обиженно уточнил фольклорист Згривец. — Про теремок сказка! Или вы ее, поручик, так сказать, адаптировали?

— Про шатер сказка, да? — легкий акцент Хивинского угрожающе загустел. — Сказка твоя-моя патриархальный детство, да? Среди пустыня ровныя шатер стоит, да? Бар-якши, да? Один верблюд идет, да? Шатер видит, кыргым барам, да?

Я покосился на разговорившегося поручика. Михаил Хивинский… Про пустыню, верблюда и «кыргым барам» он, конечно, зря. Такие, Пажеский корпус заканчивают. Но все-таки любопытно. Не грузин, не черкес. Может, действительно… Хивинский?

— Между прочим, это максималисты, — закончил поручик на чистом русском. — Сиречь, господа ба-а-аль-ше-вички. Повязки видите?

Вот уж кому очки без надобности! Я всмотрелся… Верно! Красные повязки на рукавах. Не у всех, но у троих или четверых — точно.

— Они, — вглядевшись, согласился штабс-капитан. — Свиделись, разтрясить их бабушку в кедр Ливанский да через трех святителей матери их гроб…

Рядом зашелестело. Краем глаза я заметил портупей-юнкера. Иловайский, нагло нарушив приказ — сидеть и не высовываться, пристраивался поблизости. Само собой, не один, с винтовкой.

— Кипит мой разум возмущенный! — чисто и красиво пропел разошедшийся поручик. — Прицел — четыре, портупей!

— Есть!

* * *

Он снова увидел мир со стороны. Ледяная уходящая осень, низкое каменное небо, черная пирамида среди окаменевшей степи. И люди — мертвые люди на мертвой земле. Их уже нет, их и не было, они — всего лишь сигналы, импульсы, раздражение нервных окончаний, шипастые «импы» в DOOMе. Бродила-стрелялка «1917. Kill maximalist!» Убей большевика!..

Этот мир находится на последнем издыхании,

Этот мир нуждается в хорошем кровопускании,

Этот мир переполнен неверными псами —

Так говорил мне мой друг Усама…

Лабораторный журнал № 4

10 марта.

Запись вторая.

Изучаю Журнал № 1. Для того они, журналы, и нужны. Опыт, как слои на антарктическом леднике — наслаивается, наслаивается, наслаивается… По крайней мере, теоретически. На практике же, Первый (равно как и Второй с Третьим, чьи журналы я уже просмотрел) скорее самовыражается, чем описывает научный эксперимент. Тоже материал, но для психолога. Или психиатра.