Созвездье Пса - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Валентинов cтр.№ 44

Борис, подумав, предлагает выпотрошить Сусмана из спальника и спать в оном спальнике по очереди. Предложение дельное, но Иоанна все-таки жалко.

…А вот по очереди — это мысль.

Итак, первая смена — я — ложится спать, завернувшись в одеяло, вторая смена — Борис — сидит у костра и поддерживает огонь. Через час смены меняются. Просто и ясно — хотя и холодно.

…Часовые у костра, часовые у огня, скоро очередь моя…

Сон — не в сон. Поневоле начинаешь думать о ставшем вдруг таким родным лежаке, оставшемся на нашей Веранде, пусть он колченогий и без одной доски… Но боже мой, как ему там сейчас одиноко, стоит себе, укрытый бесполезным спальником, один-одинешенек, ежели, конечно, злодей Лука не вздумал использовать его в своих интересах. Ну, если узнаю!.. Кроссовки бы под голову подложить, но, пожалуй, не стоит — ноги и так дубеют.

Легкий толчок в плечо. Ого, да я все-таки умудрился заснуть! Ну, давай, Борис, отбивайся, я как раз и место нагрел.

Темный южный небосвод нависает над самой голо-бой, Небесный Пес скалится, подмигивает желтым глазом… Плохо, что дрова кончаются, если костер даст дуба, то не до светил небесных будет. Орион, Кассиопея, Лебедь, Медведица… Двойная звезда, та, что вторая от ручки ковша…

…Два года назад я учил О. различать созвездия. Над Западным городищем так же горели звезды, а потом всходила луна, трава становилась белой, словно высеченной из камня… Жаль, ни я, ни она не поняли, что все умерло еще тогда. Херсонес не имеет продолжения, начавшееся среди мертвых развалин там же и заканчивается. Зря она вышла в этом году к Перекрестку Трех Дорог. На наших губах пыль — серая, сухая херсонесская пыль.

…Прощай, прощай, позапрошлое лето, прощай, позапрошлая любовь, прощай позапрошлая сказка. Тебя не было, ты приснилась, ты привиделась под хер-сонесскими звездами…

Все…

Этой ночью я щедр и дарю Борису лишних десять минут сна. Спит он крепко, даже будить жалко. Но что делать? Ладно, накрываемся с головой… Не поможет, конечно, но все же какая-то иллюзия. Эх, дровишек мало, не дотянет костер до рассвета!..

Вновь заступаю на вахту, когда от предутреннего холода уже ничто не может спасти. Угли костра еле краснеют, и даже дополнительная пайка дров, добытая Борисом бог весть где, не помогает. Можно, правда, пройтись по поляне — или пробежаться, отжаться от земли… Огонь греет только кончики пальцев, протянутых сквозь сизый дымок к умирающим углям. Не-е-ет, это на сырость не похоже, тут уж скорее поверишь в Духов Ночи, чей самый страшный, предрассветный час уже наступил… Лучше всего сидеть на последнем несгоревшем чурбачке у того, что еще недавно было костром, и стараться не оглядываться лишний раз. Мало ли? Это не тихие призраки Западного городища. Эка, обступили, навалились, через плечо заглядывают…

…Мы здесь, мы рядом, мы пришли, мы за вами, мы не исчезнем, мы всюду, мы в серых углях, мы в черном небе, мы в черных мыслях…

Нет, врете, мы вас сигареткой! Ничего, что сырая, загорится! Капюшон штормовки на голову, все стружки и щепки в огонь, все клочья газет туда же… Что, не разгорается? Разгорится… Ну то-то!

Когда вновь приходит время менять вахту, на востоке уже розовеет, чурочки весело трещат в огне, а сверху красуется кастрюля с остатками каши. Что, друг Борис, тяпнем горячего? Правда, неплохо? А мы еще и чаек поставим, пока вся армия дрыхнет.

А ночь-то, между прочим, кончилась!

Тихий вечер. Остывших камней немота.

А душа, словно ветер, тиха и пуста.

Между Будущим темным и тягостным Прошлым, Словно поздний закат, проступила черта.

Солнце, выползшее из-за далеких скал, сразу создает уют. Милая полянка, ничего не скажешь, как это мы только раньше не заметили? А кстати, пора бы орлам вставать. Сейчас бы по самому холодку и пробежаться. Отдохнуть можно и в полдень, в тенечке.

Эй, братья-славяне!

Первым просыпается Черный Виктор. Командир — всегда командир. Доблестный августовед, не успев даже протереть глаза, тут же отправляется к ручью за водой. Молодец, конечно, но мог бы и Сус-мана разбудить, а то спит себе, сопит в обе ноздри — равно как и все остальные. Чую, чую, не бегать нам по холодку! Что поделаешь, любят они солнышко, и не просто, а чтоб под ногами камень дымился… Виктор, кашу ставить будем? Правильно, и чаем обойдутся, а то на полный желудок идти совсем невесело.

Виктор торопит, но расшевелить сонную компанию не так-то легко. Только в начале десятого, когда солнце уже печет вовсю, трогаемся в путь. Утешает то, что, по уверениям Сусмана, идти придется в основном лесом.

И на том спасибо!

Лесная дорога, меченная деревянными столбиками с непонятными цифрами, узка, мы с Борисом, вновь составившие авангард, еле-еле вписываемся в ее русло. Идти легко, сегодняшняя дорога — сущие пустяки по сравнению со вчерашним, а встречающиеся порой горки — смех рядом с Тепе-Керменом. И Сусман оживился — старается не отставать от нас, достаточно уверенно ориентируясь в этой чащобе. Кажется, сей участок и вправду ему знаком.

Этот почти идиллический маршрут откровенно скучен. По пути не встречаем ничего, достойного внимания, — и, увы, уже не встретим. Сейчас перевалим невысокий отрог гор, вклинившийся в степь, а там уже равнина, автобусы пылят…

Да, идти нетрудно. Ведьмочки резво скачут, перебегая из хвоста в голову колонны, вампиры и те набавили ходу, а Сусман заводит глубокомысленные беседы о своем будущем аспирантстве. Ох уж эти будущие аспиранты!.. Короткий привал — и мы выходим к опушке, расположенной над длинным и пологим спуском в долину. Вот, собственно, и весь перевал. Где-то там, внизу, правда, еще достаточно далеко, Куйбышево, точка расставания.

…Меня всегда дергает от таких названий. Куйбышево, Ароматное, Танковое, Майорское, Героевское… Вся карта Тавриды покрыта этими новоделами послевоенной застройки. Лишь до неузнаваемости перестроенная мечеть или случайно сохранившаяся арабская надпись у источника намекнут об истинной истории этих мест, перечеркнутой нелепыми псевдонимами, перечеркнутой глухим забвением. Исчезли, сгинули, навек пропали Инкерман, Карасубазар, Аджимушкай, Эльтиген. Хорошо еще реки сохранили свои имена, да море все еще Черное, а не какое-нибудь «имени XXVI съезда». Кипарисы — и те уцелели чудом, попав под державный гнет Кремлевского Горца, повелевшего заменить их эвкалиптами. Бедные кипарисы, их-то за что?

…Тяжела Его длань, тяжела Его воля, тяжело Его слово. Мертвая длань, мертвая воля, мертвое слово… Он не ушел. Он все еще с нами, всемогущий, великий, всесильный. Даже здесь, даже среди пустынных гор мы слышим Его голос, чуем взгляд его желтых тигриных глаз…

Чем дальше, тем жарче, тем выше вздымается придорожная пыль. Дорожка переходит в асфальт, мимо нас начинают проноситься рейсовые автобусы и легковушки, начиненные туристами. Не завидую Черному Виктору — поход по столь индустриальному пейзажу вряд ли может понравиться. Почти с облегчением мы с Борисом замечаем белые кварталы домов, абсолютно одинаковых и безликих, — паршивый городок Куйбышево, обитель густопсовых отставников. Куй-бышево, развалившееся на месте разоренного древнего Албата…